Всем стоять на Занзибаре, стр. 115

За ним последовала машина с двумя бесстрастными мужчинами: доказательство того, что Тотилунг сдержала свое обещание, догадался Дональд. Он посулил водителю пятьдесят талов, если тот сумеет стряхнуть «хвост», и таксист провез его по череде узких переулков, наполовину перекрытых ларьками и козлами. Наконец ему удалось проскочить перед стадом овец, которое задержало вторую машину.

Довольный Дональд расплатился и подозвал первого же риксу, мимо которого они проезжали. Учитывая цвет кожи и внешность, он ни за что не смог бы совершенно потеряться, но по крайней мере пока никто не знал наверняка, где он.

Три риксы спустя он оказался неподалеку от дома Сугайгунтунга. Он не рассчитывал застать профессора у себя, разве что врачи настояли, чтобы ученый отдохнул после нападения мокера. Однако Дональд приехал не затем, чтобы воспользоваться обещанием профессора дать ему интервью.

Пешая прогулка по кварталу подтвердила его догадки, возникшие, пока он рассматривал карту улиц. Это был тихий зажиточный район, вдалеке от шумной суеты в центре и с отличным видом на пролив Шонгао. Тут стояли частные, а не многоквартирные дома, каждый был отделен от улицы стеной и стоял в собственном саду: или с клумбами и кустарниками на западный лад, или мощеном, посыпанном гравием и украшенном выглаженными водой булыжниками в традиционной манере. Квартал пересекали только три широкие улицы, по которым, вероятно, подъезжали такси и грузовички доставки. Квартал полого спускался к берегу, и дорожки между домов на склоне складывались в настоящий лабиринт, который Дональд обследовал, прислушиваясь к шагам вокруг: не подойдет ли любопытный местный житель.

К счастью, время он выбрал тихое. Главы семей – на работе, дети – в школе, слуги убирают дом или ушли на рынок.

Дом Сугайгунтунга стоял в пятиугольном садике и по виду напоминал букву «Т» с обрубленными «ветвями», самая короткая его стена выходила на улицу. Дональд обошел дом кругом, оставив без внимания только эту короткую сторону, где стоял, помахивая дубинкой, скучающий полицейский. Гуляя, Дональд обнаружил два любопытных факта: во-первых, над боковой стеной нависло чахлое деревце, и, во-вторых, в доме ученого кто-то был. Присмотревшись к силуэту, маячившему за огромным, во всю стену, окном, он решил, что это коренастая женщина, занятая какой-то домашней работой.

Жена, экономка? Скорее последнее. Дональду вспомнился старый репортаж, где говорилась, что жена Сугайгунтунга, которая была старше его и на которой он был женат почти два десятилетия, утонула, катаясь на лодке, пять или шесть лет назад, но о втором браке там не упоминалось.

Он уже собирался совершить второй обход, когда тишину утра нарушило появление группы решительного вида юношей и девушек, которые строем поднимались по главной улице и несли плакаты с лозунгами, прославляющими Сугайгунтунга и Солукарта. Они явно намеревались устроить митинг у дома великого человека. Хотя этим они отвлекли полицейского, который побежал к ним навстречу и завел яростный спор с вожаками, их появление означало, что в сторону Дональда смотрели тридцать или сорок пар любопытных глаз. Держась как можно ближе к стенам садиков, он начал пробираться к берегу, чтобы разведать путь, которым придется повести профессора, если он уговорит его уехать.

Ленч он съел на веранде крытого соломой постоялого двора, наблюдая за жонглером с дрессированной обезьянкой, а остальные постояльцы, которые видели намного больше обезьян, чем европеоидов, наблюдали за ним. Постепенно он начал тревожиться, даже оставил недопитым последний стакан местного рисового пива, решив, что владелец слишком уж пристально его рассматривает.

Он снова побродил по путанице проулков, прежде чем вернуться на набережную как раз во время сиесты. Помимо рыбаков, дремавших в тени вытащенных на берег проа, тут почти никого не было, но он все равно прошел до совершенно пустынного участка пляжа и лишь там незаметно достал компас, входивший в оснащение коммуникомплекта. С помощью компаса он определил, какая из шести или семи темных бухточек, едва различимых в зеленой стене на дальнем берегу у подножия Дедушки Лоа, ведет к тайному лагерю Джога-Джонга.

Тут снова пошел дождь, и, вернувшись в город, он направился в контору человека, который обеспечит им переправу через пролив, так называемого вольного репортера Зульфикара Халаля. Последнего он нашел на третьем этаже ветхого дома, над складом импортера ковров. Халаль крепко спал, в комнате витал резкий запах гашиша.

«Господи, это и есть мой связник с Джога-Джонгом?!»

Сам Халаль был небритым и потасканным, его комната – завалена старыми газетами, кассетами с пленкой в наклейках и конвертами с пачками голографических фотографий. По всей видимости, она служила не только конторой, но и спальней, так как даже ширма не могла скрыть гору сваленной в углу одежды и обуви. Тем не менее…

Дональд не без труда его добудился. Вырванный из сна Халаль с трудом сфокусировал взгляд и уставился на него с недоумением, которое вскоре сменилось испугом. С трудом поднявшись поскорей на ноги, он сказал:

– Хазур! Ваша честь ведь репортер, американский репортер?

– Верно.

Халаль облизнул губы.

– Хазур, простите меня, я не ожидал, что вы вот так запросто ко мне придете. Мне сказали… – Он взял в себя в руки и, метнувшись к двери, осторожно выглянул наружу.

Удостоверившись, что никто не подслушивает, он все равно продолжил шепотом: – Я думал, вашей чести не полагается выходить со мной на связь до много более позднего времени, до…

– Более позднего времени не будет, – отрезал Дональд. – Садись и слушай внимательно.

Он вкратце обрисовал, что и когда ему нужно, а Халаль в ответ закатил глаза.

– Хазур! Это рискованно, это трудно, это дорого!

– Да мне-то какое дело? Ты это можешь устроить? – Вынув свернутые в трубочку пятидесятиталовые банкноты, он перелистнул их большим пальцем.

– Ваша честь, – залебезил Халаль, привлеченный видом денег. – Я сделаю все, что смогу! Могилой мамы клянусь!

Дональду стало немного страшно. Сколько бы Делаганти ни ручался за этого пакистанца, внешне Халаль никак не походил на надежного агента, да и вел себя несообразно. Тем не менее другого в Гонгилунге не было. Приходилось вверить себя в руки Халаля или, чтобы пересечь пролив, придется самому украсть лодку.

Надеясь нагнать на пакистанца страху, Дональд грубо сказал:

– Мне не нужно, чтобы ты сделал все, что можешь. Я хочу, чтобы ты сделал как сказано, понял? Если ты меня подведешь… Ну, ты слышал, как я завалил того мокера в университете?

Рот Халаля открылся от изумления.

– Так это правда? Я думал, это базарные россказни!

– Голыми руками, – сказал Дональд. – И если ты меня подведешь, я выжму из тебя кровь, как воду из половой тряпки. В этом я тебе клянусь могилой моей мамы.

Час спустя он вернулся в базарный квартал, где утром его таксист избавился от преследователей. Оставалось позаботиться еще об одном, пока город не проснулся от своей сиесты и нет нужды в спешке.

Он долго пробирался между рядов лавчонок и киосков, закрытых, пока их владельцы спали, и наконец в маленьком проулке нашел незаметную с улицы телефонную будку. Кто-то опустошил на полу свой кишечник, но это было лишь досадной неприятностью. Составляя два сообщения на коммуникомплекте, он внимательно оглядывался по сторонам, а в руке прятал газовый пистолет. Он ясно, более чем ясно сознавал, что, стоит ему запросить связь с ближайшим спутником «АССТ», найдется полицейский, который догадается, кто это звонит.

Но ему казалось, что удача на его стороне, пока, собрав свое снаряжение и уже готовясь толкнуть дверь будки, он узнал Тотилунг, стоящую под стеной дома напротив.

ПРОСЛЕЖИВАЯ КРУПНЫМ ПЛАНОМ (23)

БЕГИ И ОРАКУЛ

Однажды Беги пришел в селение, где люди верили в приметы, предзнаменования и знаки. Он их спросил:

– Зачем вам это? Они сказали:

– Мы платим одной старухе, и она говорит нам, какой день лучше всего, чтобы охотиться, или чтобы ухаживать за женой, или строить новый дом, или хоронить мертвецов, чтобы их призраки не вернулись на старое место.