Пятое Правило Волшебника, или Дух Огня, стр. 155
Среди приспешников Серина Раяка он заметил человека в темной форме. Стейн.
С леденящим ужасом Далтон понял, почему Стейн здесь и что ему нужно.
Он отшатнулся от окна. Нет, он и сам не был лишен жестокости, но то, что сейчас творилось внизу, было поистине чудовищным.
Внезапно сорвавшись с места, Далтон вылетел в коридор и понесся вниз по ступенькам, потом по коридору. Он не знал, что делать, но если можно сделать хоть что-то…
Далтон добежал до входа в здание, укрытого за каменными колоннами. Дальше начиналась лестница. Он остановился в тени, не выходя на улицу, оценивая ситуацию.
Внизу, на площадке посреди лестницы, несли охрану гвардейцы – чисто символическая защита. Такая толпа запросто сметет охрану, и Далтон не осмеливался дать разгоряченной толпе повод обратить гнев против него.
Какая-то женщина, таща за собой мальчонку, протолкалась вперед и встала перед толпой.
– Меня зовут Нора! – прокричала она. – А это мой сын Брюс. Из-за ведьм он – это все, что у меня осталось! Мой муж Джулиан утонул из-за черного проклятия ведьмы! Моя чудесная доченька Бетани была сожжена заживо заклинанием ведьмы!
Мальчик Брюс, всхлипнув, пробормотал, что это правда, и расплакался. Серин Раяк взял женщину за руку.
– Вот жертва Владетелева колдовства! А вот и другая! – указал он на стоявшую в первом ряду завывающую женщину. – Многие из вас пострадали от проклятий и ворожбы ведьм и колдунов! Ведьмы – орудия Владетеля мертвых!
По настроению толпы Далтон понимал – добром дело не кончится, но решительно не знал, как можно этому помешать.
В конце концов, именно для этого он и выпустил из темницы Серина Раяка: чтобы раздувал гнев масс против магии. Ему было нужно, чтобы народ настроили против владеющих волшебством, чтобы их считали злом. А кто лучше фанатика способен разжечь такую ненависть?
– А вот и ведьма! – ткнул Серин Раяк в женщину, чьи руки были скручены за спиной и которую Стейн держал за волосы. – Она – орудие Владетеля! Орудие зла! Она творит черные заклинания, чтобы навредить всем вам!
Толпа взревела, требуя мести.
– Как нам поступить с ведьмой? – возопил Серин Раяк.
– На костер! На костер! На костер! – принялась скандировать толпа.
Серин Раяк воздел руки к небу:
– Создатель, мы предаем эту женщину в твои руки! Если она невинна, избавь ее от смерти! Если же она виновна в колдовстве – испепели ее!
Пока несколько мужчин устанавливали столб, Стейн швырнул пленницу на землю, поднял ей голову, схватил за волосы и достал нож.
Далтон, не дыша и не моргая, широко раскрыв в ужасе глаза, смотрел, как Стейн вспарывает Франке кожу на лбу от уха до уха. Когда Стейн снял с нее скальп, душераздирающий крик Франки пронзил Далтона до костей.
Слезы струились по его щекам, как кровь по лицу Франки. Истошно визжащую от боли и безграничного ужаса женщину подняли и привязали к столбу. Сквозь кровавую маску виднелись лишь белки глаз.
Франка не кричала о своей невиновности, не молила сохранить ей жизнь. Она просто визжала, парализованная ужасом.
Вокруг нее укладывали дрова и солому. Толпа напирала, желая оказаться как можно ближе к жертве, чтобы рассмотреть получше. Некоторые тянули руки и касались бегущей по ее лицу крови, желая доказать свою силу, прежде чем ее отправят к Владетелю.
Ужас схватил Далтона за глотку и заставил спуститься на несколько ступенек.
Сквозь толпу пробирались мужчины с факелами. Серин Раяк, бешеный от ярости, взобрался на кучу дров и соломы у ног Франки и орал ей в лицо всякие гадости, обзывая по– всякому и обвиняя во всевозможных грехах.
Далтон, беспомощно стоя на ступеньках, знал, что все это ложь. Франка совсем не такая и ничего подобного никогда не делала.
И тут произошло нечто весьма удивительное. С серого неба Спинкировал ворон и злобно вцепился когтями Серину Раяку в волосы.
Серин завопил, что это прислужник ведьмы явился защищать свою хозяйку. Толпа в ответ принялась швыряться в птицу чем попало, а Серин Раяк пытался согнать ее со своей головы. Ворон хлопал крыльями и каркал, но крепко держался за шевелюру Раяка.
С пугающей решимостью, заставившей Далтона подумать, что птица – и впрямь прислужник Франки, огромный черный ворон метко клюнул Серина в единственный глаз.
Раяк, завопив от боли и ярости, рухнул с окружавшей Франку кучи дров. И как только он упал, толпа принялась швырять факелы.
Вокруг несчастной Франки взметнулось пламя, и она издала такой вопль, какого Далтон еще никогда не слышал. Ветер донес до него запах горящей плоти.
И тут Франка, охваченная ужасом, болью, сгорающая в пламени, повернула голову и увидела стоявшего на ступеньках Далтона.
Она выкрикнула его имя. За ревом толпы он не слышал голоса, но прочел по ее губам.
Она закричала снова, закричала, что любит его.
Когда Далтон понял это, у него оборвалось сердце.
Пламя лизало ее тело, Франка кричала – кричала страшно, как кричат потерянные души в мире смерти.
Далтон стоял, тупо глядя на происходящее, понимая лишь, что тоже кричит, схватившись за голову.
Толпа напирала, желая почуять горящую плоть, увидеть, как обугливается кожа. Люди впадали в экстаз, глаза их горели безумием. Под натиском толпы тех, кто пробился в первые ряды, так близко прижало к костру, что многим опалило брови, но и это вызвало такие же восторги, как и зрелище горящей ведьмы.
А на земле ворон жестоко клевал безглазого, всеми позабытого Серина Раяка. Раяк слепо размахивал руками, пытаясь прогнать мстительную птицу. Огромный клюв, мелькая между его рук, рвал, выворачивал и тянул с лица куски плоти.
Толпа снова начала швыряться в птицу всем, что попадалось под руку. Ворон, казалось, начал слабеть и беспомощно забил крыльями, и тут в него полетело все – от башмаков до горящих веток.
Далтон, всхлипывая, обнаружил, что по непонятной ему самому причине, зная наверняка, что ворон тоже вот-вот погибнет, вопреки всему криком подбадривает птицу.
И когда казалось, что бесстрашному ворону-мстителю уже конец, на площадь влетела лошадь без седока. Она отчаянно лягалась и вставала на дыбы, расшвыривая людей в стороны, раня, дробя кости, пробивая головы. Прижав уши, золотисто-ореховая лошадь со злобным ржанием рвалась к центру площади. Напуганный народ хотел бы дать ей дорогу, но уже не мог разойтись, подпираемый сзади.
Лошадь словно взбесилась от ярости и принялась топтать всех, кто попадался на ее пути. Далтон сроду не слышал, чтобы лошадь рвалась к огню.
Когда лошадь добралась до свалки вокруг Раяка, ворон последним отчаянным усилием забил огромными крыльями и взлетел лошади на спину. Лошадь повернулась, и на какое-то мгновение Далтону показалось, что на ней сидит еще одна птица, что там два черных ворона, но потом он сообразил, что это всего лишь черное пятно на лошадином крупе.
Ворон же вцепился лошади в гриву чуть выше холки, кобыла в последний раз встала на дыбы и понеслась во всю прыть. Те, кто мог убраться с ее пути, убрались. Тех же, кто не смог, разъяренная скотина затоптала.
Крики Франки наконец смолкли. Далтон, стоя в одиночестве на ступеньках, отсалютовал золотисто-ореховой кобыле и ворону-мстителю, уносящимся на полном галопе прочь от центра города.
Глава 63
Беата, прищурившись, смотрела на разгорающийся на горизонте рассвет. Как приятно сознавать, что солнце вот-вот снова засияет над степью. Шедший последние несколько дней дождик изрядно надоел. Теперь же на золотистом восточном небосклоне виднелось лишь несколько темных тучек, похожих на детский рисунок углем. Казалось, что с каменного основания Домини Диртх можно вечно смотреть на простиравшиеся под огромным небесным сводом бескрайние степи.
Приглядевшись получше, Беата поняла, что Эстелла не зря позвала ее наверх. Вдали виднелся приближающийся всадник. Он выскочил на голую полосу и несся прямо на них. Всадник был еще довольно далеко, но, судя по тому, как он гнал лошадь, явно не собирался останавливаться. Беата дождалась, пока он подъедет поближе, сложила ладони рупором и закричала: