Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1, стр. 54
— Легко умирать за королеву и за Испанию! Серрано этими словами только выразил то святое чувство, которое было у него в душе. Он не думал, какое они произведут действие, а между тем его простые слова воспламенили всех окружавших и во всех сердцах нашли отголосок.
— Да здравствует генерал Серрано! Да здравствует победитель при Бургосе! — раздалось вокруг, и на загорелую бородатую щеку Конхи даже капнула горячая слеза печали и умиления!
Врач искусной рукой сделал первую перевязку и еще не терял надежды вылечить опасно раненного генерала. Он сознался встревоженному Приму, что излечение будет долгим и потребует много сил, что прежде всего больному необходим покой и заботливый уход и что везти его в Мадрид нельзя.
Конха и Прим посоветовались, каким образом поступить, чтобы вылечить дорогого раненого. Наконец, они решили вместе с врачом отправить его в доминиканский монастырь в Бургос, где ему могли обеспечить надлежащее попечение и выздоровление. Врач должен был остаться при нем и ежедневно сообщать им о здоровье генерала, так как они должны были еще преследовать неприятеля и извлечь возможную пользу из своей победы.
Серрано слабым голосом выразил свое согласие, когда Прим сообщил ему о их решении, и немедленно, в сопровождении доктора, был отправлен на поспешно устроенных носилках в Бургос.
После того как раненые были отнесены в безопасное место и им была оказана необходимая медицинская помощь, а мертвые похоронены тут же на равнине, Конха, Прим и другие начальники стали теснить карлистов со всех сторон и в следующие месяцы одержали еще несколько побед в сражениях. Прим выказал такую храбрость, что Конха, от имени извещенного обо всем Нарваэца, произвел и его в генералы, обняв на поле битвы.
— С тысячей таких людей, как Серрано и вы, — воскликнул он гордо и вдохновенно, — я берусь завоевать полмира — да ниспошлет только Святая Дева нашему Другу скорое выздоровление!
СВАДЬБА КОРОЛЕВЫ
Седьмое мая 1845 года был для столицы Испании днем, ознаменованным самым шумным, восторженным празднеством. Мадрид, великолепно убранный, праздновал бракосочетание своей королевы. Улицы походили на цветущие сады. С балконов свешивались ковры, украшенные гирляндами, а в окнах развевались флаги с гербами Испании и Неаполя. Улицы и площади, по которым должен был проезжать двор, были усыпаны букетами и венками и украшены душистыми цветочными гирляндами, которые грациозно обвивались вокруг домов, как будто связывая их.
С утра уже стремилась пестрая разряженная толпа старых и молодых, богатых и бедных к собору, где в двенадцать часов должно было состояться церковное торжество. Места внутри большой старинной церкви были предназначены для членов двора, а на широкой улице еще рано утром теснился народ, чтоб занять место, откуда бы можно было видеть высоких молодых и инфантов.
К полудню все было полно битком, так что алебардисты герцога Валенсии с трудом могли проложить дорогу сквозь толпу для проезда экипажей двора к собору.
Давка с часу на час становилась чувствительнее, а любопытство народа напряженнее. На необозримом пространстве плотной массой пестрела нарядная толпа, ожидая появления молодой королевы и принцессы Луизы, с удивительным терпением и спокойствием в образцовом порядке плотно друг к другу стояло более двадцати тысяч человек.
Высокие алебардисты, одетые в толстые блещущие золотом латы и древнеримские шлемы, что придавало им величественный средневековый вид, по обе стороны улицы образовали сплошную цепь, так что между ними проход остался свободен. По этому-то проходу покатились, наконец, убранные золотом парадные экипажи королевской фамилии в сопровождении экипажей адъютантов, статс-дам, камергеров и прочей свиты.
Когда появилась великолепная королева Изабелла, тысячи голосов восторженно закричали:
— Да здравствует королева Изабелла!
Восемь белоснежных лошадей везли управляемую четырьмя лейб-кучерами в галунах блестящую золотую карету королевы. Спицы колес были из чистого золота, а дверцы и внутренняя часть обиты белыми бархатными подушками.
Эта королевская карета, в которой еще Филипп и Фердинанд подъезжали к собору, свидетельствовала о непомерном богатстве испанской короны и о тех сокровищах, которые богатые золотом дальние страны должны были в виде дани доставлять владычествующему полуострову.
— Да здравствует королева Изабелла! — все еще раздавалось в необозримой толпе.
Молодая королева, сегодня кажущаяся еще прекраснее обыкновенного, милостивым поклоном благодарила народ. Экипаж ее уже подъезжал к собору. Герцог Валенсии отворил дверцы. Холодный, суровый Нарваэц подал прекрасной невесте руку, чтобы провести ее через слабо освещенную паперть в древний, наполненный фимиамом собор, к королеве-матери, которой предстояло проводить к алтарю двух дочерей одновременно.
— Вы, ваше величество, кажетесь немного бледными и взволнованными, если я не ошибаюсь! — вполголоса сказал герцог молодой королеве.
— Наружность нередко обманывает, господин герцог! Мне кажется, напротив, сегодня я должна быть душевно счастлива! — отвечала королева холодным тоном, который не гармонировал с ее словами. Войдя в церковь, куда собрались донны для шествия к алтарю, Изабелла приветствовала свою мать. Нарваэц, поклонившись ей, удалился налево к другим грандам и сановникам.
Высокая пространная церковь имела величавую архитектуру. Два длинных ряда массивных колонн со сводами разделяли ее на три части, в которых три широких прохода между бесчисленными стульями вели от паперти к главному алтарю. По стенам, а также у боковых алтарей и главных колонн были развешаны большие великолепные картины, писанные масляными красками, изображавшие святых во весь рост.
Громадные окна, через разноцветные венецианские стекла которых обыкновенно падал на колонны и на всю Церковь какой-то особенный свет, теперь были завешены.
Собор был облит мягким блеском, несколько похожим на солнечное сияние, который происходил от бесчисленного множества зажженных огней. На души молившихся он должен был оказать самое отрадное, глубокое действие. Огромное впечатление, которое испытывал каждый, вступавший в мадридский собор, еще более увеличивалось и получало неотразимую силу от звуков органа, гармоническими густыми волнами разливавшихся по всей церкви.
Там, где высокие массивные колонны кончались перед ступенями, покрытыми коврами и ведшими к главному алтарю, в тени последних колонн находились места из массивного темного дерева, отведенные для исповеди.
По обеим сторонам ступеней церковные служители курили ладаном. Над алтарем, между двумя высокими лампадами, висело массивное золотое распятие.
Те из членов двора, которые не принадлежали к свидетелям и к непосредственной свите, находились в местах для исповеди. Звуки органа торжественно и плавно гудели по обширной церкви. Час великого таинства настал.
По средней части собора, под великолепным балдахином, который несли шесть священников, шел мадридский архиепископ в полном облачении. Двадцать причетников следовали за ним, неся золотые кадила. За ними шло более сорока патеров и монахов, образуя длинное, торжественное шествие. В первом ряду шли Антонио, Маттео, Мерино и Фульдженчио.
С правой стороны приближалась к главному алтарю Изабелла, молодая королева Испании. На ней было белое атласное платье с длинным шумящим шлейфом. С миртового венка ниспадала широкая блондовая вуаль. Прекрасную шею и грудь, покрытую барбантским кружевом, украшали великолепные королевские алмазы. Корону же, которую она сегодня променяла на миртовый венок, усеянный бриллиантами и сделанный в виде короны, несли позади нее на малиновой бархатной подушке.
Изабелла была прекраснее, обворожительнее, чем когда-либо, в своем белом атласном платье. Темная зелень с белоснежными цветами и сверкающими бриллиантами в ее черных волосах образовали простой и между тем вполне царственный убор. Ее мечтательные голубые глаза смотрели сегодня еще мягче, еще прелестнее, а на молодом лице был отпечаток грусти и тоски.