Никто не знает ночи, стр. 47

Удар был нанесен с большой силой. Он пришелся Томасу по затылку, но толстая шапка смягчила его, и Томас почувствовал лишь, как страшная, но мягкая тяжесть почти ласково заставила его медленно упасть на колени. Одновременно он услышал, как упали на пол его ботинки, и хотел подобрать их, но руки уплывали от него и… и исчезли. Исчезли ноги, исчезло тело. Исчезло все.

– Спать, – проговорил он, улыбаясь той чуть жалобной интонации, с которой, вопреки его воле, прозвучало слово, и прежде чем окончательно погрузиться в забытье, успел повторить на разных языках: – Schlafen gehen… go to sleep… dormir…

2

…– Но каким образом? – воскликнул капитан. – Как подобное вообще может случиться? Разве здесь не приняты меры безопасности?

– Ты что, считаешь, здесь ставка генерального штаба? – отозвался человек в исландском свитере.

Капитан пропустил его слова мимо ушей. Он обращался к рыжему человечку в комбинезоне.

– Я требую информации, – сказал он. – Мы здесь не марионетки. С нами нельзя обращаться с такой полнейшей безответственностью.

Рыжий человечек пожал плечами.

– Вы же сами видели, охрана сработала. Ничего не случилось.

– Откуда такая уверенность? – спросил капитан. – Может, его немцы подослали. Может, следом придут другие.

– Господи, да он был мертвецки пьян, – сказал медик. – Едва на ногах держался.

– А зачем вы тогда его ударили? – спросила девушка с узким бледным лицом.

– Что вы с ним сделали? – поинтересовался долговязый юноша с окладистой бородой.

– Черт подери, меня спрашивать бесполезно, – сказал рыжий человечек в комбинезоне. – Я к этому не имею ни малейшего отношения, я, как и вы все, должен перебраться через пролив. Понятия не имею, что они с ним сделали. Возможно, пристрелили. Будем надеяться.

– Вы не имеете права так говорить. – Глаза девушки потемнели и казались огромными на бледном лице. – Эрик! – позвала она.

– Можно было бы хоть поговорить с ним, – сказал юноша, выступая вперед. – Это совершенно ненужная жестокость.

– А что, по-твоему, надо было делать? – спросил рыжий человечек. -Нельзя же допустить, чтобы здесь шаталась всякая пьянь, правда? У нас нет времени на разговоры о правах человека, – сказал он и оглядел снизу вверх долговязую худую фигуру, в конце концов упершись взглядом в редкую крашеную бороду и блеклые крашеные волосы. – Думаешь, мы здесь играем в солдат и разбойников? Ты еще не понял, что идет война?

– Но ведь мы вступили в бой против чуждых нам методов не для того, чтобы самим их использовать?

Рыжий скривил губы.

– Нет, мы должны подставить левую щеку, – сказал он.

Пожилой седой человек снял очки и протер их о рукав черного пиджака. Покрасневшими глазами он прищурился на свет, глубокие складки вокруг рта страдальчески дрогнули.

– Неужели нельзя жить в мире? – сказал он устало.

– Извините, пастор, – отозвался рыжий. – Здесь курить нельзя, – обратился он к медику, который постукивал сигаретой о портсигар.

– А почему этому исландцу можно? – спросил медик.

Человек в исландском свитере протянул к свету свою короткую толстую изогнутую трубку, показывая, что она пуста. Он улыбнулся, сунул трубку обратно в рот, на мгновенье обнажив желтоватые клыки, и грузно уселся на место – широкоплечий, широкозадый, расставив ноги и упираясь богатырскими руками в ляжки.

– Керосин, – сказал он.

– Ну, а это? – Медик мотнул головой в сторону фонаря. – А электричества нет? Мне надо побриться.

– Понятия не имею, – отозвался рыжий. – Наверное, тока нет. Спроси ее, когда она появится.

– А у тебя, значит, с собой электрическая бритва? -спросил человек в исландском свитере, касаясь мундштуком чемодана из светлой свиной кожи.

Медик кивнул. Его замшевый ботинок попал в полосу света. Над ботинком виднелся красный носок, а еще выше – белая щиколотка. Покачивая ногой, медик провел рукой по подбородку.

– Двухдневная щетина, – сказал он.

– Успеет стать четырехдневной, – сказал рыжий человечек.

– Заткнись, рыжик, – сказал медик. – Лучше скажи, когда нас наконец переправят.

– Когда Господу Богу будет угодно, – отозвался человек в исландском свитере.

– Задай этот вопрос им, когда они явятся, – сказал рыжий. Он встал, чтобы отодвинуть ведро с керосином от горящего фонаря.

– Ну и висит же у тебя задница, брат, – сказал исландец.

– Нельзя ли выражаться повежливее, – сказал капитан.

– А, пошел ты… – ответил исландец, вынимая трубку изо рта.

– А я и не знал, что мы пили на брудершафт.

– Неужели нельзя жить в мире, – сказал пастор. Рыжий человечек осклабился.

– Это мне дал Кузнец, – сказал он, подтягивая штаны комбинезона, мешком висящие на его тощей фигуре. – Я очень спешил, не успел надеть воскресный костюм. Ну, а у тебя-то, только вот это?

Мужчины улыбнулись друг другу.

– Вот черт! – воскликнул вдруг человек в исландском свитере.

Кузов коляски какое-то время молчал, но теперь он вновь начал раскачиваться, и из него медленно высунулись два крошечных кулачка.

– Сара, – сказал маленький портной, послав жене выразительный косой взгляд. Она тут же поднялась и направилась к ребенку – большая, одетая в черное, по-матерински грузная. Опустившись на колени, она занялась ребенком, успокаивая его нечленораздельными горловыми звуками. Громкий плач стал чуть тише. Но тут раздались еще звуки с верхнего этажа. Над их головами беспокойно вышагивали – взад-вперед, взад-вперед – чьи-то ноги.

– Опять немец начал, – сказал медик.

– Австриец, – коротко поправил рыжий. – Не путай.

Воцарилось недолгое молчание.

– Сколько времени? – спросил бородатый юноша.

Капитан вынул из кармашка жилета золотые часы, поднес их к свету и щелкнул крышкой.

– Ровно пять часов семнадцать минут, -ответил он.

– А сколько секунд? – спросил человек в исландском свитере.

– Секунд?

– Ага, не скажешь ли, сколько секунд? Это может иметь важное стратегическое значение.

– Избавьте меня, пожалуйста, от вашего хамства, – сказал капитан.

– Неужели нельзя жить в мире, – сказал пастор.

– Простите, пастор, но не я взял этот тон, – отозвался капитан. – Нам бы следовало здесь иметь человека, несущего всю полноту ответственности, – добавил он.

– Точно, давайте введем немножко прусской дисциплины, – сказал исландец. – Почему бы вам самому не принять на себя командование? Чтобы мы могли сдаться вермахту, держа руку под козырек.

Капитан побагровел.

– Если вы сейчас же не прекратите ваши выпады, то…

– То что?

– Заткнись, ладно тебе, – сказал рыжий. Человек в исландском свитере улыбнулся ему, обнажив клыки, и принял прежнюю позу.

– Датский офицер выше вас всех на десять голов, – сказал капитан. – Вы недостойны даже завязать шнурки на его ботинках.

– Замолчите, – рявкнул рыжий.

Пастор открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но передумал. Он снял очки и потер их о рукав, оголенное лицо с глубокими морщинами дрогнуло. Все молчали, младенец кричал громче прежнего, над головой безостановочно шагали взад и вперед беспокойные ноги.

– Сегодня ночью уехать тоже, наверно, уже не удастся? – спросил бородатый юноша.

– Совершенно исключено, – ответил капитан. Он сидел прямой как палка на раскладном кресле и барабанил пальцами по подлокотнику. – Не понимаю, зачем собирать нас, когда еще ничего не готово, – сказал он. – Мы ждем уже больше суток.

– Нам никто не обещал, что нас переправят в точно назначенное время, – возразил рыжий.

– Вся эта история плохо пахнет, – сказал капитан. – Каким образом здесь мог появиться мертвецки пьяный человек в четыре часа утра? Как он вообще нашел это место?

– Ничего странного, этого крикуна за квартал слыхать, -ответил медик, кивая в сторону ребенка.

Маленький портной рывком вскочил на ноги.

– А я вам говорю – нет, – сказал он. – Наверху – да, слышно. На улице – нет, не слышно. – Голос его сорвался на фальцет. Широко раздвинув коротенькие ножки, он размахивал руками с растопыренными пальцами.