Колония, стр. 59

Аль-Хашими медленно обвел взглядом помещение.

— Смотрите хорошенько! Вы всего седьмой из всех, кто когда либо бывал в этом помещении. И последний на Земле кто видит это. Вся коллекция отправляется вместе со мной на «Остров номер 1», теперь уже совсем скоро.

— Как скоро?

— Через несколько недель. Мы все улетим прежде чем все развалится. Нам надо быть в безопасности на «Острове номер 1», прежде чем начнется стрельба.

— А моя дочь?

— Мы найдем и повезем туда с собой, — сказал Гаррисон добавив про себя: Если сможем.

26

Если астроном М.Т.И. Том Маккорд прав, то в поясе астероидов летают сотни миллионов миллиардов тонн железоникелевых сплавов. Экономический потенциал этого склада металлов, в случае, если человечество покорит и индустриализует космос, просто потрясающий.

Доктор Кларк Р. Чепмен, «Внутренние планеты», «Скрибнерс», конец 1977_г

Дэвид поднимался по склону указанной летчиком горы, медленно, осторожно волоча ноги по скудной, жесткой коричневой траве, неся Бхаджат на руках, словно ребенка. Она не шевелилась и не открывала глаза. Он бы подумал, что она умерла, если бы не проникавший сквозь тонкую рубашку ее лихорадочный жар.

— Это хороший жар, говорил он себе. Лихорадка означает, что тело борется с вторгнувшимися микробами. В деревне найдется врач. Мы скоро будем там.

Солнце опустилось ниже слоя облаков, но его косые лучи совсем не горели. Серо-коричневый горный ландшафт казался пустынным и мрачным. И холодным. Дэвид сообразил, что пыхтит от усилий; он не мог накачать в легкие достаточно воздуха. У него начала кружиться голова. Глядя на Бхаджат, такую маленькую и хрупкую у него на руках, он дивился, почему она кажется такой тяжелой. Ноги его сделались словно свинцовые гири. Руки и спина болели.

Но он шел дальше вверх по склону. Еще сто метров, побуждал он себя. Ты бывал и в худших переделках. А вероятнее всего, семьдесят метров. Отсчитывай их. Каждый шаг… раз… два…

Он потерял счет времени и расстояния. Весь мир, вся вселенная, сузилась до этой единственной цели; гребня этой выщербленной горы и венчавшего его хохолка в виде коричневого кустарника. Тело Дэвида двигалось как автомат. Он не обращал внимания на боль и усталость во всех мускулах и просто двигался вперед, медленно, шаг за шагом.

И когда он наконец добрался до гребня горы, то споткнулся и чуть не рухнул без сил. Деревня, о которой говорил пилот, располагалась далеко внизу, угнездившись среди горных склонов. Полдюжины каменных лачуг. Из отверстия в крыше самой большой лачуги лениво поднималась тонкая струйка дыма. На земле перед другой сидела пара крохотных детей. Где-то выл пес.

Сцена казалась выдернутой прямо из неолита: первобытная деревня, отставшая от цивилизации на столько же лет, на сколько и километров.

Испытывая такое ощущение, словно он с каждым шагом спускается в каменный век, Дэвид понес Бхаджат по склону в деревню. Когда он приблизился к ней, несколько собак подняли лай и вой. Из лачуг вышло около дюжины людей, и они выстроились в ряд, уставясь, разинув рты, на него и его ношу.

Они не дикари, подумал Дэвид. Они носили брюки, свободные рубашки и наброшенные на плечи колоритные красно-белые одеяла. Он не заметил у них никакого оружия.

Из хижины вышли новые жители и скопились вместе с остальными, пока в целом не набралось около трех дюжин. Взрослые мужчины — Дэвид насчитал их пятнадцать человек — шагнули вперед и образовали шеренгу перед женщинами и детьми. Один из малышей — трудно сказать кто, мальчик или девочка, так как у всех была одинаковая одежда и стрижка под горшок — высунулся между ног одного из мужчин. Женщина — его мать — рванула ребенка обратно на положенное ему место. Никто не произнес ни слова, не издал ни звука.

Дэвид остановился в нескольких шагах перед строем неулыбающихся мужчин. Он держал на налитых свинцом руках Бхаджат.

— Она больна, — сказал он. — Ей нужен врач.

Они не ответили. Это были мужчины коренастые, широкоплечие и бочкогрудные. С такими же широкоскулыми лицами и сильно изогнутыми носами, как у древних инков.

— Она больна, — повторил Дэвид, жалея, что он не говорит по-испански. — У вас есть врач? Лекарства?

Мужчина в середине шеренги произнес что-то на непонятном Дэвиду гортанном глухом языке.

Он в отчаянии спросил:

— Абла эспаньол?

Они остались столь же неподвижны, как окружавшие их горы. Подул холодный ветер, и Дэвид увидел, что солнце очень скоро исчезнет.

Он поднял Бхаджат одной рукой, высвободив правую руку, и коснулся ладонью своего лба, а затем ее. Мужчины озадаченно переглянулись. Дэвид повторил свой жест; а затем показал на них.

— Коснитесь ее лба, — подозвал он заговорившего. — Увидите, какая она горячая.

Мужчина медленно, колеблясь, вышел вперед. После еще несколько демонстраций Дэвида, он очень осторожно коснулся лба Бхаджат кончиками пальцев, а затем быстро отдернул руку.

— Нет, — покачал головой Дэвид. — Вот так. — Он положил ей на лоб ладонь правой руки. Его левая рука стонала под ее тяжестью.

Мужчина мрачно поглядел на Дэвида, затем снова протянул руку вперед. И положил ее на лоб Бхаджат. Глаза его расширились. Обернувшись он позвал кого-то из толпы. Через строй мужчин проталкивалась толстая старуха, лопотавшая на том же резком языке. Она остро посмотрела на Бхаджат, а затем коснулась ее лба.

— А! — воскликнула она, а затем что-то сказала тому мужчине. И без малейших признаков страха подняла руку и коснулась щеки Дэвида. Для этого ей пришлось встать на цыпочки. А потом сжала запястья Бхаджат.

Она щупает ее пульс!

Старуха настойчиво обратилась к мужчине, который был, похоже, деревенским вождем. К обсуждению присоединились и другие мужчины, в то время как женщины и дети с любопытством посматривали на Дэвида.

Дэвид не понимал их слов, но интонация казалась ясной. Большинство мужчин явно высказывалось против допуска чужаков в деревню. Женщина показала на Бхаджат и сказала что-то язвительное. Дэвид увидел что она практически беззубая. Вождь казавшийся самым старшим из присутствующих мужчин — в его густых волосах проглядывали пряди седины — говорил очень мало.

Но когда он заговорил остальные смолкли. Затем он повернулся к Дэвиду и, сделав ему знак, провел в деревню. Остальные расступились, а затем опять сомкнулись и пошли следом за Дэвидом, старухой и вождем.

Хижины были тесными, прокопченными и воняли человеческим потом. Полы — из гладкой утрамбованной земли, стены — из неотесанного камня. Если сидеть достаточно близко к жалкому маленькому очагу в центре хижины, то можно согреть лицо и руки, пока мерзнет спина. Еда состояла из перченой овощной похлебки без всякого мяса.

Употребляемые ими столовые принадлежности, горшки для варки и резные украшения из дерева, камня или глины ничем не отличались от виденных Дэвидом в научных трудах об инках.

Это горцы, понял он. Они вели такой образ жизни тысячи лет, пока там инки строили свою империю, пока испанцы завоевывали их, пока создавалась перуанская нация и сбрасывала испанское господство, пока возникало Всемирное Правительство… это люди вели тот же самый образ жизни, не затронутые ничем произошедшим в течении сотен поколений.

У них практически ничего не было, но они поделились всем, что у них было, с Дэвидом и Бхаджат. Старуха явно была деревенской целительницей. Она вместе с парой других беззубых старух забрала Бхаджат в свою лачугу и принялась кормить ее горячим отваром из сушеных трав, развешанных на вделанных в стены колышках. Два дня Бхаджат не открывала глаз, и Дэвид крутился возле хижины, где ее держали.

Он спал в хижине вождя, на тюфяке из соломы и шкур, вместе с женой и одним ребенком вождя — девочкой, высунувшейся меж отцовских ног, когда Дэвид впервые дотащился до их деревни.

На рассвете третьего дня вождь разбудил Дэвида, осторожно потряся его за плечо, и объяснил с помощью жестов, что хочет, чтобы Дэвид отправился вместе и ним и еще двумя мужчинами. Они вышли из деревни, неся каждый по три-четыре длинных тонких деревянных копья каждый, и с заткнутыми за пояс стальными ножами. Охотничья партия? — гадал Дэвид. Или оружие предназначено для меня?