Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1, стр. 95
Между тем как Франциско, преклонив голову, не находил слов, чтобы выразить свою благодарность за такую истинно королевскую награду, Изабелла, милостиво раскланиваясь со своими придворными, вышла из театральной залы. Одни из присутствующих с завистью, другие с удивлением смотрели на маршала Серрано, которого поздравляли Мария Кристина, король и герцог Рианцарес.
Нарваэц же не сказал ни слова своему сопернику на пути к славе. Он не любил разглагольствований и чувствительных сцен. После ухода королевы и прочих высоких сановников он возвратился в свой отель, не слишком довольный новыми распоряжениями Изабеллы.
Прим же, несмотря на свою ревность к милостям Изабеллы, которыми она наделила Франциско, бросился от души обнимать своего друга. Олоцага осыпал его радушными поздравлениями, а Топете, этот достойный контр-адмирал, так сильно пожал руку Серрано и крепко поцеловал его, что Франциско невольно должен был улыбнуться при виде такого могучего товарища и его откровенного выражения своих чувств.
— Мне кажется, — воскликнул он, — что ты все растешь и толстеешь, друг Топете!
— Причиной тому бездействие, любезный друг, я так жажду встретиться вместе с вами с какой-нибудь опасностью в бою или на охоте, а то я совершенно отвыкну держать оружие в руках. Но посмотрите, мы остались одни, пойдемте ко мне, мы там поболтаем вдоволь за бутылкой хорошего вина.
— На этот раз вы меня извините, господа, — возразил Франциско, — но я сделал сегодня в этом мундире более пятидесяти миль, а вы знаете, что это значит.
Прим и Олоцага также не могли принять приглашения, так что старые друзья должны были отложить свою беседу до другого, более удобного вечера. Дежурный камергер доложил маршалу Серрано, что для него отведено и приготовлено помещение в самом замке, так что приятели, дружески простившись, расстались в театральной зале. Олоцага и Топете сели в свои экипажи и разъехались по домам, а маркиз де лос Кастилльейос, проводив их, возвратился в замок. Он решился на смелое дело, вполне соответствовавшее его образу мыслей, это дело было до такой степени смелое и опасное, что никто другой не отважился бы на него.
Часы замка пробили одиннадцать. Обождав немного, маркиз вышел из помещения, предназначенного для караула королевы, в коридор, накинул на себя военный плащ, высоко подняв его над плечами, чтобы часовые не сразу узнали и не окликнули бы его. Но у него возникло сомнение, когда он приблизился к ступеням лестницы, ведшей из галереи в комнаты королевы. Хотя он избрал этот тайный путь, с тем чтобы миновать передние комнаты, где находились адъютанты и камергеры, однако же он должен был, прежде чем вступить в кабинет королевы, пройти мимо двух караулов. Последним же дан был строжайший приказ, под страхом наказания, никого, ни под каким бы то ни было предлогом не впускать в кабинет королевы, разве только по личному повелению ее величества.
Маркиз де лос Кастилльейос подошел к мраморной лестнице и стал прислушиваться — все кругом было тихо и безмолвно.
В это мгновение воображению его представился дивный образ молодой Изабеллы, и он, увлекшись своей мечтой, простоял некоторое время в забытьи. Но приближалась полночь, и Прим побежал по лестнице, покрытой коврами. Вскоре достиг он коридора, где должны были прогуливаться часовые, сбросил свой плащ, чтобы тотчас же показать, кто он такой, но он напрасно искал глазами караул — перед дверьми кабинета королевы не было никого.
Маркиз де лос Кастилльейос никак не мог понять, чтобы значило такое странное обстоятельство. Удивляясь своей счастливой судьбе, так помогавшей его предприятию, он подошел к первой двери, отворил ее и очутился в маленькой комнате, принадлежавшей Жуане Марите.
Из этой комнаты дверь вела в будуар королевы — глухой смех раздавался оттуда. Следовательно, Изабелла была еще окружена своими фрейлинами.
Маркиз подошел к тонкой перегородке, отделявшей его от той, к которой он так стремился. В тот самый момент, когда он дотронулся до замка, ему показалось; что кто-то его преследует — он быстро и без шума отворил дверь. Услышав приближающиеся шаги, дуэнья Марита удалилась. Маркиз де лос Кастилльейос очутился посреди будуара королевы Изабеллы.
Мы слышали, что королева пригласила к себе на этот вечер маршала Серрано для тайных совещаний и потому, по ее повелению, не было стражи у входа в ее покои. Кроме того, дуэнья Марита получила приказание не отказывать ожидаемому дону и впустить его в будуар.
Потому-то старая Марита не испугалась и не вскрикнула при внезапном появлении маркиза. Изабелла тотчас же опустилась в роскошное кресло перед большим зеркалом будуара, стоявшим как раз против портьеры, ведшей в комнату дуэньи.
Стенные лампы, покрытые розовыми шарами, распространяли нежный и упоительный свет на всю комнату. Марита поставила перед зеркалом два больших канделябра, а маркиза де Бевилль, эта прелестная француженка с плутовскими глазами, стала вплетать в роскошные волосы Изабеллы венок из душистых роз. Королева ей не сказала ни слова, но маркиза сама узнала по ее волнению, что она должна увидеться с Франциско Серрано после продолжительной разлуки и потому хочет блистать всей своей соблазнительной красотой.
Действительно, всякий, кто бы в эту минуту увидал молодую королеву, увенчанную венком из чудных роз, должен был бы сознаться, что она никогда не была так прелестна.
Золотые часы на камине пробили полночь.
Вдруг в комнате послышался шорох. Маркиза подавила крик и отступила от кресла, в котором сидела королева, любовавшаяся своим туалетом.
Изабелла, ожидая Серрано, вдруг увидела Прима, преклонившего позади нее колени. Она оцепенела от удивления.
— Преклонив здесь колени, можно только умереть, — произнес маркиз.
Пораженная Изабелла увидела его в зеркале, а за ним маршала Серрано, стоявшего в недоумении. В этот момент королева с ужасом вспомнила слова алхимика Зантильо, который ей предсказал следующее:
«Я вижу, как твой сгнивший престол падает под ударами тех восставших против тебя героев, которых ты однажды увидишь перед собой в зеркале».
Из груди Изабеллы, вырвался отчаянный крик, она устремила взор на Серрано и Прима, леденящий ужас охватил ее члены, ей казалось, что она видит страшный сон, и королева закрыла свое бледное лицо руками.
СИРЕНЫ ГОСПОЖИ ДЕЛАКУР
Спустя несколько недель после нашего рассказа, мы перенесемся вместе с нашим благосклонным читателем через улицы Мадрида к Прадо и пройдем мимо громадного Coliseo de los toros. Здесь мы присутствовали несколько лет тому назад при бое быков, тогда, когда королева встретилась с Энрикой и стала с тех пор ее преследовать. Подобные представления повторялись ежегодно, но Изабелла не присутствовала более ни на одном из них под тем предлогом, что ей неприятно видеть кровавый бой — на самом же деле Изабелле было тяжело возбуждать в себе роковые воспоминания, связанные с этим местом.
Уже несколько недель тому назад новоприбывшие труппы наездников стали давать в колизее представления, вследствие чего весь театр был по-прежнему набит народом. Все стремились в цирк, как чернь, так и знать Мадрида, и всех привлекала туда прекрасная наездница мисс Олидия. Она всех приводила в восторг своей отважной и ловкой ездой на неоседланной лошади.
Великолепие и соблазнительный покрой ее наряда, прелестные формы молодого тела превосходили все, что можно было до сих пор видеть. Густые светлые волосы и волшебный блеск ее глаз сделались предметом всеобщего разговора в высшем обществе, тем более, что в противоположность этой белокурой красавице на арене также выступала живая черноглазая полька, старавшаяся перехватить пальму первенства у мисс Олидии. На площадях, на перекрестках и стенах колизея — всюду были прибиты объявления с заманчивыми именами Олидии и Жозефы.
Представление только что кончилось. По улицам Мадрида кишела масса народу, возвращавшегося из цирка. Мимо цирка, по направлению к дачам, лежащим на пути в Аранхуес, две фигуры, закутанные в плащи, шли по дороге, засаженной по обеим сторонам густыми каштановыми деревьями. Холодный ветер дул им навстречу и заставлял их еще больше торопиться. Кроме длинных плащей, покрывавших их фигуры, на обоих были надеты остроконечные испанские шляпы.