Квадраты шахматного города, стр. 39

— А что вы думаете о нынешнем положении в Вадосе?

— Это какой-то ужас! — Энжерс воздел кверху руки. — Никогда не видел ничего подобного. Сейчас, когда я ехал на работу, мою машину забросали камнями. И нигде ни одного полицейского!

— Полицейские имеют свойство исчезать именно тогда, когда они особенно нужны.

Я вспомнил о той жалкой помощи, которую полиция предложила мне в ответ на угрозу Дальбана.

— Кстати, о полиции, — сказал я, помолчав. — Я был бы признателен, если бы сегодня меня сопровождали полицейские.

Энжерс кивнул.

— Я передам О'Рурку, — он сделал пометку в блокноте. — Значит, вы все же решились согласиться на телохранителя? Не могу сказать, что я вас осуждаю.

— Не о телохранителе речь. Просто я собираюсь посетить подземелье Сигейраса.

Несколько мгновений Энжерс пытался понять, правильно ли он меня понял. Затем он решительно спросил:

— Что вас заставило вдруг пойти на это?

— Я полагал, что в техническом отношении его трущобы не представляют сложности. Теперь я намерен взглянуть, как там все выглядит изнутри.

Энжерс нервно вертел в руках авторучку.

— Однако жилищные проблемы вне вашей компетенции. Пусть об этом заботится наш муниципалитет.

— Вы меня неправильно поняли. Здесь затронуты мои профессиональные интересы.

Он пошел в атаку с другой стороны.

— Но вы должны отдавать себе отчет в том, что отправиться туда сейчас равносильно визиту в клетку к хищникам! Ведь именно там оплот Тесоля, а он посажен в тюрьму, Фрэнсис покончил с собой. Идти туда просто неблагоразумно.

— Так уж случилось, — ответил я, — что меня нарекли Даниилом по имени библейского пророка. Бойд Даниил Хаклют. Я уже подумал о возможных последствиях и тем не менее хочу все увидеть своими глазами.

— Разве Колдуэлл не в состоянии вам все объяснить? — настаивал Энжерс. — В министерстве здравоохранения есть несколько человек, которые побывали там…

— Я уже устал от объяснений, — с раздражением ответил я. — Мне навязали слишком много чужих мнений. Теперь мне необходимо во всем разобраться самому.

— Хорошо, — холодно сказал Энжерс. — Я организую вам эту поездку. Боюсь только, что она состоится во второй половине дня, поскольку с утра у меня назначена встреча с Диасом, которую уже нельзя отменить…

— Вы хотите сказать, что поедете со мной? — удивился я.

— Конечно. Ведь основную конфликтующую с Сигейрасом сторону представляю именно я. Мне не хотелось бы, чтобы вы вместо меня стали объектом каких-либо нападок. Я попрошу О'Рурка обеспечить нас охраной. Кстати, может быть, полицейским стоит сказать, что они направляются на поиски Брауна?

— А насколько это правдоподобно? Разве полиция еще не обыскивала трущобы?

— Не знаю, — пожал плечами Энжерс. — Но мне кажется, это неплохой предлог.

— Интересно, что стало с Толстяком? — спросил я скорее себя, чем Энжерса.

Но он услышал.

— Разве дело в том, что с ним стало? Главное, что он не решился появиться.

Я промолчал. Что бы там ни говорили, а. Толстяк Браун произвел на меня впечатление честного человека.

Знакомство с полицией Вадоса убедило меня в том, что я не ошибся в своем представлении о ней. Нас сопровождали восемь полицейских на двух машинах. Было установлено, что Сигейрас в данный момент находится где-то за городом. У полиции получался неплохой сценарий, чего нельзя было сказать о его воплощении.

Меня больше устраивало отправиться в сопровождении одного полицейского. Однако мне дали понять, что если полиции не удалось отговорить непонятливого иностранца от шага, равного самоубийству, то уж столь легкомысленно рисковать жизнью своих людей она не имеет права. Кроме того, блюстители порядка настояли на том, чтобы каждый из нас вооружился автоматическим пистолетом. Энжерс с энтузиазмом принял это предложение; я же всеми силами пытался отказаться от него. После всего того, что обо мне писали газеты, не хватало только появиться с оружием в руках. Когда в конце концов я вынужден был уступить, то старательно спрятал кобуру подальше под пиджак, а сверху повесил фотоаппарат.

Машины притормозили на уже знакомой покрытой гравием площадке возле центральной станции. Несколько детишек, что-то напевая, играли у дороги. Увидев нас, они с криками разбежались. Полицейские выскочили из машин и поспешили к спуску в подземелье. Мы с Энжерсом не спеша последовали за ними. Нельзя было не заметить, как по мере распространения новости о приезде полиции кругом воцарялась тишина. Казалось, множество людей слилось в единый чуждый нам организм подобно плотоядному растению, почувствовавшему приближение насекомого.

У входа в трущобы какая-то смуглолицая женщина смело попыталась преградить нам путь. Когда же полицейские несколько раз терпеливо объяснили ей причину своего появления, она решительно замотала головой, заверяя, что Толстяка Брауна здесь никогда не было, нет и не может быть, поскольку все говорят, что он уехал из страны.

— Тогда вы, очевидно, не будете мешать нам, если только, конечно, его не укрываете, — заметил возглавивший группу лейтенант, отстраняя ее со своего пути.

Мы медленно, друг за другом двинулись в смрадную темноту. Двое полицейских мощными фонарями освещали жалкие комнатенки. Теперь я увидел, как они были устроены. Простые деревянные щиты, листы жести, доски, лестницы каким-то образом крепились к металлическим опорам и бетонным перекрытиям монорельсовой станции. Ни о каких уборных здесь, конечно, не могло быть и речи. Вентиляция происходила через зиявшие в едва сбитых перегородках щели.

Целая семья каким-то образом ютилась в такой ящикообразной клетушке. Столы и стулья заменяла отслужившая свое тара, а постели — кучи тряпья. Сооружения из жести, в которых сжигали ветки, использовали для приготовления пищи. Дым от них был самым приятным из здешних запахов.

Убогость стен скрашивали яркие изображения девы Марии, прошлогодние календари, рекламные плакаты. В некоторых из этих ячеек были свои домашние алтари с распятием, перед которым горели свечи.

— Здесь, наверное, часто бывают пожары? — спросил я Энжерса.

Он усмехнулся.

— Сигейрас старается их не допускать. Он хорошо понимает, что, если его владения запылают, пожарники будут заботиться лишь о том, чтобы пламя не распространилось на расположенную над трущобами станцию, и дадут им выгореть дотла. Кстати, пожар был бы хорошим средством расчистки трущоб.

Я не увидел здесь традиционных осликов, должно быть, их сюда не вводили из боязни за прогнивший половой настил, но свиней, кур и коз было множество.

Полицейские бесцеремонно откидывали занавески, заменявшие двери. Чаще всего люди равнодушно смотрели на нас, иногда безразличие сменялось настороженностью, кое-кто из обитателей приподнимался при нашем появлении, заискивающе улыбаясь, жестами приглашал войти. Дети издали с любопытством рассматривали незнакомцев. Они выглядели голодными и грязными, но явно больных среди них было немного. Из сотни ребятишек я заметил лишь несколько больных экземой, рахитом и еще каким-то заболеванием, названия которого я не знал.

Только изнутри можно было оценить истинные размеры поселения. За двадцать минут мы отошли далеко от входа. Мрачная обстановка и затаенная злоба обитателей этого муравейника стали сказываться на моих нервах. Мы шли по совсем темному проходу, только фонари полицейских освещали нам путь. Навстречу, низко опустив голову, прошла женщина в крестьянском платке. Она несла корзину. Я остановился и посмотрел ей вслед. Никогда не смогу простить себе этого!

Энжерс заметил мой взгляд и проследил за ним.

— Господи! — тихо сказал он. — Это же жена Брауна! Она появилась здесь неспроста, значит, и он где-то тут!

Энжерс произнес эти слова по-английски. Полицейские не сразу поняли его. Он обрушил на них поток грубой брани. Я не представлял себе, что этот всегда уравновешенный, подчеркнуто корректный англичанин способен на подобные всплески.