Один в толпе, стр. 19

– А вам это, судя по всему, не нравится.

– Будь моя воля, я бы упекла их за решетку, даже не дав им...

– Я понял.

Она снова улыбнулась:

– Этого я и добивалась.

Когда она улыбалась, глаза ее начинали блестеть.

– Скажите, вы со всеми постояльцами так дружелюбны или вас что-то заинтересовало именно во мне?

– Я повидала много музыкантов, – заявила она, – и доверия к ним у меня нет.

– Вы решили, что я музыкант, потому, что у меня в машине гитара?

– Я ошиблась?

– Не в этом дело.

– Так в чем же?

– Ну хорошо, вы ошиблись.

Она расплылась в торжествующей улыбке.

– Значит, вы лжец!

– Это еще почему?

– Вы не из этого штата, следовательно, вы либо направляетесь в Нашвилл, чтобы подписать контракт с фирмой звукозаписи, либо уже там были и получили от ворот поворот. Денег у вас, судя по вашему пикапу, немного. Вы худой, и по рукам видно, что к физической работе не привыкли. К тому же ясно, что и на солнце бываете нечасто.

– Может, я клерк в отпуске! – Ну зачем он тратит время на эту пустую беседу? Какая разница, что она о нем думает?

– А гитара?

– Гитару мог подарить брат, который их коллекционирует.

– Но ведь это не так?

– Нет, – признался он.

– Я все сказала. – Она снова встряхнула коврик, и он взмыл вверх, словно в ознаменование ее победы.

– Вы вынесли обвинение на основании косвенных улик.

Она несколько мгновений изучающе на него смотрела.

– Пожалуй, вы сообразительнее тех музыкантов, которых я знаю.

– А вы сообразительнее всех горничных, которых знал я, – парировал он.

Она несколько театрально расхохоталась. И внешность ее мгновенно преобразилась. Исчезла воинственно настроенная девчушка. Перед ним стояла девушка-подросток, у которой в жизни явно было больше удовольствий, нежели трудностей.

– Мне надо работать.

– Поскольку вы убираете мою комнату, мешать вам я не намерен. – Слегка поклонившись, он удалился, но она уже что-то искала на своей тележке и его церемонного жеста не заметила.

Когда он вернулся, ее уже не было. Он почувствовал легкое разочарование, чему не преминул удивиться. А потом он вспомнил, как давно ни с кем вот так не разговаривал. Должно быть, ему здорово не хватает словесных перепалок, в которых они с Рэнди были такими мастерами. Пожалуй, подумал он, приятно понять, что ты по чему-то соскучился.

Он внес гитару и сумку в номер и положил их на кровать. Комната была обшарпанная, но удивительно чистая. Здесь не было никаких излишеств, которыми бы побаловал его более современный мотель, – ни холодильника с напитками, ни кофе, не было даже ведерка со льдом. В ванной на полочке стоял стакан с выщербленным краем, а кусочек мыла был такой крохотный, что его наверняка едва хватало на день, что, пожалуй, было вполне разумно. Вряд ли кто-то оставался здесь дольше.

И цена была соответствующая – вполовину меньше, чем в других местах. Если он будет экономным, денег хватит еще недели на две. А потом либо придется возвращаться, либо просить Рэнди выслать еще.

Он включил телевизор – решил послушать новости, но тут же выключил. В мире не происходит ничего такого, на что он мог бы повлиять, а слушать страшилки про женщину, которая подожгла свой дом, где было трое ее детей, он уже устал.

Раздвинув занавески, чтобы было светлее, Коул поставил подушки к стене, уселся на кровать и достал из футляра гитару. Пока что он не столько играл, сколько приводил инструмент в порядок – чистил деку, менял струны.

Коул скучал без того чувства, которое он испытывал когда-то, оставаясь наедине со своими песнями. Это было в то время, когда еще не надо было сочинять что-то такое, что непременно должно попасть в первую десятку. Тогда это было недостижимой мечтой. Он хотел вновь ощутить тот прилив адреналина, который бывал всякий раз, когда он выходил на сцену к многотысячной аудитории, к незнакомцам, которые за вечер становились его друзьями. Если кто-то не подпевал ему, он показывал на них пальцем, укоризненно качая головой. Публика должна была участвовать в празднике, который он для нее устраивал. Он хотел, чтобы, покидая концерт, люди не вспоминали, сколько заплатили за билеты.

Коул нежно обнял гитару за гриф. Пока что он решил довольствоваться тем, чтобы просто держать ее в руках.

Он решил научиться терпению.

Он сам не заметил, как заснул, а когда проснулся, комната была залита оранжевым светом заходящего солнца. Урчание в животе напомнило ему о том, что он ничего не ел с самого завтрака.

Скоро стемнеет, а еще через несколько часов рассветет, и он снова двинется в путь. Во время путешествия ему уже приходилось несколько раз развенчивать детские воспоминания. Города, которые казались мальчишке Коулу райскими островками, теперь были обычным захолустьем. Курорты – с яркими огнями, громкой музыкой, тележками с сахарной ватой – теперь изумляли только обилием пыли. Если бы он хоть на мгновение решил, что и Смоки-Маунтинз не так прекрасен, как ему помнилось, он бы повернул обратно.

Он положил гитару обратно в футляр и понял, что когда в следующий раз вынет ее, то обязательно сыграет. Эта мысль его уже не пугала. Может, он надеялся на нечто большее, но и так хорошо.

Посмотрев по карте, какие есть рестораны вблизи шоссе, Коул решил съездить поужинать в Мэривилл. Во время ужина он услышал, как за соседним столиком говорили о певце, появившемся в одном из клубов в Алкоа, городке неподалеку, и отправился туда.

Парень оказался совсем неплох. Разве что чересчур старался. Коул подумал: немного с ним поработать, и можно брать с собой на гастроли на разогрев. Только когда они будут, эти гастроли, и будут ли?

Возвращался Коул по пустынному шоссе. Парковка перед мотелем неожиданно оказалась заставленной машинами, но свет горел только снаружи. Он завернул за угол, поставил фургон и пошел в свою комнату. Вставив ключ в замок, он вспомнил, что забыл запереть пикап. А что, если Холл и придет утром до того, как он уедет, и это увидит? Конечно, смешно обращать внимание на то, что наговорила какая-то девчонка, которую он больше никогда не увидит. Впрочем, вдруг она права? Лишиться машины было бы сейчас ох как некстати.

Он пошел обратно к пикапу, поднес ключ к дверце... Больше он не помнил ничего.

Глава 8

Холли расхаживала взад-вперед по коридору и пыталась убедить себя в том, что ей давно пора уходить. Она сделала все, что могла и должна была сделать. Что ее здесь держит? Она ведь не только не родственница, но даже и не знакомая. Когда сестра в приемном покое стала задавать ей вопросы, Холли не смогла ответить ни на один. Ей даже пришлось звонить Арнольду, чтобы узнать имя, под которым он зарегистрировался. Нил Чэпмен... Странно... Это имя ему никак не подходило. Другое дело Хенк или Дуайт.

Если бы она просто вышла, не взглянув на него, она уже была бы дома. Но стоило ей об этом подумать, как какая-то неведомая сила заставила ее обернуться. Это неподвижное тело – сущий кошмар. Он выглядел так ужасно – все лицо в крови, волосы тоже. Она вспомнила, что волосы у него темно-русые, а теперь они казались почти черными. Медсестра сказала, что кровоточащие раны часто кажутся страшнее, чем на самом деле.

Правда, признала она, плохо, что пострадавший бог знает сколько времени пролежал без сознания.

Хорошо еще, Холли, всю ночь промучившаяся бессонницей, решила прийти пораньше, чтобы привести наконец в порядок бухгалтерию. Парковка у входа была забита, поэтому она отправилась на заднюю стоянку. Еще хорошо, что Арнольд оказался рядом – он помог затащить Нила в ее машину. В этом Нилу Чэпмену повезло.

– Черт подери! – буркнула она себе под нос. Все, у кого есть хоть капля здравого смысла, понимают, что на стоянке мотеля надо быть предельно осторожным. Воры слетаются на туристов, как мухи на варенье.

Холли скрестила на груди руки и прислонилась к стене. Надо переделать кучу дел, прежде всего – убрать двадцать комнат в мотеле. Никто ее ни в чем не обвинит, если сейчас она тихонько уйдет. Она же может потом позвонить и справиться о его состоянии. Если он придет в себя, она узнает, нужно ли ему что-нибудь. А подвезти все необходимое можно днем, когда она поедет домой.