Колония, стр. 94
— Да! — охнул Кобб. И с трудом продолжал. — Что я по-твоему здесь делал — с ранними фабричными модулями, со всем этим строительным оборудованием и первыми живыми казармами, устроенными нами для строительных бригад? Гаррисон этого не понимает, ни один из них даже не догадывается. Я воздействовал на них. Я свел их вместе… для первой экспедиции к поясу астероидов. Там золотая жила, парень. И не только золото, но и железо, никель, вода, уголь, азот — все, что нужно людям для жизни. Мы соберем мобильную колонию и отправим в плавание исследовать астероиды — как Марко Поло, как Генри Гудзон, Магеллан или Дрейк. Они отправлялись. Они отправлялись в путь на много лет, им требовалось быть самообеспеченными и достаточно крупными, чтобы быть общиной, рядом семей…
— Понимаю, — сказала Дэвид. И, действительно, понял наконец. Полностью. Понял весь замысел Кобба, как все в нем сцеплялось. Он распланировал следующую тысячу лет человечества! И Дэвид также увидел изъян в этом плане, пустую сердцевину, способную превратить всю постройку в кучу обломков… если он не сможет исправить этот изъян.
Тут он почувствовал сотрясающий звук причалившей к главному шлюзу модуля челночной сферы.
— Он здесь, — сообщил он изображению Кобба на экране видеофона. — Прежде, чем мы сможем построить для человечества вообще какое-то будущее, мне придется сперва управиться с ними.
Хантер Гаррисон проснулся, когда наружные зеркала автоматически развернулись, чтобы отбросить первые солнечные лучи нового дня в Цилиндре Б. Все мускулы, все суставы его старческого тела болели. Земля под ним казалась твердой, влажной, холодной.
Застонав, он медленно поднялся в сидячее положение.
Долгий миг он сидел там, щуря слезящиеся глаза на окружающую его со всех сторон густую темно-зеленую листву. Та, казалось, поглотила его в зловещей тени. Он видел не больше, чем на несколько футов в любом направлении; даже сверху обзор ему загораживали густые скопления листьев и побеги висевших лиан.
Постепенно он сообразил, что Арлен нигде не видно. У него задрожали руки.
— Арлен! — позвал он, но голос его оказался лишь резким, хриплым шепотом. — Арлен!
Он боялся. Он не мог признаться в этом никому, кроме себя, но он боялся вторгшихся в его дом убийц. Один, и боялся.
— Арлен! Ты где? Что они сделали с…
Шум в кустах заставил его вздрогнуть, но затем он увидел проталкивающуюся сквозь покрытые листвой ветки Арлен, сильную, высокую, здоровую. Она переоделась в коротенькие шорты и облегающую белую футболку. Волосы ее растрепались, но она улыбалась ему.
— Все в порядке, — доложила она. — Они убрались. Мы можем вернуться в дом. Она помогла ему подняться на ноги.
— Ты уверена, что они убрались? — спросил Гаррисон.
— Я сверилась у Моргенштерна и остальных, — кивнула она. — Все террористы перебрались в главный цилиндр. Здесь все тихо… пока. Сент-Джордж едет сюда с несколькими людьми помочь нам охранять дом.
Гаррисон споткнулся о вывернутый корень и Арлен схватила его за плечи, прежде чем он мог упасть.
— Полагаю, что ты думаешь, что я какой-то сучий сын? Ведь этих партизан помогал вооружать я. Они попали сюда благодаря моим деньгам.
— Не ты один всаживал деньги в ПРОН, — сказала Арлен.
— Я думал, здесь мы в безопасности, — пробормотал он, — вдали от них. Пусть себе рвут Всемирное Правительство… ведь все это происходило там. Нас не потревожат, только не здесь…
— Да все в порядке, — стала утешать его Арлен. — Они теперь убрались. Возможно они вернутся.
— Вернутся, — сказал Гаррисон. — Вернутся.
— Ты там проявил себя настоящим молодцом, — Арлен сжала его покрепче. — Ты готов был отдать им в обмен на меня свои художественные ценности.
— Я… — он остро взглянул на нее. Лицо ее светилось. Отведя взгляд, Гаррисон пробурчал: — На минуту потерял голову. Вот и все. Не сделал бы этого, если б…
— Ты это сделал, — возразила она. — Ты готов был позволить им завладеть самым дорогим своим имуществом, только бы спасти меня.
— Не впадай из-за этого в сентиментальность, — резко бросил он.
— Конечно. — Но она по-прежнему сияла.
— Перестань лыбиться!
Арлен рассмеялась.
— Ты ведь и наполовину не так плох, каким хотел бы считать себя, ты знаешь об этом?
— И наполовину не так умен к тому же, — проворчал Гаррисон. — Я был глупым дураком — хладнокровным, глупым, придурочным ослом. Одно дело смотреть сверху, как они убивают друг друга… но когда они прилетают сюда и врываются в твой же дом…
— Теперь мы будем готовы встретить их, — сказала Арлен. — Мы будем защищены.
Он устало покачал головой:
— Но ведь спрятаться то негде! Куда мы можем скрыться, где бы они не смогли нас найти? Спрятаться негде, совсем негде…
42
Полумиллионнолетний опыт в умении перехитрить зверей в горах и долах в жару и в холод, при свете и во тьме, дали нашим предкам такие свойства, какие по-прежнему нужны нам, если мы хотим убить бродящего сегодня по земле дракона, жениться на принцессе из наружного пространства, а потом жить долго и счастливо на заполненных оленями полянах мира, где все вечно молоды и прекрасны.
Это видение рая омрачает одно последнее сомнение. Охотники, убивавшие мамонтов и умевшие перехитрить зверей, были людьми молодыми, в расцвете лет. Немногие доживали до пятидесяти. Достигавшие этого древнего возраста проводили дни у стойбищного костра, в то время, как их сыновья и внуки приносили мясо. Их дело было учить юношей мудрости древних обычаев… Гибкости ума им не требовалось.
А их потомкам требовалось. Седобородым, сидящим ныне вокруг костров совета своих стран требуется нечто большее, чем древняя мудрость. Они должны отбрасывать образ мыслей своей молодости с такой же быстротой, с какой индеец-она скидывает накидку, падая на колени для стрельбы.
Неужели эти старики не могут заставить себя понять, что пропуск в новую жизнь ц них в руках, стоит только попросить, но лишь в том случае, если они отбросят традиционную осторожность государственных деятелей… и разовьют у себя столь же смелый и гибкий ум, как у охотника, выслеживающего медведя?
Неужели они не могут сообразить, что альтернатива культурной перемены не увековечивание статус кво, а провал космического по масштабам эксперимента, конец великих предприятий человека?
Дэвид вышел из центра управления и прошел по узким стальным мосткам, петлявшим меж бурлящих реторт размером с топливный бак и блестевшим от влаги сверкающих металлических труб.
«Снизить освещенность на всем рабочем участке до одной трети от нормы», — субвокализировал он в имплантированный коммуникатор. Световые панели померкли, превратив хрустальную страну чудес лабораторной аппаратуры в темный населенный призраками лес.
«Всякая радио— и телефонная связь из этого модуля запрещается», — приказал он компьютеру.
Слушая позвякивающий напевный ответ компьютера, Дэвид кивнул про себя, удостоверившись, что он может контролировать с помощью своей имплантированной рации все системы модуля.
Свет в гондоле все еще горел на полную яркость и со своего места среди теней на узком мостике Дэвид легко мог разглядеть через широкие окна внутренность гондолы.
Они там.
Лео, Эвелин, Хамуд и Бхаджат проникли в гондолу из люка шлюза, установленного на потолке. Когда они медленно спустились по лесенке на пол гондолы, Дэвид подумал: «Насколько озабочены получением лекарства для себя, что никого больше с собой не привезли. Вероятно, они даже не сообщили другим боевикам ПРОН, что они заражены. Пытаются избежать паники».
Четверо прибывших оглядывались в гондоле по сторонам. Хамуд явно в ярости, Эвелин — на вид бледная и измотанная. Лео хлопнулся в ближайшее кресло. Только у Бхаджат хватило ума выглянуть из окон на заполнявшую рабочий участок лаборатории путаницу трубок и чанов. Она выглядела слабой, замызганной. Но Дэвид увидел, что она заметила свой пистолет, лежащий рядом с пультом видеофона, и взяла его.