Осень прежнего мира, стр. 50

— Ну, насчёт их силы у меня сомнений нет, — отозвался Унэн. — Так что по мне, пусть они остаются малочисленными и продолжают избегать людей. Прутья она выламывала — любо-дорого было посмотреть.

— Какие прутья? — не понял шантирец.

Монах рассказал.

— Так ты её отпустил? — шантирец не поверил своим ушам. — Совсем с ума сошёл! Пусть она даже умеет разговаривать — представляешь, сколько ещё людей она успеет сожрать?

— Пока что она сожрала только привратника, — поморщился художник. — И то не съела, а просто пришибла. Впрочем, я на её месте тоже не стал бы с ним любезничать.

— Мне, ты уж извини, трудно поверить, что она просто ушла по своим делам, — сухо возразил Бревин. — По себе могу судить.

— Она, похоже, была очень голодна. Иначе могла бы выбрать какой-нибудь другой способ восполнить силы. Необученный человек почти не может сопротивляться мирацу.

— Какой это другой способ?

— Как сломить внутренне сопротивление? Напугать тебя. Разозлить. Заняться любовью, наконец. Последнее — самый простой способ забрать всё, что есть у человека.

— Я бы предпочёл последнее, — криво улыбнулся шантирец. Краем глаза Ользан заметил, как поморщилась его сестра.

— Конец был бы один и тот же, — вздохнул художник. — Вспомни: о тебе заботились неплохие целители. И тебя, кстати, не успели высосать досуха.

— Как же ты справился? — скептически спросил Бревин.

— Я просто поговорил с ней.

— Всего-то?

— Всего-то. На неё это произвело большое впечатление.

— Да, кстати, — монах вновь подал голос. — О чём вы с ней говорили? Мне это крайне интересно. Мне не доводилось встречаться с мирацу.

— Мне бы и не хотелось, — вздрогнула Коллаис. — Ужас какой! Мне потом кошмары снились несколько ночей.

— Я сказал ей… — Ользан закрыл глаза и приподнял голову, вспоминая. — «Мы друзья.» Она ответила, что не верит.

— Дальше, — Коллаис обернулась и увидела, как монах что-то быстро записывает в тетрадь.

— Дальше. «Если я выпущу тебя, ты не станешь нас трогать?» Она ответила, что ошейник не позволит ей выйти.

— Вот оно что, — медленно проговорила девушка. — А я-то думала, почему она не разобрала на части и укрытие, и всех, кто там был. Без нашего участия.

— Дальше, — монах продолжал строчить.

— Что дальше? Она вышла, и я сказал, что она свободна. Она и ушла. Ну, по пути залечила мне раны. Очень мило с её стороны.

— Что она сказала на прощание? — спросила Коллаис, чуть прищурив глаза.

Ользан выдержал взгляд.

— Ничего, — заминки с ответом вроде бы не получилось. — Просто посмотрела мне в лицо и ушла.

— Очень романтично, — заключил Бревин. — Откуда ты знаешь их язык?

— Я же говорил. Понятия не имею. Просто… осознал, что могу разговаривать на нём. — Монах встрепенулся при этих словах, но ничего не сказал.

— Ну ладно, — Бревин вновь взял бокал. — Допустим. Я уже могу в это поверить. Но откуда ты вообще узнал, что это мирацу?

— Например, отсюда, — Ользан достал из «кошелька» видавший виды том, полистал его некоторое время и прочёл вслух:

— «Они зовут себя мирацу, что означает „жители двух миров“ и обитают среди нас, незаметные, как тень ночью. Они не знают ни законов, ни обычаев, почитают единственного бога, двуликого и смертоносного, и горе тем, кто попадётся на их пути. Подобно тварям неразумным, они движутся по жизни, не оставляя по себе памяти. Иногда проникают к людям, в обличье, сладостном тем, и крадут их любовь. Так восполняют они род свой, поскольку, к счастью для людей, эти существа также смертны.» — юноша захлопнул книгу. — Здесь, конечно, много вымысла, но правда, как видите, тоже есть.

— Эй, не убирай! — потребовал шантирец. Его сестра присоединилась к нему. — Оставь нам почитать. Книга, должно быть, очень интересная!

— Да пожалуйста, — Ользан положил книгу на соседний стул. — Только аккуратнее, ради всех богов. Книга очень редкая — видите, ещё рукописная.

— Огромное спасибо хозяйке, — Унэн поднялся со стула и поклонился улыбнувшейся девушке. Остальные мужчины поддержали его. — Кстати, там сегодня карнавал — годовщина обороны города. Кто-нибудь хочет ко мне присоединиться?

— О небеса! — Коллаис подняла руки на головой, изображая ужас. — Опять есть?! Куда в тебя помещается?

Монах сосредоточенно осмотрел свой живот (тот, действительно, нисколько не изменился в размерах после целого дня чревоугодия) и сокрушённо покачал головой.

— Сам не знаю. Но — развлекаться так развлекаться! Ну что, есть желающие?

В карнавальную ночь им всем не спалось. Возможно, от выпитого и съеденного; возможно потому, что в Паэроне полагалось гулять целую ночь. Как бы то ни было, все трое (монах-таки присоединился к пиршеству под открытым небом) вышли развеяться и сидели на обрыве, глядя на стремительно несущуюся к невидимому отсюда океану речку, Зилону («могучую»).

— Если бы каждый день был таким праздником, — вздохнула Коллаис. Со стороны города доносились звуки музыки и людские голоса.

— Нам скоро бы всё это наскучило, — отозвался её брат. — Я чувствуя себя странно. В воздухе пахнет войной. Каким-то сумасшедшим вновь захотелось править всем миром. А мы сидим тут, беззаботно, словно ничего этого нет.

— Как сказал бы Унэн, если чему-то суждено случиться, стоит ли каждую минуту думать об этом?

— Я вижу, он неплохой учитель, — заметил шантирец, хитро улыбаясь.

— А как же. Всё-таки настоятель монастыря. Не за способность же к выпивке он им стал.

— Настоятель? — поразилась Коллаис, тряхнув головой. Каштановая волна пробежала по её плечам. — Ни за что бы не поверила… А почему ты уверен, что он не… ввёл тебя в заблуждение?

— Не знаю, — пожал плечами художник. — Мне так кажется. И потом — по-моему уже все умеют определять, когда он намерен приврать.

— Может быть, может быть, — отозвался Бревин — чёрный силуэт на фоне багрового, быстро остывающего неба. — В таком случае это для нас большая честь. Интересно, почему же он ходит по всему свету, вместо того, чтобы управлять монастырём?

— Не спрашивал, — признался Ользан. — Надо будет узнать. Действительно, интересно.

В полночь троекратный фейерверк озарил небо над городом. Шантирцы следили за этим, раскрыв рты. У них дома подобное было строжайше запрещено — как и почти вся мало-мальски сильная магия и алхимия. В небе загорались и гасли огромные шары, состоявшие из разноцветных звёзд; проносились целые полотна пламени. Ользан заметил, что салют производился со стен старой крепости, которая, собственно, и выдержала все до одной осады. Несколько минут длилось огненное представление, и вновь музыка и веселье воцарились в городе.

— Все веселятся, — заметил Бревин после долгой паузы. — А мне что-то не по себе. Как-то… холодно. Идёмте-ка домой.

На обратном пути Коллаис взяла Ользана за руку и шла молча до самого дома.

XXII

— Так-так, — задумчиво протянул Сунь Унэн, выслушав в очередной раз рассказ Ользана. — Очень интересно. Что, говоришь, ты при этом чувствовал?

Юноша беспомощно пожал плечами.

— Как я это опишу! Словно… что-то опускается сверху и всё становится понятным. Все языки. Все символы. Всё, что вижу. Потом так же неожиданно проходит.

Монах ожесточённо листал свою тетрадь.

— Не бывает такого, — заявил он решительно несколько минут спустя. — Неожиданно это не возникает. Проходит — возможно, но исключительно потому, что ты теряешь сосредоточение.

Шантирцы слушали этот диалог с большим вниманием. Как обычно, все тренировки они проводили за городом, среди деревьев. Среди людей, пояснил Сунь Унэн, обучаться очень неудобно и чрезвычайно неэффективно. Примером тому, естественно, служил он сам.

— Вот, смотри, — Унэн сложил пальцы рук замысловатой фигурой и, обернувшись к Бревину, неожиданно произнёс что-то на незнакомом языке. Тот вздрогнул, но ответил. Обменявшись с ним ещё парой фраз, Унэн расцепил пальцы и вытер лоб.