Издалека, стр. 89
Юноша кивнул и, вскочив на ноги (бесшумно сделать это, увы, не удалось), протянул проводнику руку. Зверёк проворно взобрался к нему на плечо и там застыл, вцепившись в Хиргола мёртвой хваткой.
Хирголу вновь казалось, что он спит. Впрочем, подобное ему казалось уже неоднократно, и если он, проснувшись, не обнаружит вокруг зловонного подземелья, будет только рад.
— Что теперь? — спросил Хиргол тихо. Зверёк никак не отреагировал. Странный вопрос, понял Хиргол. Не явился же он сюда, чтобы попрощаться! Следовательно… следовательно…
На негнущихся ногах Хиргол добрёл до дверцы. Увы, чуда не случилось, и замок оказался надёжно запертым. Огонёк надежды, только зажёгшийся в душе юноши, начал блекнуть. Он занёс было ногу, чтобы в бессильном гневе ударить по замку, как вдруг его больно укусили за ухо.
Хиргол тихонько охнул, отшатнувшись прочь. Горностай стёк по руке и, легко протиснувшись сквозь прутья, оседлал замок. Хиргол наклонился поближе, чтобы понять, что тот собирается делать. Не перекусывать же дужку в палец толщиной!
Зверёк неуловимо изменился и вместо изящной умной мордочки его туловище теперь завершалось огромной уродливой мордой, напоминающей крокодилью. Пасть приоткрылась, и три капли тяжёлой прозрачной жидкости упали на замок.
Послышалось громкое шипение, и едкий дым окутал Хиргола. Огромного труда ему стоило не закашляться. Он не успел ещё справиться с позывами к кашлю, как зверёк — уже в прежнем облике — взбирался вверх по штанине.
Немного осталось от замка. Так, вязкая масса, похожая больше всего на ком ржавчины. Хиргол несильно толкнул дверцу, и она открылась, оповещая всех о побеге отвратительным визгом. Чтоб тебе провалиться, посулил юноша шёпотом.
— Эй!
Шёпот доносился из клетки, где находился старик. Хиргол повернулся, несмотря на то, что зверёк встревоженно попискивал и прищёлкивал.
— Счастливого пути, — прошептал знакомый голос. — Если встретишь кого–нибудь из Семёрки, скажи, что я пожелал им лопнуть.
Кивнув, Хиргол кинулся было вправо. Но зверёк поднял негодующий шум, и пришлось повернуть в противоположную сторону. Создавалось ощущение, что горностай в совершенстве знает дорогу отсюда.
Что ж, тем лучше.
Первые три поворота они миновали без всякого труда.
А затем Хиргол едва не сшиб с ног стражника. Того самого, кто не так давно плюнул ему в лицо.
Стражник схватил беглеца за горло, и по лицу его пробежало выражение восхищения.
— Шустрый, — просипел он. — Очень хорошо. Шустрых у нас тут любят. Сейчас…
Он не успел закончить фразы, потому что чёрно–белое чешуйчатое тело обвило его шею, и в горло вонзились изогнутые клыки, сочащиеся ядом.
Норруан вышел на улицу. Был вечер; город жил неторопливой сонной жизнью. Даже не верилось, что где–то здесь, совсем рядом, находятся люди, решившие добиться мирового господства.
Что ж, очень похоже на все предыдущие… попытки. Норруан скривился и вновь взглянул на лист. Где же остальная часть?
Помнится, я просил дать мне возможность узнавать, где находится книга.
— Покажи мне, где ты находишься! — потребовал он, и короткое видение предстало его глазам. Небольшая комната, стеллажи у стен, Книга, открытая и лежащая на столе.
И невысокая фигура, склонившаяся над Книгой.
Норруан хотел было избавиться от видения, как человечек повернул голову и бывший Владыка Моррон узнал его. И остолбенел. Это был тот самый монах… с которым он некогда соревновался, если можно так сказать, в том, кто из них удачнее «подправит» судьбу другого при помощи Книги.
Вот оно, значит, как.
Норруан прислушался к самому себе. Нет, он пока ещё свободен. Нет чувства, что твоя жизнь уже взята на заметку и некто уже просчитал всё, чего ты должен достигнуть и заранее решил за тебя, когда и как всё должно оборваться.
Пока ещё свободен. Что общего с тем, как это происходило раньше?
Мировое господство.
Что ж… Норруан ощутил, как план созревает у него в голове. Ради этого безвестного монаха, который, как и он сам некогда, прикован к Книге (это отчего–то казалось очевидным), надо попытаться убить двух зайцев одним выстрелом.
Избавиться от очередной карусели и помочь всем тем, кто ступил ногой в ту же самую ловушку. Это тот случай, когда человек протягивает руку смертельному врагу, попавшему в трясину. Есть участь, которой не пожелаешь никому.
Кроме тех, конечно, кто стремится к ней намеренно.
Норруан расхохотался и несколько прохожих поспешно перешли на другую сторону улицы.
Ну что же… чтобы обмануть неведомого распорядителя чужими судьбами, надо действовать как можно скорее.
Он свернул из листа журавлика и, примерно определив нужное направление, с силой запустил его. Журавлик стремительно понёсся вверх и вскоре пропал из виду.
Норруан призвал свою силу… и она пришла. Теперь он знал, куда надо идти.
И стоит поторопиться: внимательный взгляд Того, Кто Пишет Книгу, уже совсем близко.
Минуты тянулись и тянулись.
— Ну что же, — начал Шестой, поднимаясь со своего места. — Время истекло. Что теперь?
— Для начала нужно, чтобы мы признали провал основного плана, — заметил Четвёртый. — Если наше сообщество и дальше будет уменьшаться, вскоре мы перестанем значить что бы то ни было. Итак, Первый, вы должны объяснить, как получилось так, что ваш великолепный план провалился.
Первый поднялся, ощущая на себе взгляды всех присутствующих. На всех лицах было сочувствующее выражение, но Первый прекрасно знал их подлинные эмоции. Сейчас его свергнут и самое большее, на что он сможет рассчитывать — на должность курьера в новой Семёрке. Пока не докажет, что в состоянии претворять свои замыслы в жизнь.
— Я, — начал он, мучительно думая, как выразить свою мысль так, чтобы сохранить максимум собственного достоинства, — считаю, что этот план…
В этот момент (который не мог быть выбран лучше), входные двери сорвались с петель и, превратившись на лету в дымящийся песок, украсили пол штаб–квартиры причудливым символом. Внутрь вступил высокий человек в чёрном и бесстрашно обвёл взглядом всю Семёрку. Казалось, что многочисленные недобрые взгляды, и нацеленные в грудь острия самого разнообразного оружия ничуть не пугают его. Он хлопнул в ладоши и Семёрка оказалась разоружённой. Все их посохи, мечи, амулеты и всё прочее оказалось в руках у пришельца. Тот очаровательно улыбнулся собравшейся компании и швырнул всё это добро себе под ноги.
— Я Норруан, — заявил он. — Кто вызывал меня и зачем?
Первый понял, что предчувствия его всё–таки не обманули.
Хиргол с ужасом наблюдал, как стражник, схватившись за горло, медленно сползает вдоль стены; кожа его постепенно приобретала чёрно–зелёный оттенок. От ступора юношу пробудило знакомое ощущение острых зубов, впивающихся в ухо.
Вперёд.
Он послушно кинулся вперёд, не в силах отогнать жуткое видение распухающего лица и разинутого рта, из которого вырывалось только слабое шипение.
XXIX
Утро началось, как обычно. Монастырь жил своей жизнью; день начинается с восходом солнца (а иногда и раньше) и завершается только после заката (а для некоторых не завершается вовсе).
Сам Унэн, после того, как всё утро провёл в обсуждении, как и когда справляться с необычайным урожаем, обрушившимся на них, пребывал в благодушном настроении. Все семь сортов винограда уродились на славу; и изготовление вина–то он уж точно не отдаст никому на сторону. Есть вещи, которыми не поступаются.
От размышлений его оторвал небольшой предмет, мягко приземлившийся у ног. Монах поднял бумажного журавлика, явно сложенного из вырванной страницы, и лицо его приобрело сходство с помидором.
Не надо было обладать особым чутьём, чтобы догадаться, откуда он вылетел. Вон, окно его кабинета распахнуто настежь. И будь он неладен, если не знает, чьих это рук дело.