Пирамида, стр. 40

— Придется тебе пока одному над этим посидеть.

— Почему?

— Мне надо еще побегать по всей работе.

— Унюхал что-нибудь?

Дмитрий неопределенно покрутил рукой:

— Да так, есть кое-какие подозрения.

И они разделились. Ольф так увлекся идеей, что почти не интересовался поисками Дмитрия, а тот ничего не говорил ему.

Незадолго до симпозиума Дмитрий сказал Ольфу:

— Отложи свои бумажки в сторону и слушай… Ты, надеюсь, не забыл, на чем мы погорели три года назад?

— Ну, еще бы. Ее величество «комбинированная четность».

— А помнишь, мы удивлялись, почему Шумилов занимается проверкой почти очевидных уравнений и в то же время не обращает внимания на аномальный выброс?

— Ну?

— Дело вот в чем. Выброс этот может быть по нескольким причинам. С большой натяжкой его можно объяснить несовершенной постановкой эксперимента, что Шумилов и сделал и на этом успокоился. Но одной из причин его может быть то самое несохранение комбинированной четности, о которое мы тогда споткнулись…

— И что же? — наморщил Ольф лоб.

— Слушай дальше. Я подумал, что Шумилов просто не заметил этого или решил не отвлекаться. А теперь сравни два отчета — предыдущий и последний. В первом он пишет, что желательно провести серию экспериментов по упругому рассеянию К-минус мезонов на протонах, и эти эксперименты были запланированы. А теперь посмотри, что в следующем отчете. Шумилов скороговоркой объясняет, что намеченные эксперименты решено было не проводить, так как появились новые данные, вполне удовлетворяющие его. И такие данные действительно появились. Но интересно то, что он ссылается на второстепенные, сравнительно бесспорные работы и ни словом не упоминает об интереснейших, но очень неясных экспериментах группы Тардена…

Дмитрий говорил медленно, тщательно взвешивая каждое слово, словно еще раз проверял себя, и Ольф весь сжался от нетерпения, однако молчал, он знал, что в таких случаях Дмитрия нельзя перебивать.

— Но самое-то интересное, — продолжал Дмитрий, — что один из намеченных экспериментов был все же проведен.

— И Шумилов не упоминает об этом в отчете?

— Нет.

— А от кого ты узнал об этом?

— От Жанны.

— А как все это нужно понимать?

— Сейчас увидишь. Жанна нашла результаты этого эксперимента, и я проделал кое-какие расчеты. Не сомневаюсь, что их в свое время проделал и Шумилов, поэтому он быстренько и свернул эксперименты. Он просто испугался своих результатов.

— Почему?

— Потому что они косвенно связаны опять-таки с несохранением комбинированной четности. Смотри сюда. Экспериментальное значение верхней границы относительной вероятности двухпионных распадов нейтральных ка-два мезонов меньше трех десятых процента. Это результаты Дубнинской группы. А у Шумилова эта граница намного выше — почти один процент.

Ольф в изумлении откинулся на спинку стула.

— Что он, сошел с ума? Неужели он нигде не приводит эти результаты?

— Нет.

— Ну, это уже просто подлость…

— Зачем так громко. Формально его вряд ли в чем упрекнешь. Ведь это был побочный эксперимент.

— Да-а…

— А теперь смотри, что получается. Результаты Дубнинской группы относятся еще к шестьдесят первому году. Техника эксперимента с того времени значительно усовершенствовалась, и вполне естественно, что получились расхождения. Во всяком случае, любой ученый попытался бы выяснить причину этих расхождений. Я думаю, что Шумилов тоже наверняка сделал бы это, если бы был уверен, что тут дело именно в технике эксперимента или еще в чем-то столь же несущественном. Но ведь после экспериментов Дубнинской группы были работы Фитча и Кронина, Окуня, потом эксперименты в ЦЕРНе и Харуэлле. В итоге, сам знаешь, ситуация оказалась архисложная, никто толком не знает, что делать с этой комбинированной четностью, как связать концы с концами. Для каких-то категорических суждений слишком мало данных. Все неясно, неустойчиво, малодостоверно. Вероятность неудачи при исследованиях в этой области намного возрастает… Стоит ли удивляться, что Шумилов предпочитает не рисковать, не ввязываться в эту историю? Ему что-нибудь попроще бы, поскромнее, понадежней.

— А чего же он тогда хочет?

— Чего он хочет, я не знаю, — задумчиво сказал Дмитрий. — А вот чего он не хочет, я догадываюсь.

— Чего?

— Он не хочет, чтобы его работа хоть как-то соприкасалась с проблемами несохранения комбинированной четности.

— Ты уверен?

— Уверенным тут быть трудно. Но уж очень факты… один к одному подходят. Надо еще помыслить, узнать кое-что.

— Все-таки странно… Подвернулась такая блестящая возможность заняться настоящей работой — и он сам отказывается от нее.

— Ты же сам говоришь: все мы люди, все мы человеки…

— Знаешь, что меня смущает? Ведь работа Шумилова идет уже четвертый год, неужели никто ничего не заметил?

— Ну, тут удивляться нечему. По сравнению с остальными его работа не слишком-то значительная, никому до нее дела нет, у всех своих забот хватает. Да еще учти, что никакого криминала в его действиях нет. Он волен по-своему интерпретировать те или иные факты.

— Ты думаешь, и Дубровин ничего не заметил?

— Наверно, нет. Он давно не следит за его работой.

— А Жанне ты говорил?

— Нет, но она, кажется, и сама догадывается, что не все чисто.

— Что же нам теперь делать?

— Посмотрим, — неопределенно сказал Дмитрий. — У нас еще слишком мало фактов, чтобы предпринимать что-то конкретное.

— Но Дубровину-то надо сказать?

— Зачем? Во-первых, и говорить-то почти нечего. Пока что все это наши домыслы. А потом — до каких пор он будет нянчиться с нами? Неплохо было бы самим разобраться во всем.

— Ну, смотри, — сказал Ольф и вдруг засмеялся.

— Ты что? — удивился Дмитрий.

— Да так, вспомнил кое-что… Кто бы мог подумать, что спустя три года мы опять столкнемся с несохранением комбинированной четности. Ты, случаем, не видишь в этом указующего перста судьбы?

— Пока нет, — улыбнулся Дмитрий, — но думал, кстати, я об этом и раньше.

— Да? Смотри-ка, а я напрочь выбросил из головы…

Ольф совсем развеселился, встал и заходил по комнате.

— А ты, я смотрю, тоже хорош. Обзывал меня сыщиком, а сам все вынюхивал, как бы своего ближнего подсидеть.

— Ничего я не вынюхивал. Почти все эти данные мне Жанна сообщила.

— Кстати, что она за человек?

— По-моему, очень хороший.

— Ты собираешься рассказать ей?

— Со временем.

— И не боишься, что она донесет Шумилову о нашей подрывной деятельности?

— Ну, во-первых, Шумилову рано или поздно придется рассказать. Я не собираюсь действовать исподтишка.

Ольф остановился:

— Ты это серьезно?

— Вполне.

— А если он просто-напросто вышвырнет нас из лаборатории?

— Не исключено, конечно. Но мне почему-то кажется, что он не сделает этого.

— Почему? Он же имеет полное право на это. Ему нужны люди, работающие на него, а не против него.

— И это верно, — спокойно согласился Дмитрий. — И все-таки сказать придется.

Ольф покачал головой и ничего не ответил. Потом вспомнил:

— А ведь работа Шумилова — тема кандидатской диссертации Жанны. Тебя и это не смущает?

— Нет, — сказал Дмитрий.

35

Дмитрий все рассказал Жанне недели через две. Он сухо, безо всяких эмоций изложил факты и свои соображения. Жанна как будто не удивилась, молча выслушала его и спросила:

— Ты уже говорил кому-нибудь об этом?

— Пока нет.

— А почему ты именно мне рассказываешь?

— Потому что нам понадобится твоя помощь.

— Нам? — подняла брови Жанна.

— Да. Мне и Ольфу.

— А-а… — безразлично сказала Жанна.

— Тебе не устраивает такая комбинация?

Жанна пожала плечами:

— Почему? Мне все равно.

— А что ты думаешь об этом? — Он показал на выкладки.

— Пока ничего. Так сразу тут не разберешься. Надо подумать.