Цвет крови – серый, стр. 23

Наконечник отделился от древка, оставшегося в теле бездушного монстра, и, следуя по тонкому, призрачному следу, связавшему разум файта с его телом, переместился в подпространство. Туда, где в глубинах неизведанного следовало искать живое, бьющееся в такт ритму дыхания сердце. Путь был неблизким. Чтобы преодолеть его, наконечнику пришлось пожирать самого себя, черпая необходимую энергию в собственном теле. И когда, наконец, преодолев все преграды, он достиг места назначения, это был уже не наконечник, а истонченная до неузнаваемости игла, которая со всего размаха пронзила неподвижное тело, впившись ледяным жалом в сердце заколдованного существа.

Садовник ухаживает за садом, полководец ведет подвластные ему войска в бой, женщина рожает детей. Солнце всходит и заходит. Весна сменяет зиму. У каждого человека или явления природы своя судьба и свой жизненный путь.

Высшим предназначением стрелы было разрывать сердца. Хорошо это или плохо, правильно или нет – судить не нам. Ответ на этот вопрос лежит вне понимания данного мира. Его нужно просто принять как должное, не пытаясь отвергнуть или втиснуть в узкие рамки устоявшихся стереотипов.

Игла была уже не стрелой, а всего лишь хрупкой тенью, составляющей частью некогда монолитного и сильного существа. Тем не менее, в ней сохранилось главное – тот внутренний стержень, который в конечном итоге отвечал за все поступки и благодаря которому она чувствовала себя живой, несмотря ни на что.

Игла пронзила сердце, но не смогла не то, что разорвать его, ей оказалось не под силу просто остановить мотор, питающий кровью все тело. То, что некогда было стрелой с мощным наконечником, теперь истончилось до неузнаваемости, став тоньше человеческого волоса. И игла оказалась неспособной выполнить свое предназначение.

У нее уже не было энергии извне, и от призрачного тела практически ничего не осталось, поэтому игла совершила последнее, на что еще оставалась способна, – согнулась в дугу, словно старый дедовский лук человека, пославшего навстречу звездам осколок собственной души. И продолжала сгибаться до тех пор, пока не треснула, взорвав себя и сердце файта последней вспышкой неукротимо-яростной энергии.

Где-то в необъятных просторах вселенной расцвел цветок гигантского взрыва, и два удивительно древних и так непохожих друг на друга существа переплели свои жизни и судьбы в тугой узел, казалось бы способный изменить саму ткань мироздания. Но, не выдержав чудовищного напряжения, рассыпались по небу мельчайшими частицами звездной пыли, навсегда уйдя из этого мира.

Яркий свет, неожиданно ударивший по глазам, вывел мой разум из состояния оцепенения, в котором он пребывал с того момента, как я выстрелил в небо своей последней стрелой. Как ни странно, я все еще был жив, более того – на моем теле не было даже царапин. Наверное, очень трудно было бы объяснить такое чудо, если бы прямо передо мной не возвышался огромный монстр, который, судя по всему, и был тем моим спасителем, заслонившим грудью хрупкое человеческое тело от безудержной лавины рыцарей.

Эта огромная двуглавая собака – порождение Хаоса, неожиданно вынырнувшее из самых отдаленных закоулков ада, – вне всякого сомнения, могла бы ответить на главный вопрос: зачем она спасла от неминуемой гибели обыкновенного смертного? Но отпущенное ей время вышло.

Тело монстра пошло мелкими трещинами, как будто состояло не из плоти и крови, а всего лишь из хрупкого известняка. Процесс был настолько скоротечным, что от корпуса чудовища почти моментально отвалилась одна из лап, и сразу же вслед за ней последовала вторая.

То, что недавно казалось несокрушимым монолитом, над которым не властно не только жалкое оружие смертных, но даже само время, теперь рассыпалось в прах, в очередной раз подтвердив хорошо известную истину – ничто не вечно под луной.

За секунду до того, как окончательно развалиться, эта удивительная тварь повернула ко мне оставшуюся голову (вторая уже обрушилась на землю) – и наши взгляды встретились.

Готов поклясться чем угодно – у нее были человеческие глаза. В отличие от всех остальных рас только люди до самого конца не верят, что умрут. Пока смерть вплотную не приблизится и не возьмет за руку, чтобы увести туда, откуда нет и не может быть возврата, в душе человека будет жить святая уверенность, что уж кого-кого, а его-то минует эта печальная участь.

Я почувствовал, что кроме безграничного удивления в этих странных глазах было еще что-то. Послание, предупреждение или нечто другое. Если бы наш контакт продлился хотя бы на мгновение дольше, не исключено, что мне удалось бы понять и расшифровать обращенный ко мне взгляд, но... Голова утопающего в последний раз одиноко мелькнула среди огромных волн бушующего океана – и пропала навсегда. Загадочное порождение Хаоса перестало существовать, оставив после себя лишь толстый слой пыли, выстлавший мягким покрывалом все близлежащее пространство. Последняя песчинка в песчаных часах жизни монстра рухнула вниз. Она имела форму и сущность стрелы с отломанным наконечником и упала точно к ногам человека, осмелившегося ступить на святая святых – песок времени.

Смертный наклонился и поднял эту песчинку-обломок.

Сам того не подозревая, он нарушил хрупкий баланс, существовавший на протяжении миллионов веков, запустив своим неосторожным поступком механизм бездействовавших до этого момента часов. Самых главных часов, которые отмеряли время жизни не отдельного человека или бога, а всей этой безгранично необъятной вселенной.

Глава 8

За окном шел мелкий, противный дождь, но в комнате, освещаемой мягкими отблесками пламени горящего камина, было сухо и тепло. Два человека сидели в глубоких креслах друг напротив друга, ведя неторопливый обстоятельный разговор. На первый взгляд могло показаться, что это обычные посетители ничем не примечательного трактира, решившие переждать непогоду в спокойном месте, за бокалом вина и дружеской беседой. Но впечатление было обманчивым. Во-первых, ни один странник не смог бы найти эту таверну, несмотря на то, что она стояла на оживленном перекрестке дорог, недалеко от Арлона, столицы альянса объединившихся рас, а во-вторых, собеседники были не совсем обычными людьми. Вернее, один из них все-таки был человеком. Это был очень могущественный и влиятельный маг, входящий в совет старейшин, контролирующий жизнь столицы. А второй являлся не кем иным, как мятежным сыном Хаоса, бросившим вызов своим родителям, чтобы низвергнуть их с пьедестала богов и занять освободившийся трон. Чисто номинально его можно было назвать человеком, так как, пройдя обряд посвящения и лишившись сердца, он перестал быть богом. Но по большому счету Этан все-таки человеком не был, так как кроме сердца был лишен и основополагающей составляющей всего живого – души. Того, без чего не может существовать ни один смертный, но прекрасно обходятся боги. Как ныне властвующие, так и давно канувшие в вечное небытие забвения.

Несмотря на то, что Этан вошел в контакт с правящей верхушкой Арлона, предупредив о неизбежном начале войны, в его ближайшие планы не входило раскрывать свое истинное лицо перед кем бы то ни было, так как это могло вывести на его след многочисленных ищеек Хаоса. Нет, он слишком давно и хорошо знал своих родителей, чтобы дать им в руки даже слабую зацепку, способную в конечном итоге размотать весь клубок, а люди... Люди слишком ненадежны, чтобы можно было доверить им даже незначительный секрет, не говоря о чем-то серьезном. Поэтому до поры до времени он мог рассчитывать только на свои силы и помощь Мебиуса – безгранично преданного ему файта, вместе со своим хозяином отрекшегося от небес.

В отличие от всех остальных подобных существ Мелиус был смертным, так как Этан заблаговременно позаботился о том, чтобы совместить физическое тело своего единственного соратника с новой оболочкой. В противном случае Фаса смогла бы не только найти надежно спрятанное тело в необъятных глубинах подпространства, но и в конечном итоге выйти на самого файта. После чего для могущественной богини не составило бы особого труда отыскать и мятежного сына.