Свет дня, стр. 52
34
Марш спросил: «С миссис Нэш? Это с ней произошло что-то нехорошее?»
Она была дальше по коридору. Ничто теперь не останется для нее прежним.
Он смотрел на меня, вчитывался в мое лицо.
«Разве не наоборот? По-моему, с ней произошло что-то хорошее. Муж вернулся, девушка уехала. Все как она хотела».
«Да».
«И что же?»
«Это не мое дело».
«Не ваше? – Он смотрел на меня. – Я мог бы сказать, что и не мое тоже. Когда миссис Нэш пришла вас нанимать, не показалось ли вам, что она хочет отомстить?»
«Нет. Точно нет. Она хотела вернуть мужа».
«Вы уверены?»
«У меня было много клиенток, которые хотели отомстить. Понятно бывает».
Иной раз едва она переступит порог.
«И все-таки это объяснение. Суд его примет. Почему именно сейчас? Потому что все время имела это в виду. Ждала, пока он вернется, пока вообразит, что теперь можно начать с чистого листа...»
«Она приготовила ему ужин. Его любимое блюдо. Накрыла стол. Вы же видели...»
«Вот-вот. Мщение. Театральный элемент. Люди вытворяют и более странные вещи. А вам не кажется, что она не в своем уме?»
Он сам не верил тому, что говорил, – мне это ясно было. Турусы на колесах. Он проверял меня, испытывал.
«Суд не будет разбираться», – сказал я.
«Может, и не будет. Как повернется. А откуда вы знаете, какое у него любимое блюдо? Она вам сказала?»
Он смотрел на меня.
«Вы же видели ее, – сказал я. – Не так она выглядела, как если бы замышляла убийство. Не так, как если бы спланировала все заранее».
(Выглядела она – хоть и повторяла раз за разом: «Я это сделала, сделала» – так, словно совершенно не понимала, что сделала.)
Он смотрел на меня. Выдержал паузу.
Мог бы сказать: не так, как если бы она спланировала все заранее.
Твое последнее дело. Как ты его ведешь? Пускаешься во все тяжкие, гонишься неизвестно за какими химерами, нарушаешь все правила?
Если бы можно было подогнать самооговор к фактам, я, может быть, сказал бы сейчас: так, ладно, я это спланировал. Сговорился с миссис Нэш насчет убийства ее мужа. Подбил ее на это. Поехал за ним в аэропорт, сообщил ей по телефону, что и как. Потом для верности следовал за ним всю обратную дорогу...
Фальшивые показания (подлинные лежали на столе и ждали моей подписи): я это сделал, я.
Турусы на колесах. Но люди порой вытворяют невероятные вещи. Приходят в полицию (в каждом участке помнят такие истории) и признаются в преступлениях, которых не совершали.
Он теребил галстук. Может быть, думал: если она чокнутая, то запросто и он...
Но человека не сажают за то, что у него в голове.
«Да, я ее видел», – сказал он.
Комнаты для допросов. Два детектива-инспектора. Странно оказаться по ту сторону закона.
Не потому ли мы оба в юные годы – в те давние простые, определенные годы – выбрали эту, правильную сторону? (Да, сказал он мне позднее во время гольфа.) Хороший поступок, верный. Своего рода страховка: на нужной стороне с самого начала. В любом случае – не худший выбор для таких, как мы. Для крепко стоящих на ногах парней, которые в школе не питали особой любви к блюстителям порядка (и дома не без проблем).
Трудные школьники (и Марш, догадываюсь). По бумагам не ахти, но внутри доброкачественные. Годные для того, чтобы служить закону.
А теперь поглядеть на Марша перед пенсией – вылитый учитель, усталый учитель (в глазах временами строгий кремень). А что до меня... Из-за училки опять сижу в полиции. Потому что даже училкам случается иметь неприятности с законом.
Насколько проще было в те давние годы, когда полицейские еще не были для всех и каждого дерьмом, мусорами.
Он, похоже, прочел мои мысли.
«Можно с ней повидаться? Очень вас прошу».
Одно это «очень прошу» стоило признания.
Он строго на меня посмотрел. Усталый учитель – такой, который, если повезет, спустит тебе твои шалости. Но даже усталый учитель может поставить тебя на место. Даже дружелюбный на вид полицейский может напомнить тебе, что с властью не шутят.
С той поры я вижу ее только так – с разрешения.
«Этого я вам позволить не могу», – сказал он.
Должность не дает ему такого права – должность, с которой он скоро расстанется. Дома ждет жена, скоро получит его навсегда.
«Это невозможно, вы же знаете порядок».
А Боб Нэш лежит на стальной кровати. Знаю я порядок, знаю.
Его последнее дело. Я мог выбить его из седла, толкнуть в расселину.
Это был я – моя вина. Берите меня вместо нее.
На что иначе любовь?