Третье Правило Волшебника, или Защитники Паствы, стр. 12

– Нам есть о чем поговорить. Ты ведь будешь внимательно слушать, не так ли, Лунетта?

Сестра шла за ним по пятам.

– Да, господин генерал. Как всегда.

У окна с тяжелой синей драпировкой Броган остановился.

Вынув кинжал, он отрезал от занавеса длинную полосу вместе с золотой канвой. Облизнув губы, Лунетта раскачивалась, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. Броган улыбнулся:

– Красотулечка для тебя, Лунетта.

Глаза ее засияли. Она засуетилась, прилаживая полоску ткани то к одному месту, то к другому в поисках лучшего сочетания, и захихикала от удовольствия.

– Спасибо, господин генерал. Она быть очень красивая.

Броган зашагал дальше, и Лунетта поспешила за ним. Вдоль стен висели портреты царственных особ, под ногами шуршали дорогие ковры. Арочные двери были обрамлены позолоченными косяками. Алый плащ отражался в бесчисленных зеркалах.

Слуга в коричнево-белой ливрее, склонившись, указал генералу путь в обеденный зал и сам пошел впереди, то и дело оглядываясь и кланяясь своим спутникам.

Тобиас Броган вряд ли был способен испугать кого-то своим ростом и силой, но прислуга, гвардейцы и полуодетые чиновники, столпившиеся в коридоре, бледнели, завидев его. Его, господина генерала, предводителя Защитников Паствы.

По его слову грешников сжигали, независимо от того, были они нищими или воинами, или знатными господами. Хоть королями.

Глава 5

Сестра Верна как зачарованная смотрела на яркое пламя, которое, извиваясь в танце, разноцветными языками взметалось к небесам. Жар был велик, и, если бы не защитные щиты, огонь наверняка опалил бы людей. Огромное кровавое солнце наполовину выплыло из-за горизонта, затмевая собой погребальный костер. Другие сестры еще всхлипывали, но сестра Верна стояла с сухими глазами. Все слезы она уже выплакала.

Кроме одной сестры и одного мальчика-воспитанника, призванных символически охранять Дворец, и, разумеется, утратившей разум сестры Симоны, которую заперли в пустой комнате, защищенной заклинаниями, весь Дворец Пророков собрался здесь, на холме над Танимурой, – около сотни воспитанников и вдвое больше сестер Света и послушниц. Но несмотря на такое количество людей, каждый чувствовал себя глубоко одиноким и стоял, погрузившись в молитвы. Во время погребальной церемонии, по традиции, все хранили молчание.

После ночного бдения над телами усопших у сестры Верны разламывалась спина. От заката до рассвета обитатели Дворца сообща поддерживали над мертвыми силовой щит и возносили молитвы. При этом по всему городу, не затихая ни на мгновение, гремели барабаны, и к рассвету сестра Верна готова была на всю жизнь возненавидеть этот инструмент.

С первым лучом солнца щит был снят, и каждый направил силу своего Хань на возжигание погребального костра. Языки пламени, рожденного магией, взлетели вверх, охватив поленья и два закутанных в саван тела: одно маленькое и плотное, другое – длинное и худое.

Пришлось перерыть все библиотеку, чтобы выяснить, как проводить церемонию – никто из ныне живущих никогда не принимал участия в погребении. Сей ритуал не проводился почти восемьсот лет – семьсот девяносто один год, если говорить точно. Со дня смерти предыдущей аббатисы.

Как удалось выяснить из древних книг, только душа аббатисы должна уйти под защиту Создателя в священной церемонии похорон, но в виде исключения сестры решили даровать такую же привилегию тому, кто так мужественно боролся за ее жизнь. В книгах говорилось, что такое решение может быть принято лишь при условии полного единогласия, и пришлось немало потрудиться, чтобы добиться этого.

По обычаю, когда солнце поднялось над горизонтом, поток Хань прекратился. Лишившись волшебной поддержки, погребальный костер угас, и на зеленом холме остались лишь пепел и пара обугленных бревен. Последняя струйка дыма взлетела ввысь и исчезла в светлеющем небе.

Серый пепел – все, что осталось в мире живых от аббатисы Аннелины и пророка Натана. Все кончилось.

Сестры молча начали расходиться – одни в одиночестве, другие вели, приобняв за плечи, мальчика или послушницу. Словно потерянные души, они брели вниз, к городу и Дворцу Пророков, возвращаясь в дом, где не было больше матери. Целуя кольцо на пальце, сестра Верна вдруг подумала, что со смертью пророка они в некотором роде остались и без отца.

Сложив на груди руки, она отсутствующим взглядом смотрела вслед уходящим. Ей так и не удалось помириться с аббатисой – и теперь уже никогда не удастся. Аннелина использовала ее – а потом унизила и разжаловала в послушницы только за то, что она, сестра Верна, выполняла свой долг и следовала приказам. Хотя Верна знала, что аббатиса сделала то, что должно было быть сделано ради общего блага, ей все равно было больно сознавать, что Аннелина просто использовала ее верность. И выставила дурой.

После того как Улиция, сестра Тьмы, ранила аббатису, Аннелина до самой смерти, все три недели, не приходила в сознание, и у сестры Верны не было возможности поговорить с ней. Только Натан, который делал все, чтобы исцелить аббатису, имел право входить в ее покои. Но в конечном итоге он потерпел поражение. И это стоило ему жизни. Хотя Натан всегда был на вид очень крепким, напряжение этих дней оказалось слишком велико даже для него. В конце концов, ему почти тысяча лет. И за те двадцать лет, что сестра Верна провела в поисках Ричарда, которого все-таки привела во Дворец, он тоже не помолодел.

Вспомнив о Ричарде, Верна улыбнулась. Она без него скучала. Искатель бывал порою несносен, но ведь он тоже стал жертвой планов аббатисы – хотя потом смирился и не держал на Аннелину зла.

У Верны сжалось сердце при мысли о том, что Кэлен, возлюбленная Ричарда, скорее всего умерла, как и было сказано в том ужасном пророчестве. Впрочем, в душе она надеялась, что этого все-таки не произошло. Аббатиса была женщиной весьма решительной и, хотя манипулировала многими людьми, делала это ради всех чад Создателя, а не для того, чтобы удовлетворить личные притязания.

– У тебя сердитый вид, сестра Верна.

Обернувшись, Верна увидела молодого волшебника Уоррена. Он стоял, засунув руки в широкие, расшитые серебром рукава темно-лилового балахона. Посмотрев по сторонам, она вдруг поняла, что они с Уорреном остались на холме вдвоем. Остальные темными точками едва виднелись вдали.

– Возможно, так и есть, Уоррен.

– Почему же, сестра? Верна разгладила складки юбки.

– Возможно, я злюсь на себя. – Кутаясь в голубую шаль, она подумала, что лучше сменить тему. – Ты еще так юн – я имею в виду уровень твоего обучения, – что мне до сих пор не привычно видеть тебя без Рада-Хань.

Уоррен коснулся шеи в том месте, где раньше был ошейник, который он проносил большую часть своей жизни.

– Юн по меркам тех, кто живет под заклятием Дворца, но вряд ли другие назовут меня молодым. Мне сто пятьдесят лет, сестра. Еще раз прими мою благодарность за то, что сняла с меня Рада-Хань. – Уоррен отбросил со лба прядь светлых волос. – Похоже, за последние месяцы весь мир перевернулся вверх тормашками.

Сестра Верна печально улыбнулась:

– Я тоже скучаю без Ричарда.

Уоррен лукаво поглядел на нее:

– Правда? Он ведь очень необычный человек? Я с трудом верил, что он сумеет удержать Владетеля и помешать ему вторгнуться в мир живых. Но, должно быть, он все же смог остановить призрак своего отца и вернуть Камень Слез туда, где ему полагается быть, иначе нас всех уже поглотил бы мир мертвых. Честно говоря, пока не прошло зимнее солнцестояние, мне было здорово не по себе.

Сестра Верна кивнула.

– Те вещи, которым ты помог его обучить, вероятно, ему пригодились. Ты хорошо потрудился, Уоррен. – Она помолчала. – Я рада, что ты решил остаться во Дворце еще на какое-то время, хотя на тебе больше нет Рада-Хань. Тем более что теперь мы остались без пророка.

Уоррен посмотрел на остывающий пепел.

– Большую часть своей жизни я изучал в подвале пророчества и понятия не имел, что многие из них сделаны пророком, живущим у нас во Дворце. Жаль, что мне об этом не сказали раньше. Не позволили поговорить с ним, поучиться у него. Теперь эта возможность упущена навсегда.