Амето, стр. 30

XLI

Я – свет небес, единый и тройчатный.
я семь начало и конец всему,
и все постиг мой разум необъятный.
Я – истина и благо; посему
за мною поспешающий избудет
и путь печальный, и стези во тьму,
и к ангельским урочищам прибудет,
где, вечные сокровища храня,
я их тому отдам, кто стоек будет.
Кто обо мне речет и для меня,
стремясь умом и сердцем к высшей цели,
презрев мирской соблазн и злобу дня,
которые от века власть имели над душами,
того я в свой черед в моей
очищу пламенной купели.
Живите с миром, и пускай цветет
надежда в вашем благородном круге,
не грозен многозвучный мой приход
и свет высокий в темной сей округе.

XLII

Ободренный речью, Амето постиг, что Венера не та богиня, которую глупцы призывают в разнузданном любострастии, а та, что одаряет смертных истинной, праведной и святой любовью. И нимфы показались ему еще прекрасней, чем прежде, их проясненные лики обращены были к свету и озарялись им так, что порой он опасался, как бы они не воспламенились, особенно Агапея и его Лия. Но радость на их лицах прогнала от него спасенья, и, напрягая взор, он вместе с ними силился проникнуть зреньем столп света. Но как ни трудно ему было, все же, подобно тому как в пламени вдруг удается различить горящие уголья, так он увидел наконец светящееся тело, затмевающее разлитый кругом блеск. Как раскаленное железо, выхваченное из горнила, оно рассыпало вокруг себя множество искр, и от них вся окрестность сияла светом. Но сам божественный образ ее и очи он так и не мог разглядеть; и вдруг, покуда он напрягал зренье, богиня возговорила:

ХLIII

О сестры драгоценные, вестимы
немногим в царствие мое врата,
чтоб их достичь – крыла необходимы.
Усердность ваша явственна, чиста,
добра, свята, пряма, полна привета,
похвальна, добродетельна, проста,
от слепоты уберегла Амето,
и созерцать обрел способность он
мои красоты – средоточье света;
и для того был в тайны посвящен,
чтобы друзьям с пристрастьем и стараньем
смог описать столь сладостный полон.
Глядите ж на него – ведь он желаньем
постичь меня воспламенен стократ,
но не умеет совладать с пыланьем,
земною дрожью будучи объят.

ХLIV

Едва смолкли божественные слова, нимфы поднялись и подбежали к Амето; он же, ошеломленный явленьем Венеры, и не почувствовал, как его схватила за руку Лия; в тот же миг она совлекла с него убогое платье и окунула в прозрачный источник, в котором он весь омылся. А когда скверна сошла с него, Лия чистым передала его в рули Агапеи, и та вернула его на место, где он стоял пред очами богини; там Мопса краем одежды отерла ему глаза и сняла с них пелену, скрывавшую Венеру от его зренья. А Эмилия радостно и заботливо доброй рукой обратила его взгляд к лику богини; тотчас Акримония наделила силой проясненное зрение; Адиона набросила сверху драгоценные покровы; Агапея дохнула ему в уста и зажгла неизведанной силы огонь. Убранный, прекрасный, сияющий ясным светом, он радостно обратил взор к священному лику и, дивясь несказанной его красоте, испытал то, что ахейцы при виде волопаса, обернувшегося Язоном [234]. Созерцая богиню, он говорил про себя: «О богиня Пегасова [235], о высокие Музы, укрепите мой слабый ум, изощрите меня в лицезренье богини так, чтоб я мог выразить словами эту божественную красоту, если смертному языку дано об этом поведать, хоть и боюсь я, что напрасно тщусь удержать в душе зримый образ».

Долго взирал он на богиню, и чем дольше вглядывался в ее облик, прекраснее которого не видел, тем более прозревал; но какой срок отпущен ему для блаженства, он не ведал, хотя желал бы, чтобы оно длилось вечность, и потому взмолился:

– О священное божество, единый свет небес и земли, если ты доступно мольбам, взгляни на меня и ради твоего святого и невыразимого тройственного имени не откажи мне в помощи: бессмертной рукой даруй то, о чем я молю. Вот пред тобой душа, которая великодушно с горних высот сведена тобой в эту бренную оболочку, откуда она пламенно желает к тебе вернуться; до этого самого дня, памятного навеки, душа моя вся пылала огнем, превыше всего радуя и услаждая Лию, а сегодня, предвестьем сего благого мгновенья, семь раз душа моя была охвачена пламенем так, как вяз охвачен цепким плющом. Но это пламя не сушит жизненных соков и не лишает силы, поэтому я не чувствую боли и не хотел бы его погасить водой; напротив, оно нудит меня раствориться в тебе и быть вечно с тобой. Дай же мне силу выдержать это пламя; пусть любовь моя станет неотделимой от меня и долговечной, пусть пощадят ее судьба и небо, и пусть их лики всегда предстают мне такими, какими они сегодня меня пленили, чтобы я, угождая прекрасным, мог в остаток дней моих помечать каждый белым камешком [236]; а когда Атропос, по общему закону, отторгнет меня от них, пусть моей душе беспрепятственно будет указан путь в горние выси, откуда она сошла, дабы за все тяготы я удостоился чаемой награды в твоих вышних владеньях.

А когда смолк, в ответ услышал такую речь: – Веруй в нас – и познаешь благо, и да исполнятся твои упованья. – И с этими словами богиня исчезла в небе, и сиянье померкло. А блистающий новым убранством Амето, обретя признание покоривших его красавиц, увидел себя сидящим в их кругу и, принимая от них почести, гордился собой. Только богиня пропала, как все, радостно окружив Амето, ангельскими голосами запели:

ХLV

О ты, душа счастливая, благая,
средь сущих и рожденных в добрый час
блаженней ты, чем всякая другая;
и здесь ты видишь каждую из нас,
стократ затмившую красой прекрасной
всех в мире проживающих сейчас;
так в небесах сверкающей и ясной
звезда любая мнится в дни весны,
с Титаном схожа [237] чистотой алмазной.
В дин первые мы были рождены
любовью той божественного лона,
чьи силы высочайших благ полны;
мы призваны затем, чтоб без урона
доставить благо это в мир слепой,
не знающий порядка и закона.
И каждая, воспламенясь тобой,
душою влюблена в твои услады
(а Цитерея – светоч для любой),
И ты нас не лишай своей награды,
и мысли добронравные нам внуши,
и разума открой благие клады,
и скольким же возлюбленным – реши —
мы дать могли б любви взаимной сладость,
сумей они коснуться струн души;
в груди своей ты ликов наших младость
запечатлей и ощути до дна
их вечную пленительность и радость;
и в них ты силу обретешь сполна
перебороть любовные напасти,
и твердость будет в том тебе дана.
И той любовью – коль постыдной страсти
не покоришься – вечно будешь пьян,
с годами множа меру пылкой сласти,
тебя минует всяческий обман
(житейской суеты обременитель),
тебе же уготовивший капкан.
Однако нам пора в свою обитель,
вот-вот сюда придет ночная тень;
но мы вернемся, если вседержитель
опять вернет на землю божий день;
и лицезреть тебе позволим снова
себя – очам желанную мишень.
Хоть мы под сень уйдем ночного крова,
однако же не разлучим сердец —
и в том союза нашего основа;
и ты дождись, когда мы наконец,
к тебе благоволя, тебя доставим
туда, где всякой радости венец,
где будешь ты пред божьим ликом славим.
вернуться

234

…испытал то, что ахейцы при виде волопаса, обернувшегося Язоном. – Аргонавты, прибыв в Колхиду, с изумлением увидели Язона, распахивавшего на быках поле; на этом поле Язон посеял драконьи зубы, из которых выросли воины (см. Овидий, Метаморфозы, VII, 100—143).

вернуться

235

Богиня Пегасова – Венера.

вернуться

236

…остаток дней… помечать… белым камешком… – Имеется в виду обычай древних отмечать благоприятные дни белым, камешком.

вернуться

237

…с Титаном схожа… – то есть с Солнцем.