Орион, стр. 24

– Ложись спать, – посоветовала она. – Ты должен хорошо выспаться. День будет трудным для нас с тобой.

– Для нас?

– Конечно, я отправлюсь в Каракорум вместе с тобой.

– Но неужели Хулагу позволит тебе покинуть лагерь?

Возможно, при других обстоятельствах ее реакция была бы еще более впечатляющей.

– Я не рабыня! – сердито возразила она. – Я могу идти, куда мне заблагорассудится.

– Но это будет тяжелое путешествие, – попытался я отговорить ее. Мы должны будем проделать весь путь верхом, меняя лошадей на заставах. И так в течение многих недель.

Она только улыбнулась в ответ:

– Я более привычна к таким путешествиям, нежели ты. Я научилась управлять лошадью прежде, чем ходить.

Путешествие действительно оказалось изнурительным. В двадцатом столетии мы бы благополучно провели все время, занимаясь любовью в купе спального вагона поезда, мчавшегося по Транссибирской магистрали Москва – Владивосток. Агле и мне пришлось преодолеть то же расстояние, не слезая с седла, пересекая леса, пустыни и горы, пока мы не добрались до цели. Думаю, что окажись мы предоставленными самим себе, то уже в конце первой недели скорее всего безнадежно заблудились бы. Но система застав была организована безупречно. На исходе каждого дня нас ожидала горячая пища, свежая вода, ночлег, а наутро мы получали свежих лошадей для продолжения путешествия. Старые, израненные воины наблюдали за порядком. Разумеется, своими силами они не смогли бы при нападении оборонять эти крошечные оплоты империи, но ужас перед монголами был настолько велик, что ни о каких набегах не шло и речи. Во всяком случае, мне не приходилось слышать ни об одном таком случае. Следовало признать, что сила монгольской армии или законы Яссы действительно позволяли сохранить мир на всей огромной территории империи, существовавшей в тринадцатом столетии.

Я надеялся перехватить караван, с которым Ариман направлялся в Каракорум, но многоопытный Субудай посоветовал мне избрать более короткий и прямой маршрут. Неприхотливые местные лошади могли пройти по местам, недоступным для тяжело нагруженных верблюдов. Время от времени мы пересекали древние караванные пути, отмеченные костями погибших людей и животных. По меньшей мере дважды нам встречались караваны, медленно двигавшиеся в направлении Каракорума, но среди путников мы не находили никого даже близко напоминавшего Аримана. Охрана таких караванов была, как правило, весьма малочисленна. Ужас перед недавним нашествием монголов жил еще в памяти местных жителей, и никто не осмеливался нападать на караван, принадлежащий Великому хану.

Я начинал уже опасаться, что Ариману удалось настолько опередить нас, что у меня не осталось ни малейших шансов настигнуть его до прибытия в столицу Монгольской империи.

Однажды ночью, после того как мы преодолели один из заснеженных перевалов Тянь-Шаня и благополучно устроились на ночлег в хижине для путников на одной из ямских застав, я спросил Аглу, почему она столь упорно отрицала, что встречалась с Ариманом в лагере Хулагу.

– Но я на самом деле не видела его, – возразила она.

– Однако ты не могла не знать, что он находился поблизости, – возразил я. – Даже в большом лагере присутствие столь заметного человека не могло остаться незамеченным.

– Да, – согласилась она. – Я слышала о нем.

– Почему же ты не сказала мне об этом?

Она гордо вздернула подбородок:

– У меня и в мыслях не было лгать тебе. Ты спросил у меня, видела ли я Аримана, и я ответила отрицательно. Темный человек жил в юрте Субудая, и я никогда не встречалась с ним.

– Но тебе было известно о его присутствии в стане монгольских воинов.

– Мне известно многое, Орион. Я знала, например, что Ариман предупредил Хулагу о твоем скором появлении. Он утверждал, что ты демон, и настоятельно советовал убить тебя. – Голос Аглы звучал как обычно, и в ее тоне не было и намека на раскаяние. – Я до сих пор не перестаю удивляться, что покушение на тебя не удалось. Но я знала, что с тех пор, как ты оказался под покровительством Субудая-багатура, тебе больше не угрожала опасность. Кто, по-твоему, нашел тебя лежащим в пыли за шатром Хулагу? Кто, как ты думаешь, привел туда Субудая и сумел убедить его в том, что ты слишком ценный союзник, чтобы позволить тебе умереть столь бесславно?

– Так это была ты, Агла?

– Да, это была я.

– Тогда уже я ничего не понимаю. Ты ни разу не говорила мне, что знаешь, кто я такой и зачем пришел в лагерь монголов.

– Я знаю достаточно… – прошептала она. В ее серых глазах таинственно мерцали отблески пламени костра. – Я слышала, что странный могучий человек был доставлен в лагерь монголов и что Хулагу склонялся к мысли последовать совету Темного человека и убить его. А еще я знала, что ты и есть тот самый мужчина, которого я ждала всю свою жизнь.

– Значит, это ты спасла меня от неминуемой смерти и охраняла меня, пока я лежал без сознания?

Она смущенно кивнула головой.

– И я буду защищать тебя всеми моими силами, когда мы окажемся при дворе Великого хана.

– Но и Ариман тоже будет там, – задумчиво произнес я.

– Да. И он наверняка снова попытается убить тебя.

Каракорум оказался удивительным городом, в котором царило странное смешение убожества и великолепия, варварской простоты и византийской пышности, когда-либо существовавшее на Земле. Во времена Чингисхана безвестное местечко, где еще недавно стояло всего несколько юрт, превратилось в столицу мира. Там надменные аристократы Китая и Хорезма превратились в слуг и рабов победителей, туда нескончаемым потоком текли баснословные сокровища со всей Азии, оказавшейся в руках недавних полудиких кочевников.

По иронии судьбы вплоть до самой смерти Потрясателя Вселенной здесь запрещалось всякое строительство. Традиционная юрта была достаточно хороша для Великого кагана, который провел всю свою жизнь в военных походах и любил примитивный уклад кочевой жизни. Да и сейчас многочисленные табуны лошадей привольно паслись на пастбищах, вплотную подступавших к самым окраинам монгольской столицы. Пыль, поднимавшуюся под копытами невзрачных монгольских лошадок, можно было заметить за много миль до города.

Угэдэй, занимавший ныне золотой трон Чингисхана, правил ордой с помощью китайских советников, которым принадлежали все основные административные посты в его правительстве.

Когда мы с Аглой приблизились к городу на достаточно близкое расстояние, первое, что нам бросилось в глаза, были храмы, построенные из обожженной на солнце глины и принадлежавшие самым разнообразным конфессиям. Как выяснилось, монголы были необычайно терпимы в религиозных вопросах, и здесь мирно соседствовали буддийские ламы, мусульманские муллы, христианские монахи, конфуцианцы и еще множество других проповедников и священников, о конфессиональной принадлежности которых оставалось только догадываться. В центре запутанного лабиринта кривых и на удивление грязных улочек возвышался дворец Великого хана.

Нас остановила стража, стоявшая на всех въездах в город. Китаец, одетый в традиционный шелковый халат, принял у меня из рук сопроводительную грамоту, составленную одним из советников Субудая. По всей видимости, имя знаменитого полководца пользовалось немалым уважением и в монгольской столице. Во всяком случае, он немедленно отдал распоряжение одному из воинов подыскать для нас временное пристанище. Малый, которому едва минуло восемнадцать, послушно вскочил на лошадку и, не говоря ни слова, повел нас по запутанным улочкам Каракорума. Собственно, их даже трудно было назвать улицами в строгом смысле этого слова. Глинобитные хижины и юрты стояли рядом, размещенные безо всякого порядка. Весь город напоминал огромный караван-сарай, каким он в сущности и являлся. Здесь можно было услышать китайскую, арабскую и персидскую речь. Стреноженные верблюды находились рядом с великолепными арабскими жеребцами и полудикими лошадками кочевников. Здесь продавались самоцветы из Индии, пряности с неведомых островов, шелковые китайские ткани и бесценные дамасские клинки из далекой Аравии.