Пеле, Гарринча, футбол…, стр. 8

Рядовые этой армии, отбывающие свою нелегкую повинность в так называемых «малых» клубах столиц и в периферийных командах, влачат незавидное пролетарское существование: микроскопическая зарплата, крохотные бишьо, постоянный страх перед возможной травмой, которая приведет к простою, а затем к расторжению контракта.

Но даже если все идет хорошо, если тренеры довольны, если – слава богу! – удается играть без травм, если контракт обеспечивает щедрый заработок и президент клуба поощрительно похлопывает по плечу: «Молодец, парень!» – все равно футболист-профессионал не чувствует себя спокойным. С каждым годом его все больше и больше беспокоит проклятый вопрос: «Что будет потом?» Это зловещее «потом» с приближением рокового тридцати-тридцатипятилетнего рубежа беспокоит всех – мастеров «Фламенго» и скромных тружеников какого-нибудь «Атлетико» в Бауру. Потому что нет среди них такого, кто не знал бы о жалкой судьбе двукратного чемпиона мира Гарринчи, не помнил бы трагическую историю Манеко из рио-де-жанейрской «Америки» или Ипожукана из «Васко-да-Гама».

Манеко был волшебником мяча. До сих пор старые торседорес вспоминают «шоу», которое он устроил ошеломленным англичанам из «Арсенала», и его виртуозные проходы по краю в матчах со сборной Уругвая. Когда Манеко вынужден был по возрасту расстаться с мячом, начались тяжелые времена. Однажды он пришел к президенту клуба Жулите Коутиньо:

– Сеньор, займите мне деньги! Клянусь, возвращу через пару месяцев.

– Сейчас у меня нет, зайди через пару дней. Манеко не мог ждать двух дней: когда он вернулся домой, дома у него уже не было. Нехитрый скарб валялся на тротуаре, полиция опечатывала скрипящую дверь. На узлах сидели старики – его отец и мать, которым он подарил этот дом, купив его в рассрочку. И этот подарок всю жизнь был его гордостью.

Парень жалко улыбнулся и сказал:

– Отец, я что-нибудь придумаю… – И ушел, стараясь не глядеть на слезы, текущие по морщинистой щеке старика.

Он ничего не сумел придумать, потому что бывший владелец дома отказался отсрочить очередной платеж. Закон есть закон! И парень отравился.

На следующее утро газеты, которые давно забыли о его существовании, хотя было время, когда фотографии Манеко украшали их первые полосы, напечатали записку, найденную в кармане Манеко: «Отец, прости. Я больше не могу этого вынести! Я страдаю от мысли, что мать и сестры будут тяжело переживать мою смерть, но другого выхода у меня нет. Поцелуйте племянников. Постарайтесь не падать духом. Прощайте, я очень сильно плачу над этим письмом. Ваш Манеко».

А Ипожукан, знаменитый форвард одного из богатейших футбольных клубов «Васко-да-Гама»? Говорят, что он сумел обогнать время: десять лет назад он играл так, как играют сейчас. И вот сегодня, когда форварды пользуются найденными им открытиями, сам Ипожукан лежит в своей крохотной комнатушке в убогом районе Сан-Паулу, умирая от острой формы сердечной недостаточности. Его мучает мысль о жене и детях, которые голодают вместе с ним. Голодают! В самом буквальном смысле этого слова. Ипожукан знает, что скоро умрет, потому что у него нет денег ни на врачей, ни на лекарства. Как-то раз Ипожукан сказал репортеру, заглянувшему узнать, не умер ли уже он: «У меня есть деньги, которых хватит на три дня. Что будет потом – не знаю…»

Под трибунами «Мараканазиньо», Дворца спорта на территории «Мараканы», в небольшой комнатке разместилась канцелярия скромного учреждения, зашифрованного под таинственным названием «ФУГАП». Эта аббревиатура в переводе на русский язык означает нечто вроде «Гарантийный фонд помощи профессиональным спортсменам». В его обязанности входит оказание содействия престарелым футболистам. Таким, как Ипожукан, Манеко и тысячи других. Маленькая группа самоотверженных Дон-Кихотов пытается что-то сделать. Кого-то устроить на работу, кому-то выдать небольшое единовременное пособие.

Что могут изменить, чем могут помочь эти жалкие крохи, эти микроскопические капли милосердия, падающие в иссушенную нуждой и горем почву? Вот что сказала об этом «Жорнал дос спорте», ведущая спортивная газета страны, устами одного из своих лучших репортеров Лусио Лакомба, пишущего о благородных, но бесплодных стараниях сотрудников ФУГАП: «Разве можно помочь всем, кто нуждается в помощи?… Что делать с людьми, которые вчера познали богатство и славу, а сегодня не имеют профессии и возможности работать где бы то ни было? Что делать с этими людьми, униженными необходимостью протягивать руку после того, как им аплодировали миллионы?… Нищета, нужда, болезни, вплоть до проказы, безысходное горе бесконечных просителей. Что делать с ними? Вот трагическая драма ФУГАП».

К сказанному остается только добавить сухую статистическую справку: если ранее эта организация получала в свое распоряжение десять процентов от кассовой выручки с футбольных матчей, то недавно эта квота ФУГАП была уменьшена до двух процентов. Сделано это было по настоянию все тех же «картол» – руководителей клубов, которые отнюдь не заинтересованы в том, чтобы содержать всех этих бывших знаменитостей и вчерашних чернорабочих футбола. Картолы лихорадочно ищут деньги для миллионных сделок по купле-продаже сегодняшних «звезд», которые пока что сверкают. А завтра пополнят печальные списки ФУГАП…

Президенты не любят неудачников

Будем справедливы! Не все «идолы», не все погасшие «звезды» бразильского футбола заканчивают свой путь меланхолическим актом регистрации своей фамилии в списках ФУГАП. Некоторые из них не прощаются с футболом, они пытаются законтрактоваться тренерами в какой-либо из двадцати трех тысяч футбольных клубов Бразилии. О них и пойдет речь в этой главе.

* * *

В конце сезона 1957 года накануне ответственного турне по странам Америки и Европы взбунтовался тренер «Ботафого» Жениньо. Подобные конфликты являются обычным делом, периодически вспыхивают они то в одном, то в другом клубе Бразилии. И в этом нет ничего удивительного, ибо в самой структуре руководства клубами заложено неразрешимое, неустранимое противоречие между тренером, являющимся наемным тружеником клуба, и его хозяевами – картолами: президентом, директором департамента футбола, членами президентского совета. История не сохранила причин спора Жениньо со своими хозяевами: то ли он добивался более выгодного контракта для себя лично, то ли протестовал против продажи каких-либо игроков «Ботафого»… Да это и не важно. Важно то, что после того, как разъяренный Жениньо хлопнул дверью роскошного кабинета своего хозяина, в «Ботафого» родился новый тренер. Возможно, самый выдающийся. И уж наверняка самый компетентный из бразильских тренеров. Речь идет о Жоане Салданьи.

Разумеется, хозяева «Ботафого» при иных обстоятельствах никогда не позволили бы себе эту авантюру: пригласить скромного чиновника клуба, каковым был в то время Жоан, на весьма почетный и важный пост старшего тренера первой команды. Просто-напросто они оказались в безвыходном положении: «горела» очень выгодная «экскурсия», сулившая клубу прибыль, и нужно было кого-то срочно посылать с командой. Первым, кто подвернулся под руку, оказался Салданья. Он не имел блистательного футбольного прошлого: играл в детстве на пляжах Копакабана и Ипанема, потом стал тренером одной из «диких» команд, потом пристал к «Ботафого», где играло много его земляков из штата Рио-Гранде-ду-Сул.

Тут, в «Ботафого», Жоан помогал тренерам, работал переводчиком при нескольких европейских тренерах, приглашенных в Бразилию, потом стал исполнять обязанности администратора команды.

Когда его «бросили» в турне вместе с клубом, Салданья не растерялся. Он хорошо знал игроков, отчетливо представлял себе, что может и чего не может каждый из них.

Он решил, что у него нет времени для изобретения каких-то гениальных тактических схем и внедрения хитроумных новаций.

Жоан собрал игроков и сказал им:

– Вы видите, парни, эту правую полосу поля – от нашей штрафной площадки до ворот противника? Сюда, на правый фланг, никому из вас я не разрешаю совать нос. Это – коридор Манэ Гарринчи. Все остальные должны играть в центре и слева. К Манэ и близко подходить не смейте. Пусть делает здесь что захочет, а ваше дело ждать от него пас и бить по воротам…