Особый отдел и око дьявола, стр. 24

Цимбаларь не сразу догадался, что она подразумевала Матвея Черенкова, которого все в деревне упорно называли Митей. А догадавшись, на всякий случай промолчал.

Но и Зинка поспешила сменить тему.

– Может, чайку попьёте? – спросила она. – Спиртного не предлагаю, зная, что вы из-за этого отбрили Вальку.

– Я в общем-то недавно пообедал… Да и вас беспокоить не хочется. Постельный режим нарушать нельзя.

– Пустое. – Плотно запахнув свой домашний халатик, она встала с дивана. – Ничем я не болею. Просто тоска заела.

– Ну, если тоска, тогда несите чай, – согласился Цимбаларь, видевший в Почечуевой не только важного свидетеля, но в перспективе и обвиняемую.

Как поётся в одной старой комсомольской песне – «были сборы недолги». Не прошло и пяти минут, как они уже сидели друг против друга за столом и пили чай с клюквенным вареньем. Вернее, по-настоящему пила одна Зинка, а Цимбаларь, брюхо которого распирали пельмени, лишь прикладывался к чашке.

Ради такого случая был включён верхний свет, и Цимбаларь убедился, что его предварительная оценка подтвердилась – Зинка оказалась женщиной чрезвычайно интересной. В такую мог запросто влюбиться не только бесприютный бродяга Чалый, но и участковый инспектор Черенков. Странным казалось лишь отсутствие на ней каких-либо украшений.

– Что вы на меня смотрите, словно барышник на кобылу? – поинтересовалась Зинка.

Цимбаларь не промедлил с ответом:

– Мужчинам свойственно обращать внимание на красивых женщин.

– Да нет, вы совсем иначе смотрите… Словно бы примеряете меня к какому-то образцу, уже заранее создавшемуся в вашем представлении.

Зинка оказалась особой весьма проницательной, и с ней надо было держать ухо востро – по крайней мере от лобовых вопросов воздерживаться. Дабы рассеять её подозрения, Цимбаларь пустил в ход слегка завуалированный комплимент:

– Просто я не понимаю, как может скучать человек, которому от природы дано больше, чем другим.

– В том-то и дело… Будь я поглупее да пострашнее, выдула бы сейчас пузырь самогона и завалилась на перину с каким-нибудь местным сердцеедом… Мне ведь здесь, по правде говоря, даже словом перекинуться не с кем. Все хорошие люди куда-то исчезают… – Видимо, она хотела сказать: «Уходят в мир иной», но вовремя сдержалась.

– Разве вы прикованы к этому месту? Собрались да уехали.

– Куда? – горько усмехнулась Зинка. – Нигде меня не ждут… Скитаться по чужим квартирам и общежитиям? Нет уж, извините!.. Да и не так-то просто отсюда уехать…

– Не понимаю.

– Потом поймёте… – Она раз за разом набирала в ложечку варенье и опять выливала его в блюдце.

– Но ведь другие уезжают.

– Уезжают, – подтвердила Зинка. – Хотя и немногие. А прочих держит какая-то невидимая сила. К сожалению, я отношусь к этому числу. – Слеза пробежала у неё по щеке и капнула в чашку с недопитым чаем.

– Вижу, вы совсем расклеились. – Раньше Цимбаларь не постеснялся бы утереть расчувствовавшейся дамочке глазки, но сейчас была совсем другая ситуация. – Вот что, давайте перейдём на «ты», а в честь этого немного выпьем. Согласны?

Продолжая беззвучно плакать, Зинка кивнула и ушла на кухню. На сей раз её пришлось ждать довольно долго, но результат того стоил. Она вернулась нарядно одетая, причёсанная, чуть-чуть подкрашенная, с початой бутылкой коньяка в руке. Только серёжки, ожерелья и кольца по-прежнему отсутствовали.

Зинка разлила коньяк по пузатым рюмочкам, переплела с Цимбаларем руки, а потом сама поцеловала его в губы.

– Ну как, тебе лучше? – спросил он, чувствуя, что начинает терять контроль над собой.

– Да, – слабо улыбнулась Зинка. – Кажется, мелочь: сменила одежду, обмолвилась парой слов со свежим человеком, немного выпила – и от сердца сразу отлегло. Как странно устроен человек… А ведь эту самую бутылку прошлой осенью Митя откупорил в честь дня моего рождения. Так мы её и не допили…

Сделав над собой громадное усилие, Цимбаларь встал.

– Я лучше пойду, – сказал он. – Мне очень нужно поговорить с тобой, но сегодня я не готов к этому. Прости…

– Я провожу тебя, – Зинка вскочила, едва не опрокинув стул. – Ты, наверное, испугался, что я спутала тебя с кем-то другим? Не бойся, я не сумасшедшая.

– Я испугался не за тебя, а за себя. И давай не будем об этом.

Зинка не погасила свет в доме и не стала запирать дверь, а сразу прижалась плечом к Цимбаларю, словно малый ребёнок, ищущий защиты у взрослого человека. Так они и пошли по улице. Можно было не сомневаться, что завтра об этой прогулке узнает вся деревня.

За то время, которое они провели под крышей, тучи рассеялись и на чёрном небе высыпали звёзды, совсем не похожие на тех добрых охранителей, которых воспевали стихи, однажды прочитанные Людочкой Лопаткиной в захламлённом ресторанном дворике.

Скорее это были глаза неисчислимой волчьей стаи, уже готовой к нападению и ожидавшей только сигнала вожака.

Внезапно северная сторона неба побледнела, словно бы там всходила полная луна, хотя её узкий серп мерцал где-то на востоке. Затем странное свечение стало быстро розоветь, пока не приобрело почти багровый, закатный оттенок. Казалось, что за горизонтом разгорается огромный пожар, возможно, тот самый, который, по верованиям древних скандинавов, в конце времён должен спалить весь мир.

– Что это? – вырвалось у потрясённого Цимбаларя.

– Северное сияние, – ответила Зинка. – Но местные говорят иначе: зорники.

Тем временем багровое зарево распалось на отдельные столбы, заигравшие всеми цветами радуги. Столбы сходились и расходились в небе, а на земле заметно посветлело. Когда это титаническое световое представление достигло апогея, раздался треск, похожий на гром.

– Это сполох, зимняя гроза, – сказала Зинка. – Сейчас в округе, наверное, не работает ни одна радиостанция.

Они и не заметили, как оказались возле избы, где квартировал Цимбаларь. Картина северного сияния странным образом успокоила его. Да и Зинка, похоже, уже взяла себя в руки.

Глядя в сторону, она сказала:

– Я догадываюсь, о чём ты хотел спросить меня… Куда девался перстень, который Митя носил в последнее время? Только не говори, что это не так! – Она ладонью прикрыла Цимбаларю рот. – От бабушки мне достался перстень, якобы имевший свойства оберега. Я чуяла беду и отдала его Мите. Потом мы поссорились, и он вернул перстень мне. Через три дня Мити не стало… Перстень и все другие украшения я незаметно сунула в гроб, когда прощалась с ним… Я до сих пор не верю в загробный мир, но если он всё-таки существует, пусть эта жалкая лепта поможет Мите.

– Может, зайдём ко мне? – неуверенно предложил Цимбаларь.

– Нет! Никогда! Я там исплачусь… Прощай. Только не надо меня провожать. Здесь я знаю каждую тропинку, каждую доску забора.

Вырвавшись из рук Цимбаларя, она быстро скрылась во мраке. Северное сияние, теперь больше похожее на смутное отражение Млечного Пути, постепенно тускнело.

Глава 6

Снегоходы

Задолго до рассвета, когда Цимбаларь, утомившись и перенервничав за день, ещё крепко спал, с неба повалил снег, который час от часу становился всё гуще и гуще.

Проснувшись от холода, он включил свет и глянул на часы. Старуха Парамоновна безнадёжно запаздывала, а это, учитывая её обязательность, могло означать только одно – в Чарусе случилось нечто чрезвычайное.

Скоро Цимбаларь и сам убедился в этом, когда сначала выглянул в окно, словно бы залепленное белой ватой, а потом попытался открыть дверь. После долгих усилий та немного поддалась, но в образовавшуюся щель хлынул мягкий свежий снег, заваливший порог.

Оказавшись в плену разбушевавшейся стихии, Цимбаларь духом не пал и сам разжёг печку, благо в сенях имелся изрядный запас дров. Правда, не обошлось без конфуза – бензин, который он с самыми лучшими намерениями плеснул в топку, едва не вызвал пожар.

В десятом часу утра, когда в окнах уже начал брезжить тусклый свет, снаружи послышались человеческие голоса (а он, в принципе, не удивился бы даже волчьему вою) и шорох лопат. Вновь приоткрыв дверь, Цимбаларь увидел, что его избу откапывает целая команда деревенских жителей, возглавляемая старостой Ложкиным. С особым рвением трудились Борька Ширяев и Парамоновна.