И опять мы в небе, стр. 32
19 февраля 1938 года была снята со льдины четверка отважных исследователей, погружено на борт все имущество научной станции, обширный и уникальный научный материал, собранный ими за девять месяцев дрейфа в Ледовитом океане.
Шесть оставшихся в живых членов экипажа дирижабля В-6, едва оправившись после катастрофы, едва залечив раны, с удвоенной энергией взялись за свое родное, понесшее такую большую потерю дело.
Возможно, у кого-либо возникнет вопрос: а нужен ли был тот столь рискованный полет дирижабля В-6? Нужно ли было посылать дирижабль в нелетную погоду по тогда еще не изведанной трассе? Правомерно ли было рисковать жизнью многих людей ради спасения четырех?
Очень точный ответ на это дал сын второго командира дирижабля В-6 Ивана Панькова Иван Иванович Паньков, когда в день тридцатипятилетия со дня героического полета дирижабля В-6 собрались вместе все друзья и близкие погибших дирижаблистов, бывшие дирижаблисты, трудящиеся города Долгопрудного.
– Советские люди всегда придут на помощь своим товарищам, – сказал Паньков. – Они будут делать все и, если надо, отдадут свои жизни, чтобы помочь в беде. Это формула нашей жизни. Тринадцать и четыре… Тринадцать погибли, торопясь помочь четырем на льдине. Среди погибших и мой отец. И мы, молодые, если возникнут такие обстоятельства, сделаем все ради спасения людей… Такова формула жизни советского человека.
Часть вторая. И опять мы в небе
Близился 1941 год.
В предвоенном сороковом на дирижаблистов обрушился еще удар.
Неожиданно в Долгопрудный прибыла авторитетная комиссия. Заглянула в эллинг, посовещалась и уехала. В результате – приказ Совета Труда и Обороны: «…Поскольку дирижабли не отвечают неотложным требованиям укрепления обороноспособности нашей страны, строительство их прекратить, имеющиеся дирижабли законсервировать. Эскадру дирижаблей расформировать».
Своими руками разбирали дирижаблисты корабли.
В один из грустных этих дней прибежали в эллинг, чтобы в последний раз увидеть свой корабль В-1, на котором они больше всего летали, первые женщины-командиры дирижабля Вера Демина и Людмила Иванова. Остановились на пороге. От В-1, любовно сконструированного инженером Гараканидзе, на земле оставалась лишь груда перкаля. Ребята складывали ее в упаковочный ящик. Консервировали. «Какое ужасное слово, – поежилась Люда, – консервировать можно фрукты, овощи, рыбу, но не дирижабли…» Тут же стояли уже ненужные гондола, моторы. Неужели ничего уже нельзя изменить?.. Неужели не ясно, что они нужны?..
Рядом покачивался на швартовых ДП-16, новый, только построенный, с наполненной газом оболочкой. Двадцать девять тысяч кубометров водорода вошло в нее! В салоне мягкая удобная мебель. Благоустроены, красиво отделаны пассажирские каюты. Командирская рубка оснащена новейшими навигационными приборами.
Кораблю так и не довелось уйти в полет. Не совершил он плавания ни до Новосибирска, куда намечался первый его рейс, ни до Иркутска, Читы, Владивостока – без посадки десять тысяч километров!.. Дирижабли были готовы к тому, чтобы взять на себя выполнение грузо-пассажирских перевозок. Их работа для народного хозяйства только наметилась, И была прервана в самом начале, на взлете…
Трудно было смириться с этим. Устинович, Попов, Шевченко, Белкин долго отстаивали необходимость дирижаблей стране. Ездили по начальству, доказывали; лозунг «Летать выше всех и быстрее всех» – не для воздухоплавательных аппаратов, у них свои неоспоримые достоинства, совершенно иные, чем у самолетов и недоступные самолетам. К их словам не прислушивались. Будущее показало, какую пользу может принести дирижабль фронту.
Теперь же им всем – командирам, пилотам, штурманам, бортмеханикам, бортрадистам – предстояло проститься с избранной профессией воздухоплавателя и искать место, где нужны их знания, умение, опыт. Одни пошли работать на авиационный завод, другие в авиацию. Некоторые нашли свое место в Аэрологической обсерватории, которая находилась тут же, в Долгопрудном.
Повезло в этом отношении старшему инженеру эскадры Владимиру Шевченко и пилотам Андрею Нечаеву и Виктору Бейнаровичу. Узнав о том, что на Черном море формируется новая воздухоплавательная часть аэростатов заграждения, они подали рапорт о зачислении их в кадры Военно-морского флота. И вскоре отбыли в Севастополь.
А что было делать представительницам «слабого пола»? «Может, податься в шоферы? Пусть не за штурвал, хоть за баранку держаться?» – невесело поделилась своими мыслями с ребятами Вера. Те не поддержали. А штурман В-4 Артур Лейзерах даже возмутился: «Воздухоплавателю по земле ползать?! Да я первый под твою машину лягу, а не допущу!»
Он шутил, конечно, но «честью мундира» всерьез дорожил. Вскоре он ушел в авиацию. А Вера в шоферы не пошла. Не смогла пойти и на курсы бортрадистов, куда поступили Люда и Саша Ивановы. Помешал недостаточно тонкий слух. Как сама говорила: «Балалайку толком настроить не могу». Понимала: бортрадисту слух требуется отменный, чтобы сквозь грохот моторов в переполненном звуками эфире уловить свой, нужный. Недаром в радисты охотно берут музыкантов. Пошла работать на авиазавод.
Начнется война, и все они снова будут в небе.
I
В ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ШТАБ КРАСНОЙ АРМИИ
В наступивший решительный час Отечественной войны советского народа с озверелым фашизмом, летный и технический состав воздухоплавательной группы Аэрологической обсерватории, в мирное время работавший в системе Главного управления гидрометеослужбы на пользу науки и обороны Родины, выражает свою готовность быть на передовых позициях и встретиться лицом к лицу с заклятыми врагами Советской власти и нашей партии.
Пилоты, имеющие большой летный и парашютный опыт, просят направить их только в отряды аэростатов наблюдения, на самые ответственные и трудные участки борьбы с фашистами, чтобы совместно с артиллерией и в возможно короткий срок, разгромив и уничтожив фашистов, вернуться к научно-исследовательским полетам на пользу советской науке и цивилизации.
«Милая, родная Людмилка!
Почему нет тебя рядом! В мирные годы всегда были вместе, в воздухе, на земле… Столько довелось вместе встретить – трудного, горького, радостного до невероятности. А сейчас, в войну… Какой далекой кажется теперь так внезапно прервавшаяся мирная жизнь. А ведь двух месяцев не прошло, как идет война.
Меня определили в воздухоплавательный отряд в звании пилота-воентехника 2-го ранга, на петлицах два кубика. Буду с привязного аэростата наблюдения вести корректировку огня нашей артиллерии. Хотела всегда летать на наших мирных дирижаблях, а вот надела шинель. Впрочем, военную шинель надели сейчас все, кто может держать оружие. А уж нам-то, пилотам, тем более место в строю.
Стоим в Кунцеве, в Доме культуры имени В. И. Ленина. Помнишь, наш курсантский лагерь располагался тут, поблизости? Надо же было судьбе забросить нас именно сюда, где проходили наши первые полеты!
Здесь много наших ребят-дирижаблистов: Сергей Попов, он нач. штаба отряда, командир аэростатной точки Виктор Почекин, пилоты Коля Голиков и Валентин Раевский, целая компания бортинженеров и техников – Коля Ларионов, Леня Жильцов, Миша Волков. С Четырнадцатым отрядом, который сегодня отправлен на фронт, ушли пилоты Жора Коновальчик, Саша Крикун, Александр Фомин, Саша Масенкис, Егор Курин. Не хватает тебя и твоего Сашки.
Последняя сводка Информбюро: сдан Смоленск. Гибнут города. Люди… Мимо нас по шоссе идут беженцы. Усталые, запыленные. Гонят такую же усталую, отощавшую скотину.
Знаешь, какая Москва сейчас? Затаившаяся, ночью ни искорки света. С наступлением сумерек в небо поднимается множество аэростатов воздушного заграждения. У них стабилизаторы, поэтому кажется, что плывут дирижабли. Кое-кто так и думает. Каждый вечер воздушные тревоги. Прорвавшиеся фашистские стервятники бомбят. Беспорядочно. Из-за аэростатов заграждения не рискуют снизиться, чтобы бомбить прицельно. Вот и наши воздухоплавательные аппараты приносят пользу.