Баллада Рэдингской тюрьмы, стр. 3
- -
Вот плакать начал ветер утра,
Но ночь не отошла:
Ночь на своем станке гигантском
За нитью нить пряла.
Молясь, дрожали мы и ждали,
Чтоб Правда Дня пришла.
Вкруг влажных стен тюремных ветер,
Блуждая, грустно выл,
И нас, как колесо стальное,
За мигом миг разил.
О, ветер! Что же мы свершили,
Чтоб ты нас сторожил!
И, наконец, узор решетки
Стал четко виден мне,
Как переплет свинцовый, рядом
С кроватью на стене.
И понял я, что где-то в мире
День Божий – весь в огне.
Мы в шесть часов убрали кельи,
В семь-тишина легла,
Но мощной дрожью чьих-то крыльев
Тюрьма полна была;
С дыханьем льдистым-долг свершить свой
Царица Смерть вошла.
Не шагом бурным, в плаще пурпурном,
Не на коне верхом…
Доска, веревка, парень ловкий-
Вся виселица в том.
Скользнул постыдно (было видно)
Ее Герольд к нам в дом.
- -
Казалось, кто-то чрез болото
Идет в унылой тьме:
Шептать моленья мы не смели
И вновь рыдать в тюрьме;
Погасло в каждом что-то разом:
Надежды свет в уме.
Идет все прямо Правосудье,
Не потеряет след,
Могучих губит, губит слабых,-
В нем милосердья нет,
Пятой железной давит сильных,
Убийца с давних лет!
- -
Мы ждали, чтоб пробило восемь…
Был сух во рту язык…
Мы знали: восемь-голос Рока,
Судьбы проклятый крик.
Равно для злых и правых петлю
Готовит Рок в тот миг.
Что было делать, как не ждать нам,
Чтоб этот знак был дан?
Недвижны, немы были все мы,
Как камни горных стран,
Но сердце с силой било, словно
Безумец в барабан.
Внезапно всколыхнул молчанье
Часов тюремных звон;
И вдруг, как волны, все наполнил
Бессильной скорби стон:
Так прокаженные тревожат,
Вопя, болотный сон.
Как лики ужаса являет
Порой нам снов кристалл,-
Мы вдруг увидели веревку,
Нам черный крюк предстал,
Мы услыхали, как молитву
Палач в стон смерти сжал.
Весь ужас, так его потрясший,
Что крик он издал тот.
Вопль сожаленья, пот кровавый,
Их кто, как я, поймет?
Кто жил не жизнь одну, а больше,
Не раз один умрет.
IV
В день казни нет обедни в церкви,
Ее нельзя свершать:
Священник слишком болен сердцем,
Иль бледен он, как тать,
Иль то в его глазах прочтем мы,
Что нам нельзя читать.
Мы были заперты до полдня…
Но, слышим, вот звонят…
Бренча ключами, молча Стражи
Открыли келий ряд.
Пошли мы лестницей железной,
Свой покидая Ад.
Хотя на Божий свет мы вышли,
Наш круг был изменен:
Один от страха весь был бледен,
Другой, как стебль, склонен,
И не знавал я, кто смотрел бы
Так жадно в небосклон.
Да, не знавал я, кто вперял бы
Так пристально глаза
В клочок лазури, заменявший
В тюрьме нам небеса,
И в облака, что плыли мимо,
Чтоб окропить леса.
И не было меж нас такого,
Кто б, с бледностью лица,
Не думал, что и он достоин
Такого же конца:
Ведь если он убил живого,
То эти – мертвеца.
Гот, кто вторично грех свершает,
Терзает мертвых вновь,
Он с них срывает страшный саван
И вновь их точит кровь,
Вновь точит кровь, за каплей каплю,
И убивает вновь.
- -
Как клоуны, в наряде диком,
В рисунке двух кругов,
Мы молча шли асфальтом скользким,
Вкруг, вкруг, все сто шагов,
Мы молча шли асфальтом скользким,
И каждый шел без слов.
Мы молча шли асфальтом скользким,
И через каждый ум
Носилась Память об ужасном,
Как ветра дикий шум,
И перед каждым мчался Ужас,
И Страх стоял, угрюм.
- -
Взад и вперед ходили Стражи,
Как пастухи в стадах,
Одеты в праздничное платье,
В воскресных сюртуках,
Но выдавала их деянье
Нам известь на ногах.
Где широко зияла яма,
Ее мы не нашли.
Виднелись у стены тюремной
Песок и слой земли,
Да комья извести, как саван,
Над мертвым сверх легли.
Да! Был у мертвого свой саван,-
Не многим дан такой!
Труп обнажен, чтоб стыд был больше,
Но за глухой стеной
Лежит в земле,-закован в цепи,-
В одежде огневой.
И пламя извести все гложет
Там тело мертвеца:
Ночами жадно гложет кости,
Днем гложет плоть лица,
Поочередно плоть и кости,
Но сердце-без конца!