Дороги Мертвых, стр. 13

— На сто миль вокруг?

— Ну, может быть на двести.

— Они знают Круг и знают меня?

— Описание вашей внешности путешествует из одного рта в другой — они убеждены, что вы особенный человек.

— Да, но — все это очень странно.

— О, вот в этом я не сомневаюсь. Но это правда.

Маролан нахмурился и задумался. Арра терпеливо ждала, пока он был погружен в размышления. Наконец он сказал, — Арра, мне в голову пришла мысль.

— И какая?

— Эта банда грабителей, они ведь тоже слышали о нас, не правда ли?

— Да, скорее всего да.

— Во всяком случае многие из них?

— О, да, конечно. Они появляются в местах, которые находятся меньше чем сто миль от нас. Сами они из области Силавия, где-то в сорока-сорока пяти милях от нас вокруг озера, и когда у них плохой урожай — а это случается достаточно часто, так как бог, которому они поклоняются, ничего не делает, чтобы дать им хороший — они грабят всех вокруг них.

— Да, понял. Но тогда…

— Милорд?

— Тогда мне пришло на ум, что если мы продолжим предупреждать их жертвы о возможных нападениях, им это может не понравиться.

— Да, это возможно, милорд. И, если подумать, я начинаю считать, что это очень возможно.

— Так я и думал.

— Тогда может быть вы думаете, ну — может быть вы думаете, что мы должны перестать предупреждать о нападениях?

— О, нет! — сказал Маролан. — Я определенно не собирался предлагать настолько сильные меры!

— Очень хорошо. Так как на мгновение я испугалась…

— Да?

— Я испугалась, что вы начинаете показывать признаки своего возраста.

Шестая Глава

Как год спустя Автор возвращается в Черную Часовню, а Маролан начинает сердиться

Мы перенесемся во времени примерно на год вперед от нашей предыдущей главы, хотя и останемся в той же географической точке — то есть в местечке Черная Часовня. Если как следует осмотреть эту деревню (или, возможно, мы должны сказать город) летом 244-ого года Междуцарствия, внимательный наблюдатель должен заметить несколько небольших изменений со времени нашего последнего визита: таверна, в которой Маролан встретил Миску, полностью исчезла, за исключением кирпичной дымовой трубы, стоявшей как памятник. На месте гостиницы, в которой он провел свою первую ночь, не осталось ничего, даже дымовой трубы, хотя несколько закопченных камней указывает, что здесь что-то стояло. Коттеджи, служившие домом для колдунов Круга, исчезли, на их месте остались дымящиеся руины. На самом деле не осталось ни одного дома или постройки на том месте, где когда-то была главная улица деревни. Людей на улицах был не видно; они были бы совершенно пустыми, если бы не небольшие стаи крыс, рыскавших среди развалин в поисках чего-нибудь съедобного, и нескольких собак, бегавших за крысами.

После такого внимательного обследования местности, наблюдатель был бы вправе заявить, что в самой Черной Часовне и вокруг нее произошла какая-то катастрофа, и, должны мы заметить, наблюдатель был бы совершенно прав.

Чтобы обнаружить причину катастрофы, давайте войдем в саму часовню, которая, несмотря на определенные разрушения — несколько камней из стен было выломано, а остальные выглядели так, как если бы их пытались поджечь — все еще стояла и, более того, была обитаема: Маролан и Арра стояли у алтаря, разговаривая друг с другом и мы берем на себя смелость подслушать их беседу почти с того самого момента, когда они начали обсуждать интересующий нас вопрос. А именно тогда, когда Арра сказала, — Все попрятались.

— Это самое лучшее, — сказал Маролан.

Арра кивнула. — Вскоре они появятся опять.

— Это случилось быстро?

— Пока вы занимались медитацией.

— Мне кажется, что я провел не больше двух-трех часов, пытаясь путешествовать по астралу, — сказал Маролан.

— И каковы ваши успехи?

— Был момент, когда я почувствовал, что очень близок к тому, чтобы чего-нибудь достичь.

— Ну, это совсем неплохо, — сказала Арра.

— Но за это время они пришли и ушли?

— Да, — сказала Арра. — Они были очень быстры. На самом деле они ушли даже меньше, чем через час. Я побежала за вами, но все уже было кончено.

— Они убили много народа, не так ли?

— Девять убитых, двадцать или тридцать раненых и, я бы сказала, они снесли всю деревню до основания.

— Но они что-то украли, не правда ли?

— Нет. Они жгли и убивали, это все.

— Случайным образом?

— Так мне показалось.

— Кто-нибудь из Круга пострадал?

— Рикардо получил порез на левой ноге, который доходит до кости; сейчас им занимаются. И Мария растянула лодыжку, убегая от них. Это все.

— Нам повезло.

— Да, милорд.

— Чего же они искали?

— Я уверена, милорд, что они искали вас.

— Меня?

— Они схватили Тамаса и били его, пытаясь заставить рассказать, где вы находитесь.

— Он не сказал им?

— Он не знал.

— Как он?

— Сильно избит, много ушибов, но больше ничего.

— Я должен сам посмотреть на то, что они сделали.

— Понимаю, милорд.

Мы верим, что читатель поймет и простит нас, если мы не последуем за Мароланом шаг в шаг. Признаемся, что вид обгорелых зданий и, еще хуже, окровавленных и исковерканных остатков то, что было людьми, без сомнения привлекает кое-кого из наших читателей. Действительно, мы не можем не знать, что есть целая школа в литературе, которая посвятила себя тщательному описанию именно таких событий, живописуя в малейших деталях каждую пролитую каплю крови, каждую сломанную ногу, каждый агонизирующий крик, каждую черточку, которая может усилить выражение боли. Конечно, природа истории, зафиксированной на бумаге, такова, что любое направление в литературе может отразить ее по-своему; естественно, что обратное тоже верно, так как те, кто сочиняет романы читают историю, а те, кто пишут историю, читают романы.

Мы понимаем, почему некоторые из наших собратьев внезапно обнаруживают, что их тянет на подобные описания: если история производит большее воздействие на читателя, когда возбуждены эмоции, то литература просто требует этого; а описание агонии в самом наглядном виде — самый легкий способ пробудить эмоции читателя. Да, мы понимаем это, но сами не собираемся обращаться к наиболее нерассуждающим и базовым инстинктам нашего читателя, потому что мы верим, что те, кто делают нам честь следовать за нами через эти истории, лучше всего отзовутся на возбуждение на более интеллектуальном уровне.

Однако, хотя мы решили не показывать читателю то, что Маролан увидел на улицах Черной Часовни, тем не менее мы настаиваем, что сам Маролан видел все это. Он провел насколько часов на улицах, говорил с ранеными, утешал обездоленных и качал головой над развалинами деревни. Нет необходимости добавлять, что Маролан, живя здесь почти сто лет, хорошо знал всех, кого убили или ранили; на самом деле он знал все их семьи на протяжении многих поколений, их стоны и слезы не могли оставить его равнодушным.

Когда он в конце концов вернулся в часовню, Арра, увидев его, непроизвольно отступила назад, так как она никогда не видела его в таком настроении, и вообще не подозревала, что он был способен на такую ярость, которая была написана на его лице, хотя он все еще сдерживался. Его глаза светились такой ненавистью, что, хотя что-то похожее видели на тысячах и тысячах битв внутри Империи, по эту сторону Восточных Гор такого не видели никогда. Его рука закостенела на рукоятке меча. Зубы были сжаты, а слова, когда он говорил, выползали изо рта медленно и ровно, причем губы почти не двигались.

— Ну что ж, посмотрим. Они убивали и жгли, не грабя, и они искали меня.

— Да.

— Откуда они пришли?

— С северо-востока.

Маролан кивнул. — Теперь я пойду туда и поищу их.

— Как, вы хотите найти их?

— Да.

— Милорд…

— Что?

— Их семьдесят или восемьдесят. И, хотя в нашем Круге народу больше, они все-таки колдуны, а не воины.