Воители безмолвия, стр. 73

Горный безумец помолчал, прислушиваясь к отдаленному гулу бури. Шари отгонял сон и старался держать глаза открытыми.

– Бертелин Нафлин и его товарищи рассеяли семена индисской науки по всей вселенной. Те, кто уцелел в Войне Мыслей, основали цивилизацию, где была исключена любая возможность конфликта: они основали конфедерацию, известную под названием «система Нафлина». Она была основана на принципе равновесия сил и бдительного соблюдения порядка безмолвия. Система была гарантом универсального мира, если нельзя было добиться мира индивидуального. Но этого оказалось недостаточно! Система рухнула, как и все остальные до нее… Быть может, ты помнишь об этнологах, которые явились из отдаленного мира с помощью могучих транспортных машин? Эти странные существа с зелеными лицами и глазами без зрачков обладали интеллектом с удивительными возможностями… Они получили от амфанов разрешение присутствовать на песнопениях смерти и церемониях равноденствия… Они пришли сюда за тем, чего не хватало их властелину, чтобы опрокинуть Конфедерацию и систему Нафлина: за звуком. Вернувшись к себе, они смогли развить знание звука. И теперь никто и ничто не в силах им противостоять. Даже безмолвие… Этой ночью они вернутся на Мать-Землю в сопровождении безжалостных убийц в серых формах и белых масках, чтобы уничтожить последних америндов. Чтобы с лица планеты исчезли малейшие следы, даже искаженные, индисской науки… И это только начало: их конечная цель – уничтожение всех человеческих рас… Почему? Не знаю… Вот почему твоя мать спасла тебе жизнь, Шари Рампулин! Ее жертва в нужный момент удалила тебя из Исхода. Здесь они тебя не отыщут, ты защищен от их оружия и мыслей. Завтра, когда настанет день, от старого вулкана ничего не останется, как не останется ничего от америндской цивилизации и от древней Земли… Длинная страница истории будет перевернута… И быть может, тебе, Шари, сыну Найоны, придется написать, если тебе хватит воли и желания, новую прекрасную страницу. Вместе с теми людьми со звезд, которые, быть может, присоединятся к тебе, если таковыми будут их желание и воля… Вселенная готовится к долгой зиме. Люди утомили Материю, и жизнь уйдет под землю, чтобы почерпнуть там новые силы. Жестокая борьба разгорится между человечествами со звезд и существами, пришедшими с окраин вселенной, которые хотят завоевать все пространство… Быть может, Шари Рампулин, ты станешь одним из новых богов человечества… или одним из демонов… если пожелаешь…

Мальчик уже не слушал. Сон сморил его. Он несколько раз едва не прервал горного безумца вопросами, готовыми сорваться с его уст – откуда он все это знает и какова доля истины в этом рассказе, похожем на легенду, но ему не хватило мужества. В конце концов, сраженный усталостью и печалью, убаюканный тихим мелодичным голосом, разомлев под теплыми шкурами, он заснул, и слезы его просохли.

Горный безумец с улыбкой смотрел на ребенка. Он обращался с речами к себе, а не к нему. Долгожданный момент наступил. Ради этого он готовил себя долгими годами одиночества в Гимлаях, беседуя со скалами, деревьями, животными, живой и чистой водой источников, с растениями… Похоже, нужный момент наступил. Он не мог действовать напрямую, он был лишь передаточными звеном, эфемерным мостиком, бессмертным, затерявшимся меж двух миров. Его роль была – воссоединить цепь и вернуть человечество на путь возрождения.

Он уже не помнил, сколько времени жил на Матери-Земле. Годы, века, вечность… велика важность? Он был вооружен бесконечным терпением, время для него было абстрактным понятием, абсурдным уравнением. Доисторические времена, античные Греция и Рим, Война Мыслей… Ему казалось, что он пережил все это и продолжает переживать…

Он остановил свой выбор на ребенке, потому что знал, что найдет его на амфаническом поле. И этот ребенок пришел. Он следил за его неумелыми попытками поднять огромный камень в обличье орла, песчаной газели или бабочки – какая важность? Любые формы годны для эксперимента. Он оценил мужество этого маленького человечка, сумевшего преодолеть вековой запрет, впечатанный в личное и коллективное сознание. Ему понравилось его упорство, которое не было поколеблено многочисленными неудачными попытками, оно было плодом глубокого стремления, а не капризом.

Горный безумец бодрствовал всю ночь. Он принял в себя большую часть страданий америндов. Ребенок не просыпался, но иногда его сотрясали судороги. Иногда по его лицу пробегали тени ужаса.

Заря занялась на чистом голубом небе. Радостные трели птиц приветствовали начало нового дня. Горный безумец любил птиц. Эту форму он предпочитал на этой планете любой другой… Его пребывание на планете подходило к концу: он уже слышал настойчивый и чарующий призыв другого мира.

Мальчик открыл один глаз. Сквозь узкое отверстие пробрался лучик света, лаская стены и округлый свод. Он не сразу понял, где находится и что делает в этой пещере, лежа на неудобном и вонючем матрасе. Он посмотрел на черноволосого человека, сидевшего на корточках перед глиняным котелком, булькающим на маленьком огне. Потом к нему вернулась память, и он расплакался.

Горный безумец обернулся и обнял его за плечи.

– Перестань плакать, Шари Рампулин. Ты обрушил мосты, связывающие тебя с прошлым. Новый мир предлагает тебе бесконечное количество дорог. Нам остается выбрать верное направление! А пока поешь и наберись сил. Затем мы пойдем к вулкану Исхода. Мы ничем не рискуем: существа из тени и убийцы в белых масках уже улетели.

После скромного завтрака, состоящего из отвара трав и корней, они отправились к вулкану. На дороге было множество луж. Им не пришлось спускаться по лестнице внутрь гигантского кратера: в нижней части склона зияла огромная брешь.

Шари вскрикнул от ужаса. Города словно никогда не было. Кратер был пустым, ободранным, черным, выгоревшим.

– У них очень эффективные аппараты уничтожения, – сказал горный безумец. – После них ничего не остается. Прах возвращается в прах… И ты стал бы прахом, если бы твоя мать не подарила тебе вчера жизнь… Теперь пошли. Сотри из памяти все лишние воспоминания и открой сердце чудесам, которые ждут тебя!

Вулкан остался у них за спиной.

Шари даже не обернулся, когда они двинулись к Гимлаям. Восходящее солнце окрасило в розовый цвет заснеженные пики.

Глава 14

Цветок Сагении, пьянящий шелковым пурпуром,

Кроваво-красная пена бледной зари,

Пунцовый всплеск среди зеленых волн,

Безгрешное соцветие на крепком стебле,

Гордое одиночество среди бурь…

Цветок Сагении, мимолетный рубин в изумрудной оправе,

Зерно безмятежности в ночной борьбе,

Мелодичная нота в реве бури,

Коралловое перышко среди мученической тщеты,

Бесстрашный вызов черному гневу небес…

Цветок Сагении на заре уходящего света,

На берегах яшмового разлома,

Твои раскрытые лепестки плачут росой,

Дети твои разносятся ветрами,

Красными песчинками, жертвами твоей красы…

Не твои ли это капельки крови

Или следы неумолимого бега времени?

Поэма Станисласа Нолустрита, пастуха с Маркината

(Перевод только приблизительно передает частоту тональных изменений текста, главного элемента маркинатской лирической поэзии Сагения – одна из разновидностей гигантского мака.

Примечание переводчика, Мессаудина Джу-Пьета)

Тиксу Оти пришел в себя посреди луга на склоне холма. Хотя он был почти в бессознательном состоянии в момент, когда покидал Красную Точку, он все же принял нужные предосторожности и запрограммировал прибытие в стороне от Дуптината, столицы планеты Маркинат. Теперь ему предстояло отправиться на поиски Жеофо Анидола, ювелира, чей адрес ему дал рыцарь.

Но пока он страдал от планетарного перехода. Его клетки, хранившие в памяти все исходные данные, проводили коррекцию относительного времени, вызванную скачком через пространство. Эффект Глозона мог на несколько часов расстраивать здоровье некоторых людей, в число которых входил и он.