Страна призраков, стр. 70

– Подарок, – ответила Холлис. – Осталось найти, кого им осчастливить. Я в душ.

И она поднялась наверх.

Фигурка синего муравья по-прежнему стояла на своем месте, изготовившись к действию.

Холлис разделась, внимательно себя осмотрела, к счастью, не обнаружив никакой сыпи, и долго-долго старательно мылась под струями горячей воды.

Чем теперь заняты Гаррет и старший мужчина? Куда отправился Тито, когда его высадили? Почему сумочка – или по крайней мере шифратор Бигенда, – отрастив себе ноги, разгуливает по улице? А смертоносный монгольский червь – какую форму он примет сегодня? Этого журналистка не знала.

Неужели она и вправду видела, как облучают сто миллионов долларов при помощи гранул медицинского цезия? Видела, если Гаррет не врал. Хотя какой в этом смысл? Холлис намыливалась в третий раз, когда ее вдруг осенило.

Цезий нельзя отмыть. Никаким порошком. Значит, и деньги уже не отмоются.

Ей даже не пришло в голову задавать вопросы Гаррету, пока тот готовился покинуть мастерскую. Нет, правда, ни одного вопроса. Холлис чувствовала всем сердцем: нужно делать то же самое, что и он; делать, а не говорить об этом. Молодой человек очень сосредоточенно проверял каждый предмет дозиметром, стараясь ничего не забыть.

Она была совершенно уверена, что не оставила сумочку. Кто-то забрался в фургон, пока все четверо говорили с мусорщиками.

Холлис обтерлась полотенцем, оделась, убедилась, что паспорт на месте, и высушила волосы.

Когда она спустилась, Инчмэйл сидел на краю двадцатифутовой кушетки (цвет кожаной обивки очень близко напоминал оттенок сидений в «майбахе» бельгийского рекламного магната) и читал сообщения на своем телефоне. Хайди с Одиль удалились, казалось, на целый квартал – так обманывала игра светотени на полированном бетонном полу – и походили на человеческие силуэты, которые нарочно рисуют на архитектурных чертежах для демонстрации масштаба.

– Опять твой Бигенд, – сообщил Рег, отрываясь от телефонного экрана.

– Это не мой Бигенд. Но будет твоим, если продашь ему права на «Такой быть сложно» для рекламы китайских машин.

– На это я, разумеется, пойти не могу.

– Из чисто художественных соображений?

– Просто нужно согласие всех троих: мое, твое, Хайди. У нас же совместные права, если помнишь.

– Лично мне без разницы, решай сам.

– С чего вдруг?

– Ты же до сих пор в бизнесе, до сих пор имеешь долю.

– Он хочет, чтобы ты это написала.

– Что написала?

– Изменила слова в песне.

– И сделала из нее рекламную заставку?

– Главную тему. Целый гимн. Под брендом постмодернизма.

– Это нашу «Такой быть сложно»? Издеваешься?

– Он меня завалил сообщениями, каждые полчаса достает. Решил припереть к стенке. От таких людей меня просто тошнит. Честно.

Холлис пристально взглянула на него.

– А где смертоносный монгольский червь?

– Ты о чем?

– Не знаю, чего мне сейчас больше бояться. Помнишь, ты на гастролях рассказывал про смертоносного червя? Настолько ужасного, что его никто не может описать?

– Ну да, – подтвердил Инчмэйл. – Эта тварь не то плюется ядом, не то электрическими разрядами. – Он улыбнулся. – А может, гноем.

– И прячется в дюнах. Где-то в Монголии.

– Правильно.

– Так вот я приняла твой рассказ на вооружение. Червяк превратился в символ всех моих страхов. Мне кажется, он ярко-красный...

– Они правда ярко-красные, – вставил Инчмэйл. – Пурпурные. И без глаз. А тело толстое, как бедро ребенка.

– Теперь любой сильный страх, с которым я не могу справиться, обретает такую форму. День или два назад, в Лос-Анджелесе, Бигенд со своим журналом-призраком и эти жуткие странности, куда он сунул свой нос и затянул меня за собой, даже рассказать нельзя, – все это мне представлялось в виде смертоносного червя, который прячется в дюнах.

Инчмэйл внимательно посмотрел на нее.

– Рад, что мы встретились.

– Я тоже, Рег, просто еще не опомнилась.

– Немудрено. В такое время разве что полный псих не станет волноваться. Мы все как на иголках. Меня больше беспокоит другое: вид у тебя не очень напуганный. Растерянный – да, но я не чувствую страха.

– Этим вечером, – объяснила Холлис, – кое-кто совершил на моих глазах такой поступок, чудне?е которого мне уже, кажется, не увидеть.

– Серьезно? – Собеседник вдруг помрачнел. – Завидую.

– Я-то думала, будет теракт или преступление в нормальном, традиционном смысле, но все было не так. По-моему, это скорее...

– Что?

– Проделка. Шалость, на которую отважится лишь сумасшедший.

– Ты же знаешь, я сгораю от любопытства, – подначил Рег.

– Знаю. Но я слишком часто разбрасываюсь своим словом. Сперва – Бигенду, потом еще кое-кому. Хотелось бы обещать, что я когда-нибудь открою секрет, но не могу. Хотя не исключено, что все же открою. Когда-нибудь. Смотря по обстоятельствам. Понимаешь?

– Слушай, а француженка твоя, случаем, не лесбиянка? – поменял тему Инчмэйл.

– С чего ты взял?

– Она так и липнет к нашей Хайди.

– Ну, это как раз не доказательство.

– Разве?

– Просто Хайди притягивает к себе людей особого склада. Большинство из них – мужского пола, но не все.

– Точно, – улыбнулся Инчмэйл. – Я и забыл.

Послышался мелодичный аккорд.

– Корабль-носитель идет на посадку, – объявил Рег.

Олли Слейт с тихим звоном вкатил тележку, накрытую белой салфеткой. На этот раз он гладко побрился и снова надел шикарный костюм.

– Мы подумали, вдруг вы еще не ели, – сказал молодой человек и обратился к Холлис: – Хьюберт просил ему позвонить.

– Я не готова, – отрезала журналистка. – Завтра.

– Так, вы у нас подаете еду. – Инчмэйл опустил тяжелую руку на плечо Олли, не давая ему ответить. – Если желаете продвинуться по службе, – он взялся за лацкан дорогого пиджака и слегка потрепал его, – учитесь не выходить за рамки служебных обязанностей.

– Я как выжатый лимон, – пожаловалась Холлис. – Надо срочно поспать. Завтра позвоню, Олли.

Она поднялась наверх. В небе уже разгорался рассвет, а дизайн спальни не предусматривал ни занавесок, ни жалюзи. Сняв джинсы, Холлис влезла на магнитную летающую кровать Бигенда, натянула покрывало на голову и практически тут же уснула.

81

Сегодня здесь, завтра там

– А может, оставишь свой номер? Или е-мейл? – с отчаянным видом умолял человек из команды Игоря.

– Да я все время переезжаю, – отозвался Тито, ища глазами фургон Гаррета за окном репетиционной студии, расположенной на втором этаже. – Сегодня здесь, завтра там.

И тут он заметил белый фургон.

– Ладно, моя визитка у тебя есть! – крикнул вдогонку новый знакомый, увидев, как Тито бегом устремился к выходу.

Вслед ему прозвучал гитарный аккорд, прощальные восклицания и голос Игоря:

– Эй, Тито!

А тот уже кубарем слетел по лестнице, выскочил на мокрый после дождя тротуар совершенно безлюдной улицы, рванул на себя пассажирскую дверцу и влез в кабину.

– Вечеринка? – с улыбкой поинтересовался Гаррет, съезжая с обочины.

– Это группа. У них репетиция.

– Ты что, уже в группе?

– Подменял одного...

– На чем играешь?

– На клавишных. Тот человек с Юнион-сквер – он пытался меня убить. Задавить машиной.

– Знаю. Пришлось задействовать местные связи, чтобы вытащить его из предварительной камеры.

– Так он теперь на воле?

– Его продержали что-то около часа. Обвинения сняты. – Гаррет притормозил у светофора. – Официальная версия: автомобиль потерял управление. Несчастный случай. К счастью, пострадавших нет.

– Был еще пассажир, – напомнил Тито, когда сигнал переменился.

– Ты его узнал?

– Нет. Но видел, как он уходит.

– Твой вчерашний неудачный убийца должен был выследить нас еще в Нью-Йорке.

– Это он оставил у меня на квартире «жучок»?

Гаррет покосился на соседа.

– Не знал, что ты в курсе.