Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1, стр. 138

Когда Энрика посмотрела на место, где стоял Жозэ, там уже не было никого. Неужели это игра расстроенного воображения? Неужели ей только показалось то, чего она более всего боялась? Неужели этот черный призрак, неожиданно появившийся в лесу, в самом деле Жозэ Серрано, ее лютый враг, причина всех ее несчастий?

Выйдя на дорогу, на которой минуту назад был этот ужасный человек, она увидела вдали освещенные луной две призрачные фигуры удаляющихся монахов.

— Я скоро вернусь! — все звучало в ее ушах, когда она задумчиво и быстро пробиралась с Марией через чащу к своему жилищу.

ПОХОРОННЫЙ КОЛОКОЛ

Аццо все еще томился в подземельях Санта Мадре. Когда Жозэ с фамилиарами притащили его в монастырь, а Мутарро бросил в подвал инквизиторского дворца, он от усталости и изнеможения упал на сырую солому, валявшуюся в углу у скользкой и вонючей стены. Его вниз головой привязали к лошади и в таком виде привезли в Санта Мадре. Он терял сознание от боли во всех членах. В эту минуту цыгана можно было заставить говорить или делать что угодно, так как он ничего не сознавал.

Он лежал неподвижно, не слыша ни вздохов, ни жалоб, которые вырывались из уст замученных или приговоренных несчастных, томившихся в окружавших его подвалах.

Слуги Мутарро сунули ему хлеба и воды. Но и на следующий день Аццо почти не дотронулся ни до чего.

Понемногу он стал приходить в себя и припомнил, в каком чудовищном преступлении его обвиняли, схватив в развалинах Теба: его выдавали за вампира и притащили на суд инквизиции, не признававшей невиновности.

Цыган с возрастающим ужасом ожидал появления шпионов и допросов отвратительных судей. Он слышал их шаги, глухо раздававшиеся в подземельях, их грубые шутки, слышал, как они уводили заключенных на пытки и как приносили назад полумертвых. До его ушей доносились жуткие стоны, и он знал, что ему самому придется перенести подобные страдания и муки.

Когда же проходили дни за днями, недели за неделями, а палачи все еще не приходили за ним, уши его привыкли к этим жалобам, а глаза к темноте. В его норе было так темно, что он не знал, когда сменялись день и ночь.

Аццо мужественно и спокойно переносил свою долю. Он вспомнил об Энрике. Ее образ как утешение возник в больной душе бедного Аццо. Его бледное, больное лицо озарилось отрадной улыбкой, когда ему показалось, что Энрика, этот ангел небесный, с которым он жил такое короткое время, опять предстала перед ним. Да, если бы ему сказали, что для того, чтобы увидеть ее, ему придется перенести еще больше страданий, он радостно решился бы на все и легко предался бы своей доле — ради Энрики он не пожалел бы ничего!

— Где-то ты теперь? — шептал он. — Ведь я отыскал твоего ребенка. Меня оторвали от него! Ах! Если бы я мог возвратить тебе твою дочь!

В эту минуту по коридору раздались шаги. Аццо не обратил на них внимания.

— Я все перенесу, чтобы только опять увидеться с тобой, — сказал он, простирая руки, как будто Энрика стояла перед ним.

Но вдруг ключи зазвенели у его дверей. Он вскочил: «Неужели его потащут на суд?»

Дверь отворилась — по телу Аццо пробежала нервная дрожь. На пороге появилась монахиня. Он выпрямился и не верил глазам, неужели она явилась для того, чтобы любоваться его муками, которые сама навлекла на него?

Да, перед ним стояла Ая, явившаяся в его сырую яму. Она предсказала ему его судьбу в тени монастырской стены в Аранхуесе, она была причиной его страданий в подземельях Санта Мадре, она и ее сообщник, злодей Жозэ, после долгих стараний ухитрились, наконец, поймать его. Он даже удивился их ловкости и находчивости.

Дикая улыбка пробежала по его губам и бледному лицу. При виде монахини он вспомнил все зло, которое она ему сделала. Ведь она пришла полюбоваться на его страдания, вероятно, в надежде смягчить его сердце. Свет факелов осветил комнату и ярко обрисовал его изможденную, больную, оборванную фигуру. Аццо порывисто и гордо обратился к вошедшим, как будто обращаясь к призраку:

— Я смеюсь над своими мучениями. Я до того ненавижу тебя, змея, что готов перенести без жалобы и ропота твои злейшие козни, но ты не будешь торжествовать: я не смирюсь!

Гордое, надменное, бледное лицо цыгана было так красиво, что желания сладострастной графини генуэзской еще сильнее разгорелись. Глаза Аццо сверкали, в них кипела ненависть.

Монахиня сделала знак слугам, чтобы они отошли в сторону. Она не хотела, чтобы они были свидетелями предстоящей сцены. Затем она приблизилась к Аццо.

— Выбирай! — шепнула она. — Ты знаешь теперь мою силу! Народ разорвет тебя, вампир, если ты покажешься ему, а потому я пришла защитить тебя!

— Что ты мне предлагаешь?

— Себя или смерть! — шепнула она. — Я доказала тебе, что для тебя я готова на все и что любовь моя безгранична! Не отвергай ее, безумец, я способна мстить тебе, я хладнокровно, без замирания сердца, изведу тебя! Ты должен принадлежать мне! Счастья, которое ты с такой холодностью отталкиваешь от себя, домогаются короли, но я предпочитаю тебя королям. Я люблю тебя, я не могу жить без тебя!

— Так слушай же, — злобно улыбаясь, сказал Аццо, — я с наслаждением объявляю тебе, что предпочитаю смерть чести быть любимым тобою. Ты забавляешься моими муками, а я буду наслаждаться твоей страстью — мы квиты с тобой!

— Ты забываешь, что тебя ожидает, Аццо, я в состоянии даже сегодня спасти тебя. Если же ты отталкиваешь меня, то берегись! Завтра, около этого же самого времени, тебя ожидает та же участь, которой теперь подвергается чародей Зантильо.

Монахиня подняла свою белую руку, прислушиваясь к отдаленному гулу; мерные удары колокола глухо раздавались в подземелье. Эти звуки производили ужасное впечатление. Аццо содрогнулся.

— Что возвещает этот гул? — прошептал бледный Аццо.

— Это похоронный колокол Санта Мадре. Мошенника Зантильо, предсказателя грядущего, казнят во дворце Санта Мадре! То же самое ожидает вампира, если он желает предстать перед трибуналом инквизиции! Опомнись, Аццо, последуй за мной! Скажи, ты будешь моим? — страстно говорила Ая и ее глаза лихорадочно блестели, а лицо раскраснелось. — Взамен смерти я тебе предлагаю спасение и величайшее блаженство! У меня есть вилла по дороге в Кордову. Тебя никто там не знает, никто не будет преследовать тебя, если ты только отдашься мне! Я богата и могущественна, люби меня!

До сих пор Ая придерживала руками свое широкое, длинное платье. Она протянула к нему руки, как будто желая прижать его к своей роскошной груди. Коричневая накидка раскрылась и удивленный Аццо увидел очаровательные формы страстной графини. Графиня генуэзская знала хорошо, какое сильное впечатление производила она своей волшебной, одуряющей красотой. Она была так прелестна, так роскошна и соблазнительна, что едва ли Богом созданная Ева могла превзойти ре в красоте, когда погубила первого человека.

— Приди ко мне, страстный сын кочующего племени, приди ко мне, будем счастливы, я все отдам тебе, я успокою твою буйную душу!

Аццо отвернулся от нее, он оттолкнул от себя соблазнительницу, которая старалась заманить и погубить его, он с содроганием чувствовал ее силу, но железной волей поборол в себе зарождающуюся страсть. Ая ожидала совсем другого и не верила своим ушам.

— Твои дьявольские искушения напрасны! Я чувствую счастье, отталкивая тебя! Проклятие твоим прелестям, лицемерно прикрывающим твою темную душу! Ты — олицетворение греха! До кого ты дотронешься, на кого ты взглянешь, тот уже погиб!

— Так умри же! Ты сам навлек на себя мою ненависть! — прошипела дрожавшая от злости и волнения бледная Ая.

Колокол все еще звучал вдалеке.

— И твой час когда-нибудь настанет, но тогда мщение будет ужасно: замученные тобой восстанут на суд против тебя. Все ужасы ада побледнеют перед твоими страданиями! Вся преисподняя содрогнется! — воскликнул Аццо, изливая накипевшую злость на свою мучительницу. — Да, я хочу спастись, я решусь на все, придумаю невозможное и все с одной целью — истерзать и погубить тебя, и это будет единственная цель моей жизни. Я принесу себя в жертву, если того потребуют обстоятельства.