Особый отдел и око дьявола, стр. 38

– Но почему искусительные видения посещают только обитателей Чарусы? – спросил Цимбаларь. – Ничего похожего не наблюдается ни в Москве, ни в Питере, ни в Архангельске.

– В больших городах соблазн подстерегает жителей на каждом шагу. Чтобы впасть в грех, достаточно только глянуть по сторонам или протянуть руку. Вам будет рад услужить демон прелюбодеяния Асмодей, демон зависти Левиафан, демон гордыни Люцифер, демон чревоугодия Вельзевул, демон лености Бельфегор, уже упоминавшийся мной демон алчности Мамона и сам Сатана – демон гнева… А у здешних жителей возможностей согрешить гораздо меньше. Вот почему их души смущают прельстительные видения, одно из которых вам довелось увидеть вчера. Я по собственному опыту знаю, сколь тлетворное действие оказывают они на людей. В самое ближайшее время нам следует ожидать бед, порождённых тёмной стороной человеческой натуры…

Покинув церковь, Цимбаларь задержался на её высоком крыльце, откуда просматривалась почти вся Чаруса.

Свежий снежок уже запорошил остывшее пожарище, и казалось, что никакой постройки на этом месте вообще не существовало. Деревня выглядела безлюдной, а оживление наблюдалось лишь во дворе сыроварни, куда подвезли партию свежего молока, да возле приземистого амбара, ныне выполнявшего функции магазина.

Цимбаларь взглядом отыскал самый короткий путь к опорному пункту и с удивлением убедился, что тот проходит через территорию коровника. Человек, привыкший экономить время, скорее всего, выбрал бы именно его. А ведь в ту злосчастную ночь участковый Черенков очень спешил куда-то…

Приоткрыв тяжёлую дверь, украшенную резными символами всех четырёх евангелистов, Цимбаларь спросил у священника, клавшего перед образами земные поклоны:

– Скажите, святой отец, а нет ли среди церковной атрибутики чего-то такого, что хотя бы отдалённо напоминало вилы?

– Нет, – не оборачиваясь, ответил священник. – Вилы есть принадлежность дьявола. Им не место в божьем храме.

Глава 9

Пришла беда – держи карман шире

Едва Цимбаларь зашёл на опорный пункт, как о себе дала знать рация, оставленная под подушкой.

– «Второй» вызывает «Первого», – голос Кондакова звучал глухо, как из подземелья. – «Второй» вызывает «Первого».

– На связи, – ответил Цимбаларь.

– Ты почему раньше не отзывался?

– Забыл рацию в избе.

– Я так и понял… Слушай, нашлась свидетельница, видевшая поджигательницу магазина. Никогда не догадаешься, кто это был!

– А я её вообще знаю?

– Конечно.

– Неужто Валька Дерунова отличилась? – Эта мысль скорее огорчила, чем обрадовала Цимбаларя.

– Плохой из тебя отгадчик. Даю ещё две попытки.

– Баба-Яга и Красная Шапочка…

– Всё шутки шутишь? Ничего, сейчас эта охота у тебя пропадёт. Поджигательницей была Людмила Савельевна Лопаткина.

– Да ты что! – вырвалось у Цимбаларя. – Я же в тот момент с ней по рации разговаривал, вот как с тобой сейчас.

– Говорить она могла откуда угодно. Хоть с церковной колокольни.

– Она сама об этом знает?

– Да знаю я, знаю, – в разговор включилась Людочка. – Пётр Фомич меня уже обрадовал.

– Ну и что ты скажешь?

– Скажу, что тулуп, по которому меня опознали, накануне пожара пропал. Я тогда этому никакого значения не придала, думала, завалился куда-то. А сейчас всё перерыла – нету!

– Кто его мог украсть?

– Да кто угодно, в этой избе целый день вавилонское столпотворение. Старухи, перед тем как к фольклористке пойти, свои номера репетируют. Ну и попутно прикладываются к рюмашке.

– Понятно… – Цимбаларь ненадолго задумался. – Если ты не страдаешь лунатизмом и не ходишь ночью по деревне, одновременно переговариваясь с коллегами по рации, то вывод напрашивается абсолютно однозначный – кто-то нас усиленно шельмует. На меня уже вся деревня как на держиморду смотрит. Тебя хотят обвинить в поджоге. Наш радиообмен прослушивается. Скоро дойдёт очередь и до многоуважаемого фельдшера. Я даже заранее знаю, что ему будет инкриминировано. Развратные действия по отношению к пациенткам.

– А почему не изнасилование? – поинтересовалась Людочка.

– К сожалению, в это вряд ли кто поверит, – скорбно вздохнул Цимбаларь.

– Не понимаю, чему вы радуетесь, – голос Кондакова всё время перебивали странные шумы. – Возможно, это и есть начало того самого процесса отторжения чужеродных особей, жертвами которого стали Черенков и Решетникова.

– Что-то уж больно рано за нас взялись, – усомнилась Людочка. – Ещё и обжиться как следует не успели…

– Дурную траву лучше всего на корню уничтожать, – теперь пошутил уже Кондаков, хотя и не особо удачно.

– Ты сама кого подозреваешь? – спросил Цимбаларь.

– Да пока вроде бы никого, – ответила Людочка. – Среди примет поджигательницы указывают ещё и высокий рост. То есть мой тулуп мог одеть и достаточно сухощавый мужчина. Например, сторож магазина… как его…

– Ширяев, – подсказал Цимбаларь. – Но ему-то зачем в чужую одежду рядиться? Мог бы и без всяких фокусов магазин поджечь… Хотя он человек со странностями и у меня на подозрении состоит с самого первого дня.

– Вот видишь… Короче, надо искать тулуп. Через него мы выйдем на поджигателя. Тулуп приметный. Сам из романовской овчины, а воротник песцовый.

– Одну минуточку, – сказал Кондаков, и голос его пропал из эфира.

– Что там у него случилось? – после минутной паузы с досадой произнёс Цимбаларь.

– Наверное, забыл снять с больного медицинские банки и теперь их придётся разбивать молотком, – сказала Людочка, тоже не чуждая иронии.

– Позубоскальте, позубоскальте, – немедленно отреагировал Кондаков. – Я, между прочим, всё слышу… А тулуп искать не надо. Он висит в приёмной фельдшерского пункта, и все посетители шарахаются от него, как от бешеной собаки.

– Вы его уберите в какое-нибудь укромное местечко, – попросила Людочка. – Я потом попробую найти отпечатки пальцев. Кроме того, не мешало бы выяснить, кто его вам подбросил… Ну всё, мне пора на урок.

– А я пойду молотком сбивать банки, – сообщил Кондаков.

– Зато у меня планы самые простые, – в тон им обоим произнёс Цимбаларь. – Проведу дегустацию на сыроварне, а если останется время, прильну к живительному роднику русской словесности.

– Выпьешь водочки «Лев Толстой»? – уточнила Людочка.

– Нет, загляну в здешнюю библиотеку.

– Если заметишь что-нибудь подозрительное, сразу радируй, – сказал Кондаков. – Примчусь на помощь.

– С отвагой в сердце и с клизмой в руке, – не удержалась от шпильки Людочка.

Вопреки предсказаниям Цимбаларя, следующей мишенью для травли стал не лжефельдшер Кондаков, а Ваня, изображавший из себя тихого, прилежного школьника.

Едва усевшись за заднюю парту и раскрыв русскую версию журнала «Плейбой», замаскированную под альбом для рисования, он ощутил в левой ягодице довольно чувствительный угол. Сдержав вполне естественное в этой ситуации крепкое словцо, Ваня незаметно для посторонних сунул под себя руку и извлёк на свет божий острый сапожный гвоздик, шляпка которого была вделана в кусочек пластилина (и то и другое использовалось сегодня на уроках труда).

В школе такие подлянки устраивали обычно ябедам, отличникам и учительским любимчикам. Одноклассники, по-видимому, ожидали, что Ваня пожалуется «мамочке», но тот, действуя крайне осторожно, обезвредил ещё несколько колючих приспособлений (канцелярские кнопки, надо полагать, были в Чарусе дефицитом) и при этом никак не обозначил своей реакции.

Короче говоря, одна сторона бросила вызов, а другая с достоинством приняла его. Зная по опыту, что выжидательная позиция успеха не принесёт, Ваня решил ускорить неизбежное разбирательство.

После окончания уроков он не стал дожидаться Людочку, а помахивая портфелем, содержимое которого повергло бы в ужас любого ревнителя школьной нравственности (кроме порнографической литературы, там находились ещё сигареты, спички, початая четвертинка самогона и игральные карты), вышел на улицу.