Остров Демонов, стр. 26

— Она стояла на стене, — начала мадам, — и угрожала прыгнуть вниз. Она готова умереть, лишь бы не выходить замуж за маркиза.

Турнон посмотрел на нее, и она вернула ему полный ненависти взгляд.

— Так всегда с девушками, — снисходительно сказал Роберваль. — Конечно, она должна быть послушной…

Турнон выпрямился и, казалось, сбросил свои меха, свой плащ и даже свой горб, прекратив, наконец, притворство. В его голосе больше не было иронии.

— Мы дурачили друг друга, Роберваль, — сказал он. — Мы использовали друг друга. Но я не буду использовать эту девушку. Между мной и тобой было так много всего… а между мной и Маргерит ничего не было. Завтра я отправлюсь за ней. Если она согласится ехать, я привезу ее в Париж так, как должна приехать невеста. Мы будем бросать монеты и слушать восхищенные крики толпы. Если она откажется… — он сделал паузу, чтобы дать Робервалю прочувствовать его слова, — … тогда я обращусь к королю с просьбой защитить ее… от вас.

Он смотрел на них, переводя взгляд с Роберваля на его жену и обратно.

— Вы оба отвратительны, — молвил напоследок маркиз и вышел из комнаты.

Они не шевелились, только в камине потрескивали тлеющие угольки. Неожиданно Роберваль схватил жену за руку и бросил на колени.

— Ты все испортила! — взревел он. — Ты! Ты!

И занес руку для удара.

ГЛАВА 27

В Шимбери Пьер убедился, что его преследуют. Двое стражников вышли с постоялого двора вслед за ним, и с тех пор вдалеке он мог различить топот копыт, где бы ни остановился. В Ланлебурге, у подножия Больших Альп он уже не заметил их, хотя был настороже. Должно быть, он ошибался относительно их намерений, и они свернули на юг, к Бриансону. Пьер купил тяжелую крестьянскую накидку с капюшоном и начал свое опасное восхождение по обледеневшей горной дороге.

Но посмотрев назад с возвышения, он увидел их далеко позади — и подстегнул Баярда. Стиснув зубы, они продолжали свой бег против обжигающего ветра.

Почему они не арестовали его в Чимбери? Несомненно, у них был приказ. Или им было приказано следить за ним и арестовать лишь после того, как бумаги будут у него в руках? Но отклоняться с дороги было слишком поздно. Он должен использовать время и хитрость вместо оружия, а если это не поможет, то доказать Монморанси, что один воин адмирала лучше двоих солдат коннетабля.

От города Суза шла ровная и прямая дорога через богатый Пьемонт. Пьер снял грубую накидку и бросил ее на обочину дороги. Он низко склонился к шее Баярда, и лошадь понеслась бешеным галопом. Скоро древние крепостные стены и шестнадцать башен Турина показались над плодородной равниной.

Он достаточно изучил город, но и в городе хорошо знали его — адмиральского племянника, хваставшегося своими новыми шпорами на каждой улице. Он не хотел открыто появляться в Турине.

Недалеко от дороги Пьер заметил крестьянский дом с кирпичной оградой, которая говорила о некотором достатке. Он остановил Баярда и привстал в седле, оглядываясь назад. Позади не было никаких признаков погони, не слышал он и стука копыт, который далеко разносился бы по мерзлой земле. Может быть, стражники остановились в Сузе или повернули на север. Не раздумывая больше, Пьер направился к домику. Преследовали его или нет, он должен был выполнить свою миссию.

Он был встречен яростным шипением гусей и злобным лаем собак. Дети, игравшие с животными на берегу пруда, бросились к показавшейся в дверях матери.

Пьер спешился.

— Да благословит Бог вас и ваших детей.

— И вас, монсеньер! — отвечала женщина на плохом французском: ее краткость говорила о том, что она была не слишком рада появлению незнакомца. Рядом с женщиной стояла белокурая девочка, которая слегка напомнила Пьеру Маргерит.

— Хочешь прокатиться на большой лошадке? — спросил он девочку на местном наречии.

Она робко кивнула, и Пьер подсадил ее в седло. Баярд вздернул голову и заржал. Дети отбежали назад, но Пьер укорил скакуна, и Баярд галантно ударил копытом оземь. Пьер протянул руки, и девочка неохотно слезла. Вокруг тут же раздались крики:

— И меня, синьор! Теперь меня, синьор!

Всего их было семеро, и Пьер поднял их одного за другим на спину лошади. Баярд стоял как вкопанный, стойко перенося эти игры. Когда самый младший из детей был осторожно спущен на землю и передан матери, женщина улыбалась почти так же широко, как и ее дети.

— Ваш муж дома? — спросил Пьер.

— Он в поле, синьор. Мне послать за ним?

— В этом нет необходимости, если имеешь дело с такой любезной женщиной. Мне нужен лишь соломенный тюфяк для меня и стойло для моей лошади.

— Все, что у нас есть — к вашим услугам, синьор.

Он вошел в кухню. Женщина показала на угол рядом с. камином.

— Дети могут принести соломы и вы поспите здесь… или в мансарде, где спят мои старшие. Но там холодновато, синьор.

— Здесь будет в самый раз, — ответил Пьер.

Дети кивали, подпрыгивали и вскрикивали после каждого слова матери или синьора. Очевидно, он был желанным гостем.

— А что с моей лошадью?

После этих слов старший из детей, белокурый мальчик лет девяти-десяти взял его за руку и вывел на улицу. Там он махнул рукой.

Пьер увидел отличный амбар с сеном и кивнул в знак одобрения. Он заговорил с ребенком, чьи глаза сияли от восхищения рыцарем.

— Ты уверен, что сможешь завести его в конюшню и расседлать? Сможешь ли ты удержать остальных детей на безопасном расстоянии?

— Си, синьор!

Резким окриком мальчик успокоил братьев и сестер и осторожно взял поводья Баярда. Не почувствовав сопротивления, он повернул коня к амбару и повел его через двор.

Пьер некоторое время постоял в дверях, наблюдая за действиями мальчика, потом засмеялся и вошел в кухню.

— Вы прекрасно обращаетесь с детьми, — сказала хозяйка, глядя на свой выводок. — У вас, несомненно, есть братья и сестры.

— Ни одного.

Она предложила ему суп с превкусными местными хлебцами. Пьер уселся есть, незаметно наблюдая за ней.

— Ваш муж француз или савояр? — наконец спросил он.

— Он родился в Савойе. Теперь трудно сказать, кто он. Мы, жители Пьемонта, один день выражаем преданность Франции, на следующий — императору, и только изредка герцогу Савойскому. А вы, синьор — вы француз?

— Да, — ответил Пьер, прикидывая, как сказать о своей просьбе, — но даже французам временами приходится делить свою преданность. Существует несколько Франций… — она кивала, внимательно разглядывая его. — Я принадлежу к Франции великого адмирала…

— Его превосходительства синьора де Шабо?

— Вы знаете его?

— Конечно. Но ведь это значит, что если вас увидят в Турине, вы будете арестованы за верность Франции адмирала.

Пьер кивнул, благодарный за понимание.

— Но я должен передать записку моему другу в Кастелло. Вы думаете, ваш муж?..

Он вытащил монету и положил на стол. Женщина посмотрела на золотой, но в лице ее не было алчности.

— Это будет опасно для него? — спросила она.

— Нет. Записка совершенно невинная. Вы можете прочитать ее. В ней будет только сказано, что я здесь, и указано мое имя. Потом, если монсеньер д'Эстэн решит арестовать меня…

— Д'Эстэн! — прервала его женщина. — Вы опоздали, синьор. Вчера губернатор был арестован как приспешник адмирала.

Дети вернулись из конюшни и шумно ввалились на кухню.

— Успокойтесь! — крикнула женщина. — И выйдите отсюда!

Она встала, закрыла за ними дверь и вернулась. Пьер помрачнел. Он никак не ожидал ареста д'Эстэна. Это лишь увеличивало опасность и риск.

— Тогда мне придется самому отправиться к другому товарищу, — угрюмо сказал он.

— Но ведь вас арестуют!

— У меня есть маска, к которой я надеялся не прибегать. Но мне нужна ваша помощь. Я должен попросить вас подстричь мои волосы.

— Подстричь вас?

— Да, — мрачно отрезал Пьер. — Я должен быть похож на священника, а это значит, что стрижки не избежать.