Игра киллера, стр. 38

Надо признать, что этот заказ был довольно странным: держать цель в Игре как можно дольше. Но у Профессионала не было привычки обсуждать приказы. Первое правило: никогда не строй догадок об анонимных заказчиках, оплативших твои услуги. Такие действия ведут к неуверенности, а это противоречило modus operandi [17] Профессионала. Одна рука Профессионала лежала на руле, другая – на спусковом крючке, и внимательные глаза не отрывались от зеркала заднего вида.

Пальцы Профессионала болели.

Никто никогда не узнает ни того, насколько нежными стали пальцы Профессионала, ни того, сколько боли проходит через эти хрупкие суставы. Никто никогда и представить себе не сможет, как медлительно стало тело Профессионала, как ожирело, как болезненно потеряло координацию. Ни друг, ни враг никогда не видел Профессионала. Фигура Профессионала сливалась с фоном, как хамелеон.

Приспособление было приделано к подголовнику за спиной Профессионала, устройство собственной конструкции Профессионала, построенное специально для этого задания. Маленькая титановая С-образная струбцина для уменьшения вибрации. Зажим на треножнике с резиновыми прокладками, откалиброванный для максимальной точности. Алюминиевое зеркало с гоночного мотоцикла, прикрепленное снизу к зеркалу заднего вида, точно согласованное с прицелом винтовки. И оружие – винтовка русского производства, заряженная недеформируемыми пулями в металлической оболочке. Пулями армейского образца.

Очень эффективно, очень разрушительно.

– Стой спокойно.

Услышь кто слова Профессионала, вряд ли смог бы определить, на каком языке они сказаны.

От угла ветрового стекла «форда» донесся хлопок, и в мгновение ока оно рассыпалось с приглушенным треском подмоченного фейерверка. Что-то пронеслось после этого через салон, и Федерико показалось, что ему на руку упал кирпич.

Сидевший за рулем Бернардо услышал крик брата на миллисекунду позже, чем ощутил на лице брызги жидкости, кровавые брызги. КРОВЬ! Кровь сразу оказалась всюду – на потолке, в ушах Бернардо, в его глазах, обжигая их, а на сиденье рядом вдруг завизжал Федерико, визжал, как девчонка, винтовку он выпустил, и она шлепнулась на пол. Бернардо оглянулся.

– Что это?

– Мама... DIO! [18]

Меня подстрелили!

Федерико дергался на сиденье, зажимая руку. Эта рука была сгустком пульсирующей крови, одного пальца не было, темнело мясо и блестели кости развороченной кисти. Работа высокоскоростной пули. Очевидно, метили в череп.

– Сучий сукин сын!

Бернардо вдавил акселератор в пол – а то эта крыса в фургоне смоется.

Теперь Федерико орал что-то нечленораздельное, из руки хлестало ручьем, окрашивая салон четвертой группой резус-плюс. Выдернув дрожащей рукой ремень, Федерико стал обматывать запястье импровизированным жгутом, извергая гневные стоны.

Эти стоны разожгли ярость Бернардо. Он ругался и рычал, как зверь, вцепившись одной рукой в руль, а другую протянув назад, к кейсу, перевернул его, рассыпав патроны по всему заднему сиденью. Схватил пистолет, который попался под руку – автоматический «ингрэм», «комнатный веник» с тридцатизарядной обоймой. Бернардо уже мало что соображал. Кровь и стоны затмили его разум. Он щелкнул предохранителем и поставил огонь на автомат.

Выкрикивая ругательства, как боевой клич, Бернардо высунулся из окна водителя и стал стрелять. Подставив лицо ветру, жонглируя рулем, он стрелял, стрелял, стрелял, вопил и снова стрелял.

Никто не смеет трогать Сабитини!

13

Джо глянул в зеркало заднего вида как раз тогда, когда пули стали высекать искры из задней панели кузова.

– Мики... черт возьми! – Джо пытался вести машину, одновременно прижимая мальчика к полу. – Лежи и не поднимайся!

– Смерть тебе, Пингвин! – Мальчишка прыгал на коленях, стреляя через заднее окно из пластмассового пистолета, треск его сливался с искрами, вылетавшими из бокового окна, то и дело сверкали рикошеты. – Вот тебе, Р-р-р-ридлер!

– МИКИ, ЛОЖИСЬ!

Боковое зеркало вдруг взорвалось, разлетевшись в звездную пыль. Джо вильнул, и тут же новая очередь сорокапятикалиберного градом посыпалась на крышу, металл вспучился полосой мелких точек. Джо вывернул руль обратно.

Мики отбросило к дверце, он снова встал на колени, бешено отвечая на огонь из своего игрушечного пистолета.

– С-с-смерть Д-д-д-джокеру!

– Черт побери, малыш, я приказал тебе лежать!

Джо потянулся назад и попытался прижать мальчика к полу, но его правая рука все еще была слаба.

Просвистели новые выстрелы, растрескивая стекло, выбивая из окон снежные хлопья, жуя металл, сияя голубыми искрами в неярком солнце. Мики вопил каким-то первобытным криком. Джо снова перевел глаза на дорогу и вдавил педаль газа в пол, пытаясь выжать из этой твари еще десять миль в час, но пули стучали по корме, угрожая пробить шины.

– Мать твою!.. – выкрикнул Джо и поискал глазами поворот. Но увидел только ровную шероховатую обочину, бегущую рядом с машиной.

В зеркале заднего вида металлический монстр наваливался на фургон, из водительского окна высунулась массивная фигура, она орала что-то навстречу ветру и палила из автоматического пистолета, как разжиревший Джимми Кэгни в «Белой жаре». На сознание Джо обрушились искаженные образы, воспоминания о работе Сабитини, показанной в спутниковых новостях, телевизионные ужастики из жизни преступного мира – изрешеченный пулями труп уткнулся лицом в тарелку, окно штаба избирательной кампании разлетается в пыль под градом пистолетных пуль, бухгалтер, получивший приходный ордер с расщепленной головкой прямо в череп снизу из пожарного выхода, – все это пронеслось в голове Джо за один миг. Сабитини были машинами для убийства, эффективными и неумолимыми. Но это – эта ковбойская эскапада, поливать машины на шоссе беспорядочным огнем – в этом не было абсолютно никакого смысла.

Стрельба стихла.

Джо судорожно сглотнул, сосредоточился на далеком горизонте. Надо подумать, черт побери, подумать! Джо пару раз сам исполнял такую акцию. Сельская дорога, тихая и безлюдная. Джо вспомнил клиента номер семь, Романа Сантанджело, киллера из Цицеро. Джо помнил, как висел у этого паразита на хвосте до самого Луисвилля, пока не вышел на верный выстрел из «галила» через заднее стекло. И было еще кое-что в деле Сантанджело, что Джо вдруг вспомнил: вибрация. Он вспомнил, как пытался сделать верный выстрел из окна, держа одну руку на руле, другую на винтовке, и эти гадские вибрации, передающиеся через подвеску, всегда после девяноста миль в час, на одной и той же скорости, обязательный вариант для старых колымаг и арендованных развалин. На скорости сто миль в час.

Вот оно!

Осознание было как удар молота.

– Пригнись пониже, малыш, – сказал Джо внезапно, вдавливая акселератор в пол. – Сейчас посмотрим, на что способен этот старый Бэтмобиль!

Джо гнал старый фургон, ругал его, умолял, и спидометр медленно полз вверх. И начались эти чудесные, выматывающие душу вибрации в крестце, и они дребезжали в костном мозгу, как отбойные молотки, и Джо молил Бога, чтобы тачка этих сицилийцев оказалась одновременно и разболтанной, и не сбалансированной. И он оглянулся через плечо на солнечный блик на капоте «тауруса».

Снова началась стрельба, и Джо пригнулся, а Мики вопил, а пули разлетались шутихами разбитого стекла и металлической шрапнели, и фургон дернулся вправо, и все, казалось, погрузилось в медленное движение. Но они работали, черт побери, эти вибрации! Тряска сбила прицел сицилийца, и у Джо перед глазами все поплыло на мгновение, и он боролся с рулем, и держал сотню, и под машиной все дребезжало и тряслось и грозило развалиться, но это сработало, черт побери, эта благословенная тряска сбила стрелку прицел.