Свет дня, стр. 42

26

А Кристина? Чего она хотела? Любила ли она его – этого человека под плитой, под розами? И действительно ли это была ее жертва? Уехать. Не губить его – его и Сару. Исчезнуть из их жизни.

Уже, впрочем, погубив.

Все это мне пришлось складывать из кусочков постепенно, от свидания к свиданию. В зависимости от ее желания говорить, рассказывать. Для разговоров там специальное помещение, похожее на комнату для допросов, на несколько таких комнат, соединенных вместе. Не бог весть что, не отгородишься, но что есть, то есть. Ты пока что ее не получил.

И еще мы пишем. Я ей пишу. Мои «уроки английского». А началось все с Кристининых уроков. Не вошла бы она тогда к Саре в класс...

Вначале, когда она не хотела меня видеть, не хотела со мной говорить (нет заявки заключенного на свидание – нет свидания), к этому вдруг все свелось. К писанию писем. Раньше я никогда этого не делал, никогда не выводил такое на бумаге.

Прошу Вас, позвоните мне... Прошу Вас, давайте встретимся... Прошу Вас, ответьте на это письмо...

Как будто я, а не она, ждал решения своего дела.

Много ли я мог тогда узнать – в кафе «Рио», у «Гладстона»? Наши считанные разговоры вне тюрьмы. Ты еще ее не получил. Но хочешь многого – довольствуйся малым. Главное правило в этом мире.

Может быть, Боб тоже им руководствовался. Тоже ждал решения своего дела. Это не может продолжаться долго, кончится бедой – но со мной навсегда останется память об этом безумии.

И даже тогда, у «Гладстона», пытаясь растянуть стакан пива на веки вечные, я думал скорее о другом, не о том, что она мне рассказывала. Профессиональная собранность дала осечку. Я думал: я, может быть, не увижу ее больше, не увижу вот так. Эта работа – эта легкая работенка, – а потом?

Я желал, чтобы все получилось, – в смысле, чтобы все получилось как она хотела. Желал увидеть, как она получает мужа обратно, желал быть этому свидетелем. Тогда я, по крайней мере, увидел бы ее счастливой.

Уплатила бы по счету, сказала бы мне спасибо. Точно какому-нибудь доброму дядюшке.

А потом? Я запросто мог никогда больше с ней не встретиться. Разве что постоянно торчал бы в отделе деликатесов. Разве что – смешные, сумасшедшие мысли – она пригласила бы меня поужинать, попробовать ее стряпню, познакомиться с мужем. «Боб, это Джордж, тот самый, кого я наняла проследить за тобой. За тобой и Кристиной, на всякий случай. Джордж, это Боб, он очень хотел с вами познакомиться...»

Сумасшедшие мысли.

Но я же как-никак детектив. Всегда могу, если мне надо, выследить человека, оказаться поблизости, понаблюдать за ним. Я мог шпионить за ней, как за Бобом и Кристиной. Примерно так же годы тому назад во время наших с Рейчел бракоразводных дел я думал о слежке за ней, о том, чтобы увидеть немыслимое – Рейчел в другой жизни, в своей собственной, без меня. Рейчел, какой она, наверно, была раньше, до нашего знакомства. Рейчел с кем-то другим.

Как мы выбираем?

У нее, скорее всего, кто-то есть – был, по крайней мере. Так что вся эта ее судейская надменность...

Я мог даже вмешаться – понаблюдать и потом вмешаться.

Детектив как-никак. Был и остался.

«Это мой выбор, Элен, так я решил...»

Выбор? Да нет, это в крови. То, что я делаю, то, чем являюсь.

Я даже думаю, мы все это делаем, каждый по-своему. Что-то в крови, в обонянии. Клейкое дыхание летнего дождя под каштаном. Мы охотники, вот мы кто, вечно выслеживаем, высматриваем недостающее. Недостающую часть нашей жизни.

Я мог никогда больше не увидеть Сару по-человечески. Только следил бы, наблюдал, шпионил. Правда, это не значило бы вести себя как детектив. Это значило бы другое.