Хранительница Грез, стр. 21

Шеридан поднялся, оправил жилет и поднял трость. Да, он был необычайно привлекательным мужчиной, — Ну что же, это похвально. Вы не будете одиноки, Энни, у вас есть еще ваша душа. До свидания!

Глава 10

1883

Когда Дэн разгружал в сиднейском порту «Верти Мэй» от ливанского кедра и пряностей из Джакарты, он вспоминал свое детство. Какую цену заплатили Синклер и Амарис Трэмейн, чтобы стать такими, какими они стали под влиянием Нэн Ливингстон и Австралии? Действительно ли эта цена была столь велика для них? Дэн никогда не чувствовал себя человеком, но всегда марионеткой в чужих руках. Его давняя детская боль стала невыносимой. Было что-то, о чем не хотелось ни вспоминать, ни думать. И Дэн изо всех сил старался этого не делать, тогда боль, как казалось, понемногу стихала.

Потерять Кай было просто выше его сил. Их нерожденный ребенок, которого Дэну так и никогда не увидеть… С Кай он познал любовь такую, какой прежде и представить себе не мог. Дэн никогда не думал, что можно так сильно полюбить другого человека. С этой женщиной там, на плантациях, он чувствовал себя настоящим мужчиной. Впервые Дэн подумал о том, что Кай сделала его жизнь менее одинокой, что даже одно ее присутствие приносило ему удовлетворение. Он не был готов к бурным чувствам, переполнявшим его, но все же старался думать только о Кай.

Дэн едва-едва дожидался момента, когда после полудня вернется в свою лачугу. Даже несмотря на то, что Кай заканчивала работу только с заходом солнца, он вглядывался в глубь хижины, вдыхая ароматы, оставшиеся от нее: смесь гиацинта, лаванды и сладкого запаха кожи, свойственного только ей одной.

Он вслушивался, ожидая услышать веселый ритм ее грудного, чуть с хрипотцой, мелодичного голоса, ее почти совершенного английского произношения, восхитительно певучей речи и австралийских арготизмов, сочно приправлявших ее язык — удивительно гармоничное сочетание.

Дэн любил ее вещи, попадавшиеся ему под руку: саронг (Саронг — женская австралийская одежда вроде сари.), беззаботно брошенный в футе от их ложа — хитрого сооружения из переплетенных веревок и ремней, корону из диких цветов, которую она возлагала ему на голову, черепаховый гребень…

Он никогда не задумывался о возможных последствиях их связи, «укоренения», как она это называла, пользуясь австралийским слэнгом. Ведь, кроме того, любя ее, Дэн стал настоящим мужчиной.

В эти ужасно томительные часы ожидания, когда Кай работала на плантации, Дэн сознавал, что до нее он не был мужчиной. Только думал, что был. Потеряв же ее, он понял многое…

Угаснет ли когда-нибудь в нем огонь желания к ней?

Дэн знал, что никогда больше не вернется во влажный тропический лес, где он похоронил Кай. Возможно, именно поэтому он выбрал Сидней — там было море. Лес напоминал ему о бренности и тлене, исподволь пронизывая все его существо и будоража чувства. Душная жара тропического леса угнетала Дэна, в то время как море с его ветром и волнами в белых шапках пены…

Дэн поставил ящик с перцем и вгляделся в неспокойные волны. Они переливались всеми оттенками от бирюзового до бледно-зеленого и голубого. Игра солнечного света в погожий солнечный день — он так редко видел это в сумеречном тропическом лесу. Свежий бриз, налетевший из далеких неведомых стран, ядреный соленый воздух возбуждали чувства. Разноцветные баркасы шлепали по воде, как утки.

Более десяти лет прошло с тех пор, как Дэн в последний раз был в Сиднее. Он мог, конечно же, вернуться в «НСУ Трэйдерс», но был слишком горд и озлоблен, что, возможно, и заставило его остановить свой выбор на Сиднейском Союзе рабочих.

Серии забастовок в 1870-м и межколониальная конференция в 1879-м показали, что движение набирает силу. Вполне вероятно, что «НСУ Трэйдерс» в лице этого Союза встретит достойного противника.

— Эй, парень! — окликнул Дэна с пристани Ричард. — Сегодня после работы у нас собрание в грог-баре. Ты придешь?

Дэн вытер пот со лба тыльной стороной ладони. У него было очень мускулистое, стройное и загорелое тело. Он сбрил бороду, но оставил усы, чтобы скрыть от посторонних глаз жестко очерченный рот. Немногие из тех, кто знал слабого невысокого Дэниела до того, как он уехал учиться в Англию, смогли бы узнать его теперь.

— Пара-другая пинт вряд ли помешают мне внимательно слушать, Крысолов.

Ричард, или Крысолов, как его добродушно называл Дэн, был одним из лидеров Союза. Чернявый, коротконогий, лопоухий двадцатипятилетний парень подходил к этой кличке, как нитка к иголке. Он дал Дэну ночлег, когда тот прибыл в Сидней и бродил по докам в поисках какой-нибудь работы.

Крысолов жил в многоквартирном доме в самой плохой части Сиднея, называемой Скалами. Скалы, место первого поселения сиднейцев, были районом притонов, рынков рабов, борделей и открытых канализационных коллекторов на скалистом мысе над бухтой.

Квартира Крысолова располагалась в этом грязном перенаселенном трущобном районе, поделенном на зоны влияния бандитскими шайками. Не единожды Дэниел схлестывался с этими молодчиками, трясущими кошельки у прохожих и наводящими ужас на окрестности своими выходками.

Теперь же у него была своя собственная территория в Скалах. Это слово больше всего подходит к данному случаю, ибо отныне хулиганы не отваживались беспокоить Дэна, и он спокойно жил рядом с аллеей Суэцкого канала и китайскими лотками на Кэндел-Лейн.

Пополудни Дэниел и крысолов вскарабкались по крутым мощеным булыжником улочкам Скал к отелю «Герой Ватерлоо», старейшему сиднейскому пабу. Пабы назывались отелями из-за нелепого закона, запрещавшего употреблять крепкие напитки иначе как в отдельных номерах.

Газовая лампа на стальной подставке над дверью освещала путникам дорогу. Запахи плохой стряпни — подгоревшего мяса, хереса, дешевого кларета, бренди и рома — зазывали посетителей.

Здесь, в полумраке и в клубах густого табачного дыма, собирались члены Союза, чтобы выпить кружку-другую эля и потолковать о последних делах. Сегодня вечером таким делом были пути разрешения спора с известным Уолтером Филлипсом об улучшении условий работы на пристанях.

— Встреча с Филлипсом, отложенная на неделю, состоится завтра, — сказал Крокетт, жилистый молодой человек с горящими глазами. — Он хочет, чтобы мы встретились с ним на нейтральной территории. Разумеется, он сам ее выбрал — отель «Лорд Нельсон». Дэниел усмехнулся: отель размещался в самой высокой точке Сиднея — Обсерватории-Хилл. Он продул свою трубку и сказал:

— Филлипс знает, что делает, и умеет искусно запугивать.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Крысолов.

— Я имею в виду, что наш приятель хочет поставить нас в невыгодное положение. В отеле «Лорд Нельсон» подают фазанов под колпаком и предлагают такой же длинный список, вин, как реестр судов «НСУ Трэйдерс».

Крысолов округлил глаза:

— Откуда ты знаешь это, я имею в виду список вин? Ты что, там обедал прежде, парень?

Дэн отхлебнул эля, чтобы выиграть время. Когда-то он выслушивал нудные поучения своей бабушки, весьма разборчивой в подобных вещах.

— Я видел этот список на доске объявлений, когда искал работу.

— Черт с ним, я заберусь в этот ресторан со всеми его винами, — заявил Крокетт. — Пусть мне только дадут одну из комнат наверху и я поимею дочку Филлипса…

Огромные уши Крысолова навострились.

— Она ничего собой?

— Весьма приятной наружности. Белокурая, с голубыми глазами, бойкая такая девица, если бы я мог…

Что бы там ни говорил Крокетт, Дэн никогда не дослушивал его до конца. Его взгляд остановился на одном человеке у стойки баpa. Человек, согнувшись, оперся на нее, но даже в такой позе он, благодаря своим неимоверно широким плечам, напоминал быка.

Не извиняясь и не говоря ни слова, Дэн встал из-за стола и, лавируя между столиками, направился к стойке. Даже в полумраке он узнал профиль мужчины, стоявшего за длинной, из красного дерева, стойкой бара. Дэн хлопнул его рукой по плечу: