Орион в эпоху гибели, стр. 35

Каким же я был дураком! Теперь придется уплатить по счету.

Едва я осознал, что произошло, как тотчас же приказал телу прийти в норму – отсек сигналы боли от раскалывавшейся головы и усилил циркуляцию крови вокруг ушиба на черепе. Открыл все каналы чувств. Но не распахнул глаз и не шевельнулся. Мне надо было узнать что к чему, прежде чем позволить окружающим догадаться, что я очнулся.

Мои запястья оказались крепко стянуты за спиной; в плечи и грудь тоже врезались веревки, вернее, лианы или что-то в том же роде. Я лежал ничком на теплой скале, и несколько острых камешков больно впивались в кожу.

До меня не доносилось ни звука, кроме свистящего пыхтения Юноны. Полнейшее молчание, не слышно даже голоса Ани. Я мысленно огляделся. Моя любимая была рядом, ее присутствие ощущалось вполне отчетливо. И еще несколько других созданий находились здесь же; их разумы, холодные, словно покоящийся в ледяной могиле труп, оставались закрытыми для меня.

– Позвольте мне его осмотреть, – наконец раздался голос Ани. – Может, он мертв или умирает.

Ни отклика, ни ответа. Ни звука. Вдали завывал ветер, но рев и визг динозавров стихли. Битва окончилась.

С закрытыми глазами мне больше ничего выяснить не удалось, так что я открыл их и перекатился на бок.

Аня стояла на коленях, запястья ее были стянуты за спиной, а в тело под грудью впилась лиана. Юнона лежала на брюхе, положив глупую утиную морду между передними лапами, как щенок.

Шесть красночешуйчатых рептилий невозмутимо взирали на меня; хвосты их опускались чуть ниже колен. В паху виднелись какие-то складки, но больше ничего – как у большинства ящеров, их органы размножения были скрыты.

Они не произнесли ни слова. Я сомневался, что они способны издать хоть один осмысленный звук, даже если бы захотели. Впрочем, они не передали нам никаких мысленных сообщений тоже – то ли были неспособны, то ли не желали входить с нами в контакт. Между собой они явно общались и могли управлять тираннозаврами.

Двое грубо дернули меня, поставив на ноги. Голова на мгновение закружилась, но я быстро отрегулировал давление крови, и тошнота прошла. Еще один воин Сетха схватил Аню за волосы и поднял с коленей. Она взвизгнула. Вырвавшись из лап державших меня рептилий, я по-каратистски заехал пяткой багровому демону в заостренную челюсть. Голова его откинулась назад с такой силой, что послышался хруст позвонков. Упав навзничь, он замер.

Я обернулся к остальным. Руки мои были по-прежнему связаны за спиной. Юнона трепетала у ног мрачной, побледневшей Ани.

Один из ящеров подошел к упавшему соплеменнику и бегло осмотрел его. Потом поднял глаза на меня. Неизвестно, какие мысли проносились в его голове, – лишенная всякого выражения физиономия рептилии оставалась неподвижной. Его красные глаза не мигая смерили меня долгим взглядом. Затем он встал и указал вниз по склону, в сторону озера, где находился замок.

Мы тронулись в путь. Двое воинов Сетха пошли в авангарде, трое других шагали позади нас. Больше они к нам не притрагивались.

– Как они общаются? – вслух гадала Аня.

– Очевидно, телепатически, – ответил я и, помолчав, спросил сам: – Как по-твоему, они понимают, что мы говорим?

Она попыталась развести руками, несмотря на стягивающие их путы.

– Я вообще не уверена, что они нас слышат. Вряд ли их органы чувств подобны нашим.

– Их зрение простирается дальше в красную часть спектра, чем наше, – напомнил я.

– Некоторые рептилии лишены слуха напрочь.

Я искоса оглянулся на троицу, шагавшую позади нас.

– Мне кажется, они прекрасно понимают нас. Они очень хорошо уяснили, что я буду драться, чтобы защитить тебя, и не позволю им дурно с тобой обращаться.

– Ты дал им это понять весьма недвусмысленно!

– Да, разумеется, но главное – они сообразили, что я не стану с ними драться, если они не станут тебя мучить.

Некоторое время мы шли молча. Потом мне пришло в голову поинтересоваться:

– Чем все кончилось в ущелье, когда мне дали по голове и я потерял сознание?

– Изрядная часть уцелевших динозавров вырвалась на свободу. – Губы Ани на мгновение сложились в кислую улыбку. – Чтобы разобраться с тобой, рептилиям пришлось оставить своих тираннозавров…

Я покраснел до ушей.

– Я с головой ушел в управление тираннозавром и стал для них легкой добычей…

– Но зато остальные тираннозавры тут же перестали сеять смерть и начали пожирать убитых, как только лишились контроля.

Мне припомнилось радостное возбуждение, пережитое во время управления тираннозавром. Я не просто отдавал приказы издали, я влез в его шкуру, сам превратился в ящера – могучего, вселявшего ужас, упивавшегося собственной силой и кровожадностью. Восторг буквально опьянил меня. Если мне доведется еще раз управлять подобным чудовищем, надо держать свои чувства в узде и оставаться начеку – слишком уж легко стать монстром, забыв обо всем на свете.

Ящеры Сетха вели нас вперед, пока не настала ночь. На землю опустилась непроглядная темень. Небо с полудня обложили мрачные тучи, так что звезд не было и в помине. Зябкий ветер доносил запах надвигавшегося дождя.

Мы остановились на пригорке между двумя мелкими озерцами. Рептилии помогли нам с Аней сесть, но ничуть не ослабили наших пут. Все пятеро сели полукругом, лицом к нам. Юнона, весь день без разбора объедавшая попадавшуюся по пути зелень, протиснулась между нами и тут же уснула.

– Мы голодны, – сказал я пустоглазым гуманоидам.

– И окоченели, – подхватила Аня.

Ни малейшей реакции. Они-то не голодны, это ясно. Неизвестно, сколько они могут обходиться без пищи. А о потребностях млекопитающих они то ли не задумывались, то ли – что вероятнее – им вообще нет дела до наших нужд. А может – скорее всего, – они понимают, что голод подорвет наши силы и уменьшит шансы на побег.

Дождь пошел лишь на рассвете. Мы шлепали по щиколотку в грязи, то и дело поскальзываясь и падая, поскольку не могли балансировать связанными руками. Рептилии неизменно помогали нам подняться – не слишком ласково, но и не грубо. Аню они поднимали вдвоем, а трое других загораживали их от меня.

Всю дорогу до озерного замка почти беспрестанно шли дожди. Наконец, как-то под вечер, едва дыша от духоты, голода и усталости, мы вышли к берегу.

Замок впервые предстал перед нашими глазами при свете дня; его массивные стены и высокие башни влажно поблескивали в лучах склонявшегося к закату солнца. А с высоты чистых голубых небес, не помраченная даже солнцем, взирала на нас кровавая звезда.

21

Нас повели по узким мосткам к единственным воротам в мощных высоких стенах замка. Ворота оказались тесными – две тощие рептилии едва прошли в них плечом к плечу, – зато высокими, не менее двадцати футов в высоту. Свод арки был утыкан блестевшими шипами, обращенными остриями внутрь.

Когда мы из жаркого сияния солнца ступили в красноватый сумрак твердыни Сетха, я всей кожей ощутил едва уловимый гул мощных механизмов. В замке оказалось даже жарче, чем снаружи. Жар окатил меня удушливой волной, выжав пот из каждой поры, пронизав душу иссушающей усталостью.

Пятеро наших конвоиров передали нас с рук на руки четверке других – чуть более рослых, но в остальном как две капли воды похожих на прежних. Судя по столь поразительному сходству, их могли вывести клонированием из одной клетки.

Новые конвоиры освободили нас от пут, и мы впервые за много дней смогли пошевелить онемевшими руками, размять закостеневшие пальцы. Обычный человек на нашем месте был бы необратимо искалечен – мышцы его рук атрофировались бы, а кисти покрылись язвами от недостаточного притока крови. Я же смог направить кровь в обход мучительно тугих уз, сознательно усилив ее приток через более глубокие артерии. Аня поступила точно так же, но все равно рубцы от веревок исчезли нескоро.

Размяв пальцы, моя любимая первым делом наклонилась, чтобы приласкать малышку Юнону, буквально засопевшую от удовольствия. Я даже готов был ревновать.