Двое из ларца, стр. 39
— Оля, — на лице Петра мелькнула озабоченность. — Не шали.
— А вот что я вам всем скажу… — она открыла стеклянные дверцы, достала бутылку коньяку, отхлебнула из горлышка и, поморщившись, поставила ее на стол. — Я вас всех насквозь вижу. Моя фамилия знаете какая должна была бы быть? Бы… бы-бы… Рентген. Вот как. Вы что думаете, пятачок мне дали, и я вся ваша? Ага… Вот вам, фигушки. Да, конечно, кто меня ужинает, тот меня и танцует. Тут я согласна. Но ведь… — Она прошла из приемной в кабинет и села на кожаный диван. — Вы там где? Идите сюда!
Петр вошел и сел в кресло у столика.
— На чем мы там остановились? — Ольга наливала выпивку в рюмки.
— Оля… Я тебя отшлепаю, имей в виду.
— Ага. Хорошо. А вот эти козы, например, острокопытые, которые в рекламе говорят постоянно: «Лореаль-Париж, ведь я этого достойна!..» А вы знаете, сколько это все денег стоит? Выходит, я не достойна, если у меня таких денег нету? Я что, хуже? А я, между прочим, в Интернете — любой сайт… и с закрытыми глазами. Только у меня машины пока своей нет, компьютера в смысле. Ну ладно, хотите меня — о'кей! Я потерплю. Но только я тоже хотеть право имею. Андерстенд?
— Оль… э-ей! — Волков помахал ладонью перед ее лицом. — Ты меня видишь? Это я, Петр Волков. Ни с кем меня не путаешь?
— Вот. Я и говорю. Ну-ка встань. Петр послушно встал.
— Давай выпьем, — она решительно мотнула головой.
— Ну давай.
Они чокнулись рюмками, выпили, и он вновь опустился в кресло. Ольга осталась стоять перед ним.
— Всем вам от меня чего-то надо. И тебе тоже. Я что, не видела? По ящику же на всех каналах в новостях крутят, что Голвдберга взорвали. Ну? Я что, совсем дура? Я — Рентген. Но… — она стояла в эффектной позе, чуть расставив длинные ноги и заложив кисти рук за кушак. — Я, может, чего-то там и не понимаю, чего ты крутишь, да мне и не надо, но расклад такой: тебе реквизиты, мне — тебя. Так вот я решила. Иначе никак. Имею право. Я от таких мужиков, с такими вот глазами, подыхаю просто. Хочу.
— Оля, ведь точно отшлепаю.
— А я заявлю. Сядешь. Попытка изнасилования.
— Оля…
— Ну дам, дам я тебе и реквизиты, и вообще… у меня бланки есть чистые с печатью и подписью. Пиши что хочешь. Тебе же только этого от меня и надо? Да? А я? Как же я? Душа моя бессмертная и вот это вот все?.. — Она, продолжая стоять перед сидящим в кресле Волковым, развязала кушак и, расстегнув пуговицы, распахнула пальто.
Сказать, что под ним вообще ничего не было, нельзя. Под ним была Ольга. Ну, то есть, как мама ее родила, так все и было. Только еще чулки на тоненьком ажурном пояске и туфельки. И все.
…Не то чтобы Петра это поразило, нет. Конечно же, фактор внезапности присутствовал, спору нет. Но думал он вот что: «В аэропорту развел, тут — прокололся. Ну что за жизнь, а? Ну не видел я новостей, не до того было. Мне и в голову-то не пришло. Лоханулся, согласен. Но и она хороша, ведь до последнего тихарила. „Ловлю на слове…“ Так кто же думал, что ее это „прямо так“ означало, что она без порток?» Он повел глазами вверх. Потом вниз.
Взглянул на пупок, утопленный в небольшой ямке плоского смуглого живота. Задержал внимание чуть ниже, на девственно лишенном растительности, как бы это сказать… причинном месте, что ли, отметив очень пикантную, но совершенно безвкусную татуировку. Ну ведь, на самом-то деле, неужели им никто не говорил, что синий цвет рядом с коричневым таким вот образом совмещать нельзя? Это ведь только у старых голландцев получалось. Вот если бы красненького совсем чуть-чуть вот туг, но это, наверное, больно. Там же…
— Оль, ты чего, сдурела? Это же негигиенично — без трусов шастать.
— Встать! — топнула ножкой Ольга.
— Ты, главное дело, только не переживай… — Волков опять поднялся из кресла. — Ну?
— Петр Волков, — жалобно попросила она. — Трахни меня, а? Я тебя очень прошу. Как человека. Ну что тебе стоит?..
— Оля, — тяжело вздохнул Волков. — Ты прикройся, тут сквозняки везде, придатки застудишь. Все очень здорово, правда, ты хорошенькая, ну просто куколка. И что? Я ж не урод какой-нибудь озабоченный. Я что, по-твоему, девчачью пипиську редко вижу? Что я должен делать-то? Это же ведь не спорт. Не гимнастика какая-то. Я так не могу. Так нельзя.
— Можно. — Она жадно прижалась к нему, обняла, просунув руки под куртку, и охнула, наткнувшись на пистолет в плечевой кобуре. — Вот-вот-вот! — чуть отстранившись, по-детски широко распахнула глаза. — Я знала! Знала! Я, как тебя увидела, тут же чуть не кончила, честное слово, прямо вон там, за столом. Думала, с ума сойду, если больше не увижу. Ты настоящий, понимаешь меня? Настоящий! Ну иди сюда, а? — Ольга схватила его за руку и опустилась на кожаные подушки дивана. — Только кобуру не снимай, пожалуйста…
Мы не станем, пожалуй, излагать в деталях, каким именно образом Петр Волков второй раз за последние три дня был изнасилован.
И дело не в какой-то там застенчивости автора, а просто ничего такого особенно оригинального и, тем самым, достойного быть описанным на этих страницах не произошло. Неожиданно разве что. Ну так что ж, все под Богом ходим…
— А вообще-то… — Волков убрал одну руку с руля, поскреб двухдневную щетину, прищурился и взглянул на сидящую рядом Ольгу. — Если по уму рассуждать, то ведь все барахло, которое в офисе, — твое.
— Как это?
— Так. Гольдберг погиб? Бухгалтер ваша уволилась и рассчиталась аж недели две тому как. Нового нет. А кто еще у вас в штате, кроме тебя?
— Вообще-то никого. Да и я на договоре. Но ведь Шамиль, он хоть и не в штате, но…
— Он в каких-то документах присутствует?
— Ну, я всех, наверное, не видела, но, по-моему, нет.
— Ну и все.
— У тебя приятель есть какой-нибудь на тачке?
— Конечно.
— Ну вот. Звони ему. Ты же компьютер хотела?
— И кофеварку, она крутая.
— Мебель-то хоть оставь, Оля… Только это нужно обязательно сегодня сделать. Прямо сейчас. Пока выходной. Завтра там уже менты будут, скорее всего, офис опечатают. А потом ликвидационная комиссия имущество опишет. Все равно все растащат. А так хоть тебе что-то перепадет, за труды твои праведные. Гольдберг жмотом не был?
— Нет, ты чего. Он вообще дядька был нормальный, только непрушный, таких сразу видно.
— Ну вот. Я думаю, он бы не возражал.
— А Кадыров?
— Что Кадыров?
— Ну… он же меня убьет.
Волков скептически покосился на Ольгу:
— Эт-та вряд ли.
— Он довез Ольгу до дома и остановился возле ее парадной.
— Спасибо, дяденька, — чмокнула она его в щеку и выпорхнула из машины.
— Эй! — Петр наклонился к раскрытой правой двери автомобиля и протянул ей свою визитную карточку. — Звони, мало ли что… Только без глупостей. Яволь?
— Яволь! — Ольга, прижав руки по швам, вытянулась в струнку и слегка покачнулась на своих каблуках.
— Дойдешь сама-то?
— Донт вори…
— Ну, би хепи тогда.
— Ча-ао! — она ослепительно улыбнулась, повернулась к нему спиной и пошла к двери парадной, демонстративно виляя попкой.
«Коза острокопытая…» — хмыкнул про себя Петр и, врубив передачу, выехал со двора.
Глава 34
В понедельник утром Волков проснулся рано.
Накануне он заехал к себе домой, побрился, переоделся и появился у Ирины уже вечером. Она была все еще сонная и ватная от съеденных таблеток. Никаких вопросов не задавала.
— Спросила только:
— Ты обедал?
— Да.
— Правда?
— Я никогда не лжу, — ответил Петр, пошел на кухню, хлопнул дверцей холодильника и, вернувшись в гостиную, сел на диван, дожевывая кусок колбасы.
— А говоришь — не лгу, — укоризненно улыбнулась Ирина.
— «Не лжу». А вот про то, что не лгу, разговора не было. Это уж прости. Я за слово отвечаю.
— Да ну тебя.
— Никто не звонил?
— Евгений Борисыч. И еще этот… как его… папин знакомый, он еще ко мне на кладбище подходил, пожилой такой… нет, не помню, как его зовут. Вообще ничего не помню, не понимаю, голова чужая. Пошли спать, а?