Огонь подобный солнцу, стр. 49

Она уютно прижалась к нему.

– У тебя есть сестра?

– Была. В некотором роде.

– Как ее зовут?

– Она умерла.

Она немного помолчала.

– Как ее звали?

– Ким. – Он лежал рядом с чувством невыразимой грусти и в то же время испытывая успокоение от ее близости в ночной тишине Марселя, на этом маленьком живом островке – ее кровати. Рядом на полу, мирно похрапывая, спал Лобо.

Он проснулся в десять от звона церковных колоколов, жужжания мух, бившихся о стекло, и от струившегося на пол солнечного света. Сквозь верхние створки окна в комнату безжалостно и беспрепятственно врывалась синева. Марии уже не было; из его кармана торчали вложенные туда двадцать франков.

Сидя в кафе «Вольтер», он смотрел на отражение солнца в его чашке кофе с молоком и на сахарной корочке булки. Не задумываясь, он потратил два франка на Le Meridional и стал читать, щурясь от солнечных лучей. Он вдруг захохотал так громко, что привлек пристальное внимание сидевшей за соседним столиком пары.

– Здесь комиксы, – объяснил он, улыбаясь. Мужчина промокнул свои седеющие усы бумажной салфеткой.

– Комиксов на первой странице не бывает. Что же вас так рассмешило?

– Ах, месье, – Коэн поднял газету, – здесь Помпиду et sa cocotte, la France... Никсон, как размалеванная шлюха, несет чушь своим соотечественникам. – Он потряс газетой. – Здесь нет ничего настоящего! Настоящая правда укрывается, как свернувшаяся змея. А это – настоящие комиксы.

Мужчина потушил сигарету в блюдце.

– Зачем же тогда это читать?

– Потому что я, как и ты, дружок, хочу посмеяться.

– Ну что ж, смейтесь. – Поднявшись, он одел маленькую черную шляпу и пошел, уводя свою женщину.

Солнце неистово скользило по фасадам домов на противоположной стороне улицы Лафайет. Молодая листва сверкала, как изумруды. «Еще семь дней, малыш. Я прорвусь». Коэн вдыхал воздух с выхлопами и песчинками, доносившийся время от времени запах моря, кисловатый хлебный и нежный кофейный ароматы. Он ковылял по зеленевшим улицам под отрывистый стук высоких каблуков по потрескавшимся тротуарам и шелест покрышек по мостовой. Зайдя на почту, он написал несколько строк Хассиму, спрашивая его о новостях и обещая скоро прислать ему поручительство и билет до Марселя, и отправил свое послание на адрес «Елисейских полей». Измученный, обессиленный, он вернулся в комнату Марии и тут же уснул.

Она разбудила его, когда уже было время обеда.

– Тебе пора на вечернюю прогулку, mi calentorro.

Он сел, потягиваясь.

– Знаешь, с каждым днем я чувствую себя лучше.

Она толкнула его.

– Быстренько с кровати! Она мне скоро понадобится. Лобо, ко мне. Лижи его, пока он не встанет!

Его скитания по улицам прошли быстро. В два он постучал в ее дверь.

– Са va? – спросила она.

– Si. Toi?

– Легкая ночь. Я заработала всего триста. Она протянула ему бутылку вина, когда он сел возле нее на кровать.

– Одному просто хотелось посмотреть, он посмотрел и смотался.

– Не плачь. Лучше займись тогда мной. Она сморщила нос.

– Мне на самом деле не хочется.

Он поцеловал ее нежную кожу у виска.

– Я буду тебе должен с процентами. – Взяв ее руку, он стал целовать ее пальцы. – Какая маленькая ручка и какие тоненькие пальчики. Одолжи мне денег, и я быстро их тебе верну.

Она лениво сняла с себя одежду и, кинув ее на стул, залезла в кровать, наблюдая, как он раздевается.

– Иди, mi calentorro, иди сюда, – шептала она, обвивая его руками и раздвигая ноги, – не теряй времени, ничего не надо – просто так. Иди ко мне!

Неуклюже, забыв про нежность и точно обезумев, он набросился на нее, стал целовать ее между ног, ощущая кисловато-металлический привкус.

– Не надо, – сказала она, – дай мне...

– Молчи. – Приподняв ее за бедра, он вошел в нее сзади, лаская пальцами ее клитор.

– Полегче, – выдохнула она, – а то я возьму с тебя двойную плату.

Отпустив ее, он тут же проник вновь. Она застонала.

– Не притворяйся, – задыхаясь, прошептал он.

Они выгнулась в оргазме, впиваясь в него ногтями; над ее грудью было видно биение пульса. Когда они легли рядом, он чувствовал, как у него закружилась голова.

Приподнявшись, она поцеловала его.

– С тобой, calentorro, мне незачем притворяться: ты же не клиент. – Она прикоснулась к его мягкому пенису. – Посмотрите-ка на le petit, – улыбнулась она, – а рвется в бой с высоко поднятой головой.

Глава 16

– Просыпайся же! Сегодня Вербное воскресенье.

– Ну и что?

– Ну и что? Как ты можешь задавать такой вопрос?! Пора в церковь.

– А я уже больше не католик.

– Все равно надо. Бог нужен даже евреям.

Забравшись поглубже в постель, он погладил пальцем по ее животу.

– А я и не еврей. Плевать и на тех, и на других.

Она перекрестилась, ее соски качнулись.

– Пойдем внимать Господу!

Дневной свет серой амброй проникал сквозь высокие окна собора.

– Мудрость великолепна и неувядаема, – нараспев говорил священник. – Она легко постигается теми, кто любит ее, ее легко найти тем, кто ищет ее. – На алтарь падал холодный бледно-лиловый свет. Сидя на жесткой скамье, Коэн все время менял позу – колено болело. – Встающий с зарей будет вознагражден, ибо он найдет мудрость у ворот дома своего. Но мудро ли то, – продолжал свою проповедь священник, – что женщины, оставляя детей одних дома, уходят на работу? Мудрость ли то, что молодежь шатается по улицам допоздна, одурманивая себя наркотиками, прелюбодействует, насмехаясь над родителями и над церковью? Жизнь в грехе, порнография, проституция, начинаясь с дома, заканчивается на улице!

– Как ты можешь слушать эту чушь? – Коэн толкнул Марию.

– Тише!

Во время причастия она встала и схватила его за руку.

– Пойдем!

– Иди, – хмыкнул он, – а я еще не исповедовался.

– Господу известны твои грехи.

– А мне – его.

Однако он послушался ее, сам не зная почему, и пошел рядом с ней по проходу, склонив голову, расслабленно опустив скрещенные руки, стараясь подавить в себе до боли знакомое чувство близившегося конца. Успокаивающие звуки органа, высокое нежное пение детского хора, тихая вереница прихожан, приближавшийся монотонный голос священника:

«Le Corps de Dieu... Le Corps de Dieu» – все оказывало какое-то гипнотическое действие, словно увлекая его в давно знакомые ощущения, в почти забытое состояние безразличия. «Смерть, которую я избежал, казалась неизбежной. Невероятно». Он оказался перед священником.

Тот поднес ему кусочек хлеба: тело Господне.

– Аминь.

Он почувствовал, как корочка размякла во рту, и прихрамывая медленно отошел. Свет вокруг него стал ярче, к глазам подступили слезы. Он видел перед собой черные блестящие волосы Марии и шел за ней по проходу. «Как долго я был мертв. И как хорошо быть живым. Сейчас, в этот момент – хоть потом я буду отрицать, – я верю, что это тело Господне, что это Бог, это Он. Как бы там ни было. Несмотря ни на что».

Он тихо прошел вдоль скамьи вслед за Марией. Голова ее была опущена, руки прижаты к груди. «О чем бы ты ни молила, Мария, я молюсь за то же. Молю Бога, Иегову, чтобы он взял тебя под свое покровительство и заботу, чтобы защитил тебя, сестра милосердия. Хранил тебя и заботился о тебе».

Они вышли из собора. Мария сжала его руку.

– Не вини Господа.

– За что – за весь этот бред о грехе и порнографии? За то, что этот священник распинался о сексе в то время, как наш мир – на грани самоуничтожения?

– Silencio, mi calentorro! Бог не отвечает за каждого глупого священника. Бог не имеет ничего общего с церковью.

– Зачем же тогда туда ходить?

– Чтобы побыть с Господом, получить от него пищу.

Он поцеловал ее в лоб, и вдохнул естественный запах ее волос.