Евгения, или Тайны французского двора. Том 2, стр. 69

Бачиоки переглянулся с Фульезом, эти слова были ему по душе.

– Вы ручаетесь, что эта жительница Бельвиля виновна? – спросил Морни, охотно желавший удалить корыстолюбивую мать любовницы императора.

– Эта Габриэль Беланже самая опасная личность в Париже, потому что знает, как избегнуть правосудия, – подтвердил маркиз.

– Решим ее участь голосованием, – предложил Морни, вставая.

Черная мраморная урна была пуста, каждый из пяти присутствующих должен был положить в нее черный или белый шар и именно так, чтобы никто из остальных не видел, Какой он выбрал цвет.

Когда шары были опущены в урну, Морни встал, чтобы опрокинуть ее и объявить решение этого тайного голосования. В ней находились три черных и два белых шара; вероятно, Флери и Боске опустили два последних, так как они не имели случая воспользоваться услугами отравительницы для своих целей.

– Будьте так добры, поставьте черный крест возле имени этой особы, – сказал Морни маркизу, указывая на шары.

Фульез исполнил это, однако лицо его не выражало того удовольствия, которое он чувствовал. Он знал, что опасная отравительница, знавшая больше его тайн, чем он того желал, будет устранена в самое короткое время.

Решения черного кабинета исполнялись очень скоро.

Когда около четырех часов утра заседание окончилось, Флери напомнил, что в седьмом часу назначена казнь двух политических преступников, и предложил членам быть свидетелями этого события, которого он ни за какие блага не желал пропустить.

Маркиз Фульез отказался, отговариваясь усталостью; граф Бачиоки объявил, что у него есть важное дело по службе. Флери, Боске и Морни оставались еще некоторое время в черном кабинете по уходе двух членов и в шесть часов утра отправились в экипаже герцога на лобное место Ла-Рокетт.

VII. ГИЛЬОТИНА

12 марта 1858 года Наполеон подписал приговор, осуждавший Орсини и Пиери на смертную казнь, а Гомеса и Рудио на ссылку в одну из колоний в Южной Америке. На следующее утро была назначена казнь двух заговорщиков.

В ту ночь, когда члены черного кабинета присутствовали на вышеописанном заседании, парижский палач Гейдеман ставил обитый черным сукном эшафот на площади напротив тюрьмы Ла-Рокетт.

Кто был в Париже и проходил через площадь мимо этой тюрьмы, тот заметил железные столбцы с кольцами, – это сваи, на которых укрепляются переносные балки эшафота.

Утром 13 марта эшафот уже был готов; слуги палача еще работали, укрепляя по его указаниям гильотину наверху трона смерти. Гильотина состоит из высокой рамки, сбитой из чисто вымытых балок; нижняя часть имеет форму и объем колоды. К ней прикреплены ремни, которыми привязывают приговоренного; на левой же стороне находится блестящее, острое лезвие, которое палач одним давлением пружины приводит в движение, и лезвие, падая на колоду, отделяет одним ударом голову от тела преступника.

Эта ужасная, быстрая машина была представлена в конце прошедшего столетия доктором Гильотэном в Конвент для бесчисленных казней. Он прославился через это, и его изобретение было названо его именем. Гильотина, на которой были казнены королева Мария Антуанетта и ее супруг, и теперь еще работает.

Когда наступило утро, окна и крыши соседних домов были заняты любопытными; между тем как войско, расставленное вокруг эшафота, едва могло сдерживать толпу народа. И однако любопытные спешили из близлежащих улиц, чтобы посмотреть на казнь Орсини и Пиери.

Площадь была до того заполнена народом, что мужчины сажали женщин на плечи, повсюду раздавались крики задавленных, но на это никто не обращал внимания; некоторые несчастные падали на землю и были раздавлены; о помощи нечего было и думать, так как со всех сторон приближались новые толпы.

Экипажи знати, к которым принадлежал и Морни со своими друзьями, должны были ехать через маленький переулок Ваккери, занятый войсками, чтобы добраться до свободного места возле эшафота; оттуда можно было смотреть на зрелище, к которому парижанин всегда стремится с таким удовольствием, что даже опасность и неудобство не пугают его.

На часах башни Ла-Рокетт пробило семь часов утра; в толпе послышался шепот, раздался звон колокола – для Орсини и Пиери он прозвучал в последний раз, призывая их на эшафот.

Отворились ворота тюрьмы, забили барабаны, вокруг стояла мертвая тишина, тысячи людей и полная тишина; точно дух смерти веял с высокого темного эшафота на толпу. Все с большим вниманием смотрели на дорогу, ведущую к воротам тюрьмы, где показалось длинное печальное шествие.

Орсини шел твердо; Пиери также не потерял мужества и твердости – оба итальянца были готовы умереть за свои убеждения.

Процессия вышла из тюрьмы и направилась к эшафоту.

Впереди шел отряд карабинеров, потом судьи в своих черных одеждах. За ними следовал палач Гейдеман, высокая фигура которого напоминала средние века. На нем был широкий черный плащ; седая голова была непокрыта, длинная борода спускалась на грудь; черты лица были холодные, но не отталкивающие. Никто из его слуг не шел за ним, они стояли внизу эшафота, ожидая своего хозяина.

За палачом следовали, окруженные с обеих сторон карабинерами, приговоренные к смерти – Орсини и Пиери. Они не были похожи на осужденных, серьезно и достойно они шли к смерти!

Два капеллана следовали за ними; шествие замыкали солдаты. Взоры всех обратились на палача и его жертвы.

– Смотрите, вот они идут; Орсини ступает так твердо, как будто его ведут на праздник! – кричали голоса.

Шествие приблизилось к эшафоту; карабинеры, судьи, священники, приговоренные, палач и его слуги взошли на гильотину.

Толпа замерла. Сквозь облака пробились первые лучи весеннего солнца.

Судья, который должен был прочесть смертный приговор, объявил громким голосом приказ палачу совершить казнь над обоими преступниками; потом подал палачу пергамент, чтобы исполнить церемонию.

В эту минуту Орсини взошел на ступеньки; он возвысил голос, желая говорить с народом; но едва раздались его первые слова, как Гейдеман накинул на его голову плотное одеяло, которое держал до сих пор на всякий случай под плащом. Орсини должен был замолчать: двое слуг подвели его к капелланам, которые сняли с его головы покрывало и стали готовить к смерти.

В толпе послышался, постепенно увеличиваясь, ропот негодования.

– Приговоренный принадлежит мне, – крикнул палач вниз, – эшафот не трибуна!

Потом он сделал знак слугам, стоявшим позади Пиери, – те схватили его, чтобы привязать под гильотину.

Пиери сопротивлялся, он хотел сам положить голову на плаху. Он, казалось, гордился тем, что умрет за свои убеждения. Он встал на колени, помолился и положил голову на выемку в плахе.

Слуги Гейдемана бросились на него и в одну минуту привязали ремнями, потом отступили назад. Палач тронул пружину; лезвие блеснуло, потом раздался грозный удар, и голова Пиери покатилась по черному сукну, между тем как из тела кровь бежала ручьем.

Слуги поспешно убрали голову и тело.

Теперь наступила очередь Орсини. Он видел, как умирал его соучастник в заговоре; ни один мускул на его лице не дрогнул, ни разу не отвел он своего взгляда и не дрожал перед смертью.

Орсини еще раз попытался говорить с толпой, громко изъявлявшей свое одобрение. Он сделал несколько шагов вперед, но прежде чем он успел сказать слово, слуги вторично накинули ему на голову черное покрывало палача. Они потащили свою жертву к гильотине и крепко ее привязали.

Гейдеман, счищавший в это время с секиры кровь, дотронулся еще раз до ужасного механизма, и снова лезвие, повинуясь давлению, опустилось на выемку плахи.

Орсини был казнен; его туловище лежало по одну сторону эшафота, а голова – по другую. Кровь текла с черного сукна на камни площади; фанатичные женщины собирали ее в свои платки.

Забили барабаны.

Приговор был исполнен; кровь, пролитая на улице Лепельтье, была отомщена.

Однако через несколько месяцев Людовик Наполеон должен был исполнить завещание Орсини – в следующем же году осуществилась надежда казненных на освобождение и объединение Италии.