Огонь подобный солнцу, стр. 31
– Si.
– Allora, due tedesci. – Он провел пальцем к западу и ткнул им в песок. – Con boomboom. – Показал на горы. – Amici con vostra signora.
Коэн кивнул и почувствовал, как легкий холодок пробежал по спине. Ему очень хотелось повернуться и взглянуть назад. Пастух показал ему жестом, что трубка погасла. Коэн зажег ее; старик затянулся и вернул ее.
– Perche boomboom?
– Cacciare, – ответил Коэн, тщетно пытаясь вспомнить, как по-итальянски «заяц», он наконец не нашел ничего другого, как показать руками заячьи уши.
– Lapide.
Глаза пастуха на мгновение расширились.
– Non si preoccupi, – улыбнулся Коэн. – Domani.
– Domani, – словно эхо отозвался старик. Коэн долго смотрел, как старик забирался вслед за козами на гору; сначала вершина скрыла его ноги, затем тело, пока, наконец, не осталась одна его седовласая голова, белевшая в лучах солнца.
Он сел, прислонившись спиной к стволу пальмы, листья которой, как зонт, защищали от солнца, и глядел на кружившееся на ветерке пушистое перышко, стараясь сохранять спокойствие. «Значит, Клэр не ездила в Ситию – она встречалась в горах с двумя немцами, у них было оружие. А что было еще, чего не видел пастух? Какой же я невероятный болван. Как сказал „Неприкасаемый“, я слеп на оба глаза». Пробежав под пальмами, он поднялся вверх. «Сука, сука, сука. Смертоносная женщина. Женщина-смерть. Кали. Ты сейчас умрешь».
Она загорала с книгой Сартра в руках, прислонившись к белой, выходившей на юг стене хижины, и глядела на раскинувшиеся перед ней горы.
– Ты, должно быть, опять проголодался, – улыбнулась она. Капельки пота блестели у нее на лбу чуть ниже волос.
Ее ноги были янтарными от солнца, а выше начиналась скрываемая юбкой прохладная белизна ее бедер. «Надо затащить ее внутрь, чтобы не было видно. Я заставлю ее говорить. Вот сука!»
– Иди сюда, в дом, – проговорил он.
Она быстро встала.
– Мне и здесь хорошо.
Порывшись, он нашел свой бумажник, пересчитал деньги и тут же забыл, сколько их было.
– Что ты там делаешь? – крикнула она.
Он взял из шкафчика нож.
– Хочу пообедать. А где хлеб?
– В так называемом буфете.
– Что-то не могу найти. Иди сюда!
– Ты что, слепой?
Он бросился к двери и увидел, что она направилась к «пежо».
– Иди сюда! – заорал он.
– Я проедусь.
– Я с тобой. – Сунув нож в задний карман, он вышел из дома и взглянул на горы.
– Ты много ворчишь – я поеду одна.
– Ты даже не поцелуешь меня? Она открыла дверцу, сверкнувшую на ярком дневном свете.
– Не забудь про ленч.
– Куда ты?
– Подальше от этих вонючих коз, – она была за открытой дверцей «пежо». – Чао, Тезей.
Дав задний ход, она съехала по тропинке со следами телеги в заросли и, развернувшись, быстро поехала по направлению к Ви. «Теперь надо действовать быстро, или мне конец. Надо было убить ее. Но тогда они убили бы меня, и я бы не встретился с Полом». Он бросил быстрый взгляд на поросшие кустарником темные зловещие горы. «Где же вы? В кустах? На тропинке? На скалах?»
Ветер в лицо. На скалах – никого. За спиной – страх. Ожидание пули. И еще эта страшная боль. Безысходность. «Господи, скорее в лес. Там безопаснее. Надо пройти берегом. Они пристрелят меня. Но здесь оставаться нельзя. Они убьют меня».
Он вышел из-под пальм на солнце. Блестели волны. Ослепительно белел песок. «Никого. Или я просто не вижу. Нельзя показывать страх». Он старался идти по берегу легко и неторопливо. Никакого страха. Просто небольшая прогулка. Превозмогая боль, он опустился на колени и поднял плоский камень. Грохочущий шум заставил его вздрогнуть, он выронил голыш. Сделав усилие над собой, он вновь поднял его и запустил в море. Шлепнувшись о первую же волну, голыш исчез в воде.
«Какой горячий песок. Они следят за мной, ведут меня. Палец уже на курке – вот сейчас! Выстрел! Господи, это же волна. От страха перехватило дыхание. Песок словно суп, невозможно идти. Бежать – нет. Боже, только не бежать!»
Под ногами темные, мокрые, пахнущие водорослями и обросшие ракушками прохладные камни. Он побежал по ним по извилистой козьей тропке вверх на скалу.
Глава 10
«Страшная боль в колене. Сколько я смогу пройти? Они догоняют меня. Сейчас они уже близко. Вот миновали домик, идут по берегу. Бегут. Через камни, поднимаются на скалу. Настигнут через считанные минуты».
Высоко наверху виднелась освещенная солнцем глыба. Придерживая рукой колено, он, спотыкаясь, поднимался по козьей тропе. Она вдруг нырнула куда-то вниз, и он от неожиданности покатился, хватаясь за траву и вырывая ее с корнями. Зацепившись за корень, он вывихнул руку и растянул мышцы, в рот набилась грязь. Кое-как подтянувшись на вывихнутой руке, он взобрался на скалу. «Боже, вот они уже здесь». Извиваясь, он вполз на выступ, поднял руку, кое-как вправил ее, кусая губы от боли, и стал пробираться по узкому уступу вверх по ущелью. «Вот они, приближаются».
Выбравшись наконец из ущелья, он миновал гребень горы и, хромая, выбежал на луг, утыканный дубами. Он поднялся вверх по высохшему водопаду и обогнул плоский холм. Несколько раз он падал в ямы, обдирая колени и ладони, расцарапывая ноги о чертополох. «Все, больше не могу идти. Конец».
Солнце скрылось за черными тучами. Море и небо потускнели, подул сырой ветер. На юге – горы, похожие на груды камней, словно разрушенный дом великана, черные отвесные скалы, мрачный кустарник со зловещими, шелестящими на ветру листьями. «Где вы? Там, где на север уходит в море узкая каменистая коса? Или там, на западе, где над тревожными горами взметнулись серые тени?» Какая-то птичка спрыгнула с ветки дуба, и ее тут же снесло порывом ветра к западу – или вы уже здесь? Всех вас мне не убить. Да и чем?"
Стиснув зубы от боли, он побежал на запад, раздирая о колючки ноги и тело. «Надо во что бы то ни стало добраться до хребта. Ни за что не останавливаться. Надо их опередить. Мне всегда это удавалось. Как бы ни было больно».
Спотыкаясь и падая, он каждый раз заставлял себя подняться и бежать еще быстрее. «Они тоже бегут. Надо следить, чтобы они вдруг не появились впереди, где-нибудь там, на дороге». Он бежал уже около часа, но хребет так и не приближался. И вдруг ему показалось, что из-под земли выросла костлявая согнутая спина, преграждавшая дорогу ветру. Что за наваждение? Он рухнул на землю. «Досчитаю до ста и пойду дальше. Раз, два...»
В воздухе сильно пахло полынью, песчаный берег был похож на подернутую рябью водную гладь. «Двадцать один, двадцать два...» Дождь шел косой дымчатой завесой, сквозь которую светило солнце. «Сорок семь, сорок восемь, сорок девять...» Он подпрыгнул от какого-то звука, но это оказался крик охотившегося сокола... «Семьдесят три, семьдесят четыре... Ты умрешь, я тебе обещаю. Танцуй на трупах, танцуй. Кали, – ты тоже умрешь, их плоть еще на твоих зубах... Семьдесят один, семьдесят... Это я уже считал – я затащу тебя в твой же ад и не выпущу оттуда, пока ты от него же не умрешь... Девяносто семь, девяносто восемь...» Он с трудом поднялся на ноги и побрел дальше под холодным колючим дождем.
Ближе к закату дождь стал стихать. На вершине горы он увидел каменную стену и припал к ней, плача от боли. «Почему я плачу – по ней или от боли? Из-за того, что все рушится? Из-за собственной глупости и детских ошибок? По мертвым? По смерти?»
За стеной вдруг послышался крик петуха. Подтянувшись, он пытался разглядеть, что было за ней. Последние лучи солнечного света, скользя по морю, сходились к западу и исчезали там за облаками. Дувший с востока ветер доносил запах чабреца, олеандра и сырого лишайника. За стеной склон горного кряжа переходил в зеленую долину, в центре которой стояла пожелтевшая церковь с пристроенными к ней с дальней стороны двухъярусными кельями. Словно бородавки выбивались из-под ее терракотовой черепичной крыши пучки травы. В пустынном дворе у входа копались в земле куры, к ближайшей стене примыкал дряхлый крытый соломой хлев, в грязной овчарне жалось несколько мокрых овец. Из двора размытая дорога, извиваясь, уходила на юг, куда-то в горы.