Пирамида, стр. 91
— Информация, прямо скажем, небогатая. Ну что ж, дело твое, заканчивай. Помощь нужна?
— Пока нет.
71
Он закончил эту работу двадцать первого октября, дождливым сумрачным вечером. Жанны еще не было. Дмитрий аккуратно сложил листки, разобрал на столе книги и журналы и прошелся по комнате. Почему-то захотелось посмотреть, что делается на улице, и он погасил свет и подошел к окну, увидел пустой двор, слабо угадывающуюся стену сосен за дорогой и темное низкое небо над ними. И простоял так до прихода Жанны.
— Ты почему в темноте? — спросила она.
— Да так…
— А я уже привыкла видеть свет в твоем окне. Выхожу из-за угла и сразу смотрю. А сейчас не увидела и почему-то испугалась… — Жанна виновато улыбнулась и попросила: — Если будешь выходить куда-нибудь, не выключай свет, хорошо?
Дмитрий молча кивнул и помог ей раздеться. Жанна поцеловала его, внимательно глядя на него, догадалась:
— Закончил?
— Да.
— И… что же?
— То, что и предполагал.
Жанна села в кресло и, не спуская с него глаз, медленно сказала:
— Интересно, что же дальше будет.
— Дальше? Поедем в отпуск.
— Я не о том.
— А я о том.
— Теперь ты покажешь мне?
— Конечно.
Дмитрий принес ей листки, Жанна как-то боязливо взяла их и попросила:
— Дай сигарету.
Дмитрий дал ей закурить и пошел на кухню готовить ужин. Жанна читала очень долго, и, когда он пошел звать ее, она все еще сидела в кресле и смотрела на листки, разложенные на журнальном столике.
— Пойдем, — сказал Дмитрий, — уже все готово.
Жанна молча взяла его руку и притянула к себе. Дмитрий присел на ручку кресла и обнял ее.
— Дима… — тихо сказала Жанна и замолчала.
— Да?
— Понимаешь… это настолько необычно…
— Наверно. Тут с ходу не разберешься.
— Может, я и потом не смогу разобраться, но… я чувствую, что ты прав.
— Еще бы, — хмыкнул Дмитрий. — Я тоже почему-то уверен в этом.
— Наверное, я сказала не то, чего ты ждал…
— Вот еще. Именно этого я от тебя и хотел — чтобы ты верила в меня. А теперь идем ужинать, остынет все.
Жанна вдруг прижала его ладонь к своим глазам.
— Что ты? — встревожился Дмитрий.
— Ничего, сейчас пройдет. Это от волнения. Знаешь, когда я читала… просто не могу передать, что я чувствовала. Я все-таки не ожидала, что это окажется таким… не знаю даже, как сказать… сложным, необычным, даже немножко страшным.
— Ну вот еще, страшным… Что в этих каракулях может быть страшного?
— Для тебя, может, и ничего…
— А ну их, пойдем ужинать. Есть хочу.
— Пойдем.
За ужином Дмитрий спросил:
— Так куда же мы поедем?
— А куда хочешь?
— Мне почти все равно.
— Я на всякий случай написала в Одессу, там у меня подруга, можно на первое время у нее остановиться.
— Можно и в Одессу, — согласился Дмитрий. — Много тебе времени нужно, чтобы собраться?
— Дня три-четыре.
— Для ровного счета — пять.
— Пусть будет пять, — засмеялась Жанна.
На следующее утро Дмитрий перепечатал статью — получилось всего восемнадцать страниц, — разобрал экземпляры и поехал в институт. Он сразу пошел к Дубровину и положил перед ним статью, вложенную в свежий номер «Советского спорта». Дубровин сначала просмотрел результаты хоккейных матчей и удовлетворенно хмыкнул:
— «Спартак»-то выправляется, а?
— С каких это пор вы стали болельщиком? — удивился Дмитрий.
— Нельзя, что ли?
— Почему же…
— Болельщиком я не стал и не стану, но, знаешь, когда все начинают спрашивать друг друга, что случилось со «Спартаком» и со Старшиновым, грешным делом можно и подумать — а вдруг это и в самом деле очень важно? Может, чем черт не шутит, даже важнее, чем все наши теории? Все-таки, как пишет пресса, — любимая игра миллионов! Шутка ли — миллионов, ни больше ни меньше. А нас, кабинетных мыслителей, какие-то жалкие десятки или сотни тысяч… Вдруг на старости лет, подводя итоги, начнешь жалеть, что пошел в доктора наук, а не в хоккеисты. А в самом деле: Старшинова знают все, даже такие профаны, как я, а кто знает Дубровина? Ты, да я, да мы с тобой. Обидно, а?
— Очень, — в тон ему ответил Дмитрий. — Я смотрю, вы сегодня недурно настроены.
— Это уж точно, — довольно улыбнулся Дубровин. — Наметились очертания финиша. Не только тебе заканчивать работы, однако. А ведь это дьявольски приятно — заканчивать работу, а? И итог виден, и — тем еще хорошо, что за новую можно взяться.
— И долго вам еще кончать?
— К Новому году, надеюсь, успеем. Нуте-с, это и есть твоя идея?
— Да.
— Читать надо быстро?
— Желательно.
— Ну, коли желательно, значит, и обязательно.
Дмитрий пошел к своим, дал второй экземпляр Ольфу, и тот сразу же заперся в кабинете. Дмитрий побыл немного с ребятами и поехал домой.
Вечером Жанна сказала ему, едва успев раздеться:
— Звонил Алексей Станиславович…
— И что же?
— Спросил, когда мы собираемся уезжать. Я сказала, что дня через три-четыре. Тогда он попросил ненадолго отложить отъезд.
— Надеюсь, ты согласилась?
— В общем-то да… Сказала, что ты вряд ли будешь возражать.
— Однако ты дипломатка… А что он еще говорил?
— Ничего. Сказал «до свидания» и повесил трубку.
Дмитрий засмеялся:
— Это в его стиле.
— Ты думаешь, его просьба только из-за твоей работы?
— Уверен. То есть не то чтобы только из-за моей…
— А что еще?
— Там, в моей статье, есть кое-что, прямо его касающееся. И боюсь, что это «кое-что» изрядно испортит ему настроение, — сказал Дмитрий, невесело усмехаясь. — Вообще эта работа не одного по темечку стукнет. Многие, наверное, помянут меня недобрым словом… И Дубровину быть среди этих многих совсем ни к чему, а что делать?
— Ну, он-то тебя недобрым словом поминать не будет.
— Не будет, конечно, да я не о том. Просто не хотелось бы мне играть роль невольного разрушителя чужих замыслов. А уж по отношению к Дубровину — тем более. — Дмитрий заметил, что Жанна как-то уж слишком пристально смотрит на него, и спросил: — Тебя смущает моя самоуверенность?
— Нет, я вот о чем подумала… Пытаюсь представить себя на твоем месте, на месте Дубровина… Что бы я чувствовала? И еще знаешь что… Ведь на месте Дубровина мог бы оказаться человек, который всеми силами постарался бы как-то помешать тебе.
— Это было бы бесполезно. Мои выводы говорят сами за себя, я тут всего лишь посредник.
— Но ведь наукой-то занимаются живые люди.
— И это верно. Но, слава богу, на месте Дубровина сидит Дубровин, а его в таких вещах подозревать бессмысленно. Ольф приехал?
— Да.
— Как он?
— Не знаю. Молчал всю дорогу.
— Ничего, потом наверстает.
За ужином Дмитрий почувствовал сильную усталость, даже решил не дожидаться чая и виновато сказал Жанне:
— Знаешь, я, наверное, пойду лягу.
— Иди, чай я тебе принесу.
Когда Жанна принесла ему чай, Дмитрий, погладив ее руку, тихо сказал:
— Ты не волнуйся, я просто устал. После окончания работы у меня почти всегда так.
— Ольф говорил, — невесело сказала Жанна. — Ноу тебя такое лицо…
— Ничего, теперь отдыхать будем… Долго отдыхать.
— Как ты говоришь это слово — «долго», — с тревогой сказала Жанна. — Почему долго?
— Целый месяц — разве не долго?
— Ты не так сказал.
— Все так, Жаннушка… Давай-ка спать, а? Я уже разучился засыпать без тебя.
— Сейчас я тоже лягу.
Но пока Жанна относила чашки на кухню и раздевалась, Дмитрий уже заснул.
Прошло несколько дней. Дубровин никак не давал о себе знать, и даже Ольф не показывался — что было совсем уж странно. Но Дмитрия это не беспокоило. Он много спал, днем читал, вечером, по настоянию Жанны, выходил вместе с ней прогуляться, но всегда старался поскорее вернуться домой и сразу ложился спать.
На четвертый день явился Ольф. Сидел невеселый, неразговорчивый, и Дмитрий наконец сказал: