Стражники Иерусалима, стр. 75

Козимо медленно кивнул:

– Отчего же, догадываюсь. Из всех причин, по которым когда-либо развязывались войны, фанатизм – самая страшная. Страх можно утихомирить, голод, жажду, недостаток земель, даже алчность можно рано или поздно удовлетворить, но огонь фанатизма, все пожирающий вокруг себя, будет полыхать, пока не выжжет все до основания и ничего не оставит, кроме пепла. – Козимо помрачнел, представив себе, какую картину будет тогда являть Иерусалим и что станет с его жителями. – Тебе нечего стыдиться за свою минутную слабость. Вместо того чтобы примкнуть к крестовому походу Джакомо, ты, слава Богу, здесь. Тебе удалось устоять перед его колоссальной силой внушения. И это самое главное.

– На сей раз у нас должно получиться, Козимо, на сей раз мы должны покончить со злодеяниями проклятого мерзавца. Нельзя допустить, чтобы он опять улизнул от нас.

– Несомненно, ведь это и есть наша цель. Завтра осмотрим место собраний и поищем какие-нибудь следы, которые, быть может, приведут нас наконец к его прибежищу. Или к тайнику, где он прячет оружие для своего крестового похода.

Ансельмо скептически покачал головой:

– Не получится. Днем мы не сможем подойти к потайному входу в подземелье. Он расположен прямо у городской стены, а там всегда уйма народу, да и сторонники Джакомо наверняка держат его под присмотром. Нас увидят и предупредят Джакомо. И не успеем мы приблизиться к его норе, как его уже и след простыл.

Козимо задумчиво кусал губы. Ансельмо, конечно, прав. Джакомо был безумцем, но далеко не глупцом. Разумеется, он распорядился охранять тайный вход в подземное царство. Но ведь должен был быть какой-то способ обхитрить его и его шпионов. Наконец его осенило.

– Эздемир! Мы посвятим в наш план Эздемира. Вместе со своими телохранителями он перекроет улицу. Наверняка у него появится какая-нибудь идея. В конце концов операция не займет целый день, нам ведь не надо много времени, чтобы проникнуть незамеченными в штольни. А там мы обыщем пещеры. Уверен, что там есть и другие выходы. И, возможно, у одного из них нас будет ждать Джакомо ди Пацци.

– Кто пойдет еще, кроме нас? – с серьезным видом спросил Ансельмо.

– Рашид, конечно. И Анна.

Ансельмо насупил брови:

– Синьорина тоже? Но ведь она женщина и...

– Боюсь, это ее не остановит. Нам придется связать ее и заткнуть кляпом рот. А я не намерен идти на это.

– Зато я намерен, – упрямо возразил Ансельмо. – Нельзя подвергать женщину ненужной опасности.

– Действуй так, как считаешь правильным, – пожал плечами Козимо. – Я не могу силой удержать тебя. Но потом не говори, что я тебя не предупреждал.

X

Пещера льва

Анна клокотала от злости. Ей хотелось дать пощечину Ансельмо, схватить его за шиворот, тряхнуть и вышвырнуть вот из комнаты. Только что Козимо рассказал ей с Рашидом о результатах ночных расследований Ансельмо и об их планах отправиться в пещеры на поиски следов Джакомо. И этот Ансельмо посмел прямо в лицо сказать ей, что она должна оставаться дома!

– Послушай ты, умник, чертов паяц! – прошипела она по-итальянски, угрожающе приблизившись к Ан сельмо. – Джакомо похитил у меня ребенка. Даже если с тех пор прошло много лет, для меня это было практически вчера. Этот подонок украл моего сына. И я пойду с вами, даже если ты станешь на уши. Понял?

Ансельмо испуганно отпрянул назад:

– Ради Бога... Как пожелаете. Конечно, идите с нами. Я ведь всего лишь хотел...

– Хотеть будешь в другом месте, – злобно бросила она, успев перехватить торжествующий лукавый взгляд, брошенный Козимо своему младшему другу. – И вы тоже с ним заодно? – набросилась она и на него. Потом Анна повернулась к Рашиду, который стоял у камина, скрестив на груди руки, жевал травинку и невозмутимо наблюдал за всей сценой.

– А ты что на это скажешь? – спросила она его по-немецки.

– На что? – удивился Рашид, и Анна сообразила, что он ведь не понимал итальянского. – Может, Ансельмо хотел удержать тебя и не взять с нами в Соломоновы каменоломни? – Он пожал плечами. – Я бы сразу мог сказать ему, что это напрасный труд. Ты...

– Упрямая? Ты хочешь сказать, что я упрямая? – Анна с вызовом посмотрела на Рашида.

– На самом деле я всего лишь хотел сказать, что ты женщина, которая точно знает, чего хочет, и которой никакие небесные силы не помешают сделать то, что она вбила себе в голову. Впрочем, – его глаза сузились и насмешливо сверкнули, – это можно было, конечно, просто назвать упрямством.

– Ну ты и... – Анна подняла кулак. А потом поджала губы, чтобы не расхохотаться. Ее гнев мгновенно испарился и улетучился, словно большое облако пара. – Итак, решено. Я иду с вами.

Рашид опять пожал плечами.

– Я не могу и не буду удерживать тебя, – подвел он итог. – И если у Козимо и Ансельмо нет возражений, дело можно считать решенным.

Козимо наблюдал за ними. Не зная немецкого, он тем не менее легко мог представить себе, о чем шла речь в их словесной баталии.

– Хорошо, – произнес он на иврите, – сначала мы нанесем визит Эздемиру и попросим его о помощи.

Им не пришлось долго упрашивать Эздемира о поддержке. Не успел Козимо сообщить ему о ночной вылазке Ансельмо, как наместник сам предложил им план действий. Они спрячутся в двух паланкинах, которые будут вовлечены в несчастный случай, произошедший с двумя повозками, запряженными волами, рядом с тем самым тайным входом. В возникшей суете всей четверке будет несложно незаметно проскользнуть в штольни.

Подготовка не заняла много времени, и еще не наступил обед, как они уже сидели в двух паланкинах, предоставленных им Эздемиром. Наместник самолично поехал с ними, сев в паланкин с Козимо и Ансельмо, а его зять Саади устроился во втором вместе с Анной и Рашидом.

Саади и Рашид сидели друг напротив друга и пока не обменялись ни единым словом. В воздухе витало напряжение, не заметить которого было невозможно. Рашид не спускал глаз с Саади, словно кошка на охоте, в то время как Саади все время пытался избежать его стерегущего взгляда и просто игнорировал его. Анна тревожно переводила взгляд с одного на другого. Что произойдет, если Саади сделает неверное движение или просто проронит слово? У Рашида был такой вид, будто он готов вцепиться в горло зятю наместника.

– Что с вами происходит? – не выдержала наконец Анна и спросила Рашида по-немецки. Она понимала, что это невежливо по отношению к Саади, который не знал языка, но у нее лопнуло терпение. Паланкин был не таким уж большим, а атмосфера была такой напряженной, что она постоянно ощущала нервный зуд на своей коже. Хватило бы, наверное, маленькой искорки, чтобы паланкин просто взлетел на воздух.

– В тот день, когда я хотел доложить Эздемиру об измене Ибрагима и Омара, он не пускал меня к наместнику. – Рашид криво усмехнулся, продолжая сверлить глазами Саади. – Думаю, он хотел насладиться своей властью. Хотел показать мне, что маленький ничтожный янычар без его разрешения не смеет говорить с наместником. Несколько часов продержал меня у двери Эздемира. – Глаза Рашида метали молнии, в то время как Саади не отрываясь смотрел в сторону, словно пытаясь прожечь взглядом занавеску и что-то увидеть снаружи. – Если бы он сразу пропустил меня, мы могли бы начать действовать гораздо раньше. Может, и Юсуф был бы сейчас жив.

Анна глубоко вздохнула.

– Это плохо, – осторожно заметила она. – Я понимаю, что ты рассержен на Саади. Но Юсуфа этим ты уже не воскресишь.

– Знаю. Мне просто интересно, мучает ли его совесть по крайней мере теперь, когда он осознал, что натворил.

Анна закрыла глаза и принялась молиться, чтобы Саади вел себя спокойно и благоразумно. Рашид, казалось, только и ждал его неосторожного движения или слова, чтобы выместить наконец свой гнев на человеке, которого считал виновным в смерти своего лучшего друга. И чем дольше они сидели вместе в тесном пространстве, тем больше становилась опасность, что Саади спровоцирует горячего янычара. Безопаснее всего было бы, если бы Саади стал невидимым. Анна от нервозности искусала себе все губы. Неужели они все еще не доехали до цели? Оказывается, доехали! Что это? Впереди раздался жуткий грохот и треск, сопровождаемый звуками раскалываемого дерева и падением на землю тяжелых предметов. Затем послышались громкие стенания и проклятия, жалобно замычали волы, явно недовольные тем, что происходило с их повозками.