Пятое Правило Волшебника, или Дух Огня, стр. 54

Хильдемаре не требовалось уметь разить словом. Ее защищала власть. Андерские генералы редко скрещивают мечи.

Потягивая вино, Тереза с прагматичным уважением наблюдала за Стейном, опорожнившим кубок одним большим глотком.

– Отличное вино! Вообще-то говоря, я бы сказал, лучшее, что мне доводилось когда-либо пить.

– Мы рады слышать такую оценку из уст столь много путешествовавшего человека, – ответил министр.

Стейн поставил кубок на стол.

– Я сыт по горло. Когда я смогу произнести свою речь?

– Когда гости насытятся, – поднял бровь министр.

Снова ухмыльнувшись, Стейн принялся есть с ножа очередной кусок мяса. Жуя, он нагло встречал пылкие взгляды, которыми его одаривали некоторые женщины.

Глава 22

Музыканты на галерее исполняли морскую мелодию, а слуги спустили вниз длинные голубые транспаранты. Транспаранты колыхались, создавая эффект волны, по которой плыли нарисованные на ткани рыбацкие суда.

Пока слуги Суверена обслуживали хозяина, оруженосцы, облаченные в ливреи цветов поместья, сновали вокруг стола министра, поднося серебряные тарелки с разнообразными рыбными блюдами. Министр выбрал крабовые ножки, балык, жареных миног и угрей в шафрановом соусе. Оруженосцы поставили выбранные блюда между министром и его женой.

Министр Шанбор макнул большой кусок угря в шафрановый соус и предложил жене. Хильдемара, нежно улыбнувшись, взяла кончиками пальцев угощение, но вместо того, чтобы поднести к губам, положила на тарелку и повернулась к Стейну, чтобы спросить с внезапной заинтересованностью о кулинарных обычаях его страны. За то короткое время, что Далтон пробыл в поместье, он успел выяснить, что больше всего на свете госпожа Шанбор ненавидит угрей.

Когда один из оруженосцев предложил их вниманию блюдо с лангустами, Тереза сказала Далтону, с надеждой подняв бровки, что охотно съела бы одного. По требованию Далтона оруженосец ловко очистил лангуста, вынул нежное мясо, сдобрив маслом, положил на поджаренный хлеб. Далтон отрезал себе кусок мяса морской свиньи с блюда, которое протягивал ему на вытянутых руках оруженосец с низко склоненной, как и положено, головой. Оруженосец преклонил колени, грациозно поднялся и удалился танцующей походкой.

Сморщенный носик Терезы поведал, что угря ей вовсе не хочется. Далтон взял одного себе, и то лишь потому, что кивок усмехнувшегося министра сказал ему, что он должен это сделать. Министр наклонился к его уху и прошептал:

– Угорь полезен для конца, если ты понимаешь, о чем я.

Далтон лишь улыбнулся, прикидываясь, что оценил совет. Его мысли были заняты насущными проблемами, а кроме того, проблем с «концом» у него не было.

Тереза поглощала карпа в чесноке, а Далтон, лениво ковыряя жареную селедку с сахаром, наблюдал за хакенскими оруженосцами, которые, как оккупационная армия, сновали между столами. Они несли подносы с жареной щукой, форелью и окунем; печеной треской, хеком и сельдью; приготовленным на углях карасем, лососем, осетром и тюленем. А также крабов, креветок, устриц и мидий, жаркое из рыбы с миндалем, супницы с ухой из моллюсков. И все это с многообразными разноцветными соусами и подливками. Прочие блюда подавались в художественном изобилии соусов и травяных настоев. Морская свинья с горошком в винном соусе, осетровые молоки и бока морского петуха, здоровенный пирог с начинкой из трески и камбалы, залитый зеленой глазурью.

Еда, представленная в таком изобилии и столь изысканно приготовленная, служила не только как политический спектакль, предназначенный для демонстрации могущества и богатства министра культуры, но также имела – чтобы защитить министра от обвинений в показной пышности – глубокую религиозную подоплеку. Многообразие снеди являлось демонстрацией величия Создателя и, несмотря на кажущееся изобилие, было не чем иным, как бесконечно малой частью Его щедрости.

То, что пир был дан не ради какого-то светского события – скажем, свадьбы или празднования юбилея очередной военной победы, – подчеркивало его религиозную суть. Присутствие Суверена, наместника Создателя в мире живых, лишь придавало пиру еще более священный аспект.

Если же богатство, могущество и благородство министра и его супруги и производило впечатление на гостей, то это было лишь случайным и неизбежным побочным эффектом.

От разговоров и смеха в зале стоял непрерывный шум. Гости пили вино, угощались разными блюдами, пробовали соусы. Арфистка снова заиграла, чтобы развлечь пирующих. Министр, поглощая угря, беседовал с женой, Стейном и двумя богатыми пекарями, сидевшими на дальнем конце стола.

Далтон вытер губы, решив воспользоваться всеобщей расслабленностью. Сделав последний глоток вина, он обратился к жене:

– Тебе удалось выяснить еще что-нибудь касательно нашего разговора?

Тереза отрезала ножом кусочек щуки, взяла его и обмакнула в красный соус. Она знала, что он имеет в виду Клодину.

– Ничего особенного. Но подозреваю, что овечка не заперта в овине.

Терезе не были известны все подробности дела, но она знала достаточно, чтобы понять: Клодина может учинить министру крупные неприятности. Кроме того, хотя об этом никогда не говорилось особо, Тереза отлично знала, что сидит за головным столом не только потому, что ее муж знает вдоль и поперек все законы.

– Когда я с ней разговаривала, – понизила голос Тереза, – она много внимания уделяла Директору Линскотту. Ну, знаешь, следила за ним, пытаясь изобразить, что и вовсе на него не глядит. И наблюдала, не видит ли кто, что она на него смотрит.

Информация Терезы всегда была точной, а не основывалась на предположениях.

– Зачем, по-твоему, она трещала всем женщинам, что министр ее принудил?

– Думаю, она говорила всем о министре, чтобы защитить себя. Полагаю, она рассуждала так: если люди уже будут знать об этом, то она обезопасит себя от того, что ее могут заткнуть, прежде чем кто-нибудь спохватится. По какой-то причине она вдруг закрыла рот на замок. Но, как я уже сказала, она не сводила глаз с Директора Линскотта, притворяясь, будто не смотрит.

Тереза предоставила мужу самому делать выводы. Далтон, поднявшись, наклонился к жене.

– Спасибо, солнышко. Позволь мне удалиться ненадолго. Нужно урегулировать кое-какие дела.

Она схватила его за руку.

– Не забудь, ты обещал представить меня Суверену!

Далтон легонько чмокнул ее в щеку и встретился глазами с министром. Слова Терезы лишь подтвердили разумность его плана. Слишком многое поставлено на карту. Директор Линскотт может оказаться настойчивым. Далтон был почти уверен, что доставленное хакенскими парнями послание заткнет Клодину. Если же нет, то его план наверняка положит конец ее проискам. Далтон едва заметно кивнул министру.

Перемещаясь по залу, он останавливался то там, то тут, здороваясь со знакомыми, обмениваясь шутками и слухами, кому-то что-то предлагая или обещая с кем-то встретиться. Все считали его представителем министра, сошедшим с головного стола обойти гостей и узнать, все ли довольны.

Добравшись наконец до истинной цели, Далтон изобразил теплую улыбку.

– Клодина, надеюсь, вам лучше. Тереза порекомендовала мне узнать и позаботиться, не нужно ли вам что, учитывая, что Эдвин не смог прийти.

Она ответила ему неплохой имитацией искренней улыбки.

– Ваша жена просто душка, мастер Кэмпбелл. Со мной все в порядке, благодарю вас. Отличная еда и прекрасное общество окончательно привели меня в норму. Пожалуйста, передайте ей, что мне гораздо лучше.

– Рад слышать. – Далтон наклонился ближе к ее уху. – Я собирался выдвинуть одно предложение Эдвину – и вам, – но мне неудобно просить вас об этом не только потому, что Эдвина нет в городе, но и из-за вашего столь неудачного падения. Мне бы не хотелось навязывать вам работу, когда вы не совсем здоровы. Пожалуйста, зайдите ко мне, когда окончательно оправитесь от ушиба.

Клодина, нахмурившись, повернулась к нему.

– Спасибо за заботу, но со мной все в порядке. Если у вас есть какое-то дело, касающееся Эдвина, то он захотел бы, чтобы я вас выслушала. Мы с ним работаем в тесном контакте, и у нас нет друг от друга секретов, когда речь идет о делах. И вам это отлично известно, мастер Кэмпбелл.