Амето, стр. 13

Унаследовав поле и все, чем владел отец, он, однако, переменил занятье, не желая идти по стопам родителя, скрыл под обманчивой личиной грубые нравы и с величайшим усердием принялся служить Юноне [70]; благосклонная к нему богиня привела его к берегам Сены, где он долго жил в изобилии благ, выдавая себя за человека знатного рода и от всех знатных людей скрывая правду о своем ремесле. Между тем в доме молодой женщины, чью свадьбу омрачил зловещим криком унылый филин, исполнилось дурное предзнаменование: жестокая смерть похитила у нее того, кто проживи он еще немного, стал бы моим отцом; юная годами и разумом, она осталась без супруга на вдовьем ложе и в горьких слезах проводила темные ночи до тех пор, пока не увидела, правда, не знаю где, чужестранца, юношу почтенного вида; а увидев его, тотчас воспылала к нему любовью, подобно Дидоне при виде чужестранца Энея. И как у той память о Сихее канула в Лету, так у этой – о первом муже, как только она предалась новой любви в надежде возместить утраченные радости с новым возлюбленным; но как ни мало их оставалось, и им вскоре по вине его положила конец печальная смерть. Он, не менее прельщенный ею, чем она им, но сжигаемый более пылкой страстью, немало сил положил на то, чтобы найти способ утолить свое пламя; и может быть, оно не погасло бы, если бы не возымел дурных последствий обман. Молодая женщина, дорожа своей честью, воспротивилась его желаньям и, в страхе перед родными братьями, упорно не поддавалась натиску пылкой страсти; как ни старался юноша, никак не мог привести дело к тому, чего так желал. Однако при помощи многочисленных ухищрений ему наконец удалось привести в исполнение один из своих замыслов. И когда наконец он остался наедине с молодой женщиной в укромном месте, то оба в страхе смиренными голосами призвали Юнону, прося ее освятить их объятья нерасторжимыми узами брака и тайну его сохранить до тех пор, пока обстоятельства не дозволят им с должной торжественностью открыться перед всем миром, а под конец поклялись друг другу Юноной, что никогда он не будет принадлежать другой, а она другому, если не вмешается смерть, и скорее Сена потечет вспять от моря, чем они нарушат свою клятву. Юнона, находясь рядом, подала знак, что вняла мольбам, и милостиво не позволила остаться бесплодными их любовным объятьям; от них и родился я, который достался бы лучшему отцу, если бы Атропос не поспешила оборвать нить его жизни; родители нарекли меня именем Ибрид [71], и так я по сей день прозываюсь.

Однако отец мой, недостойный такой супруги, следуя своему жребию, попрал обеты и клятвы, данные им моей матери. А боги, равнодушные к вероломству человека дурного, придержали до поры до времени месть и как бы махнули на него рукой, будь, мол, что будет; он же обманом взял себе в жены одну свою соотечественницу. Но и Юнона и Гименей, вторично призванные, на этот раз отказали в благословении; мало того, осердясь на прелюбодейку-жену и обманщика-мужа, Юнона в праведном гневе лишила его большей части дарованных благ, уготовила ему полное разорение, предвещая гибель, и предала проклятию все их потомство, продолжая насылать беды на тех, кто так или иначе способствовал делу. Между тем я достиг отрочества и в угоду богине, которой младенцем был оставлен на попечение, стал посещать палестры и пробовать силы на разных поприщах; а Фортуна оказалась ко мне столь милостива, что я прослыл и слыву опасным соперником в состязаниях. Однако благоуханный цветок развился в негодный плод, ибо я возомнил себя чуть ли не достойным славы Геракла и, залетев помыслами выше, чем то угодно богам, метил попасть в небожители, правя, как вы видели, огненной колесницей, запряженной парой свирепых драконов. Однако небеса замкнулись предо мной, и обессилевшие драконы были уже на волосок от крушения, неминуемо грозившего мне смертью. Но тут, благодаря вам, я вернулся к жизни, поэтому приказывайте мне все, что сочтете нужным, ибо отныне я ваш, навеки покорный вашим желаньям, и чего бы вы ни потребовали от меня, я все исполню ревностно и неукоснительно».

Так он сказал и умолк, не сводя с меня глаз. Но я ничего не потребовала от возвращенного к жизни юноши, только просила его обратиться к прежним занятьям и все сделать для того, чтобы прекрасный, уже распустившийся цветок развился в достойный плод, а кроме того, чтобы после богини я одна стала госпожой его помыслов, обещая ему за то все дары, какими награждает моя богиня.

Доведя до конца свою повесть, прекрасная дева, по заведенному порядку, мелодичным голосом запела:

XXIV

XXV

Умолкла сладостная песнь нежной девы, тешившая слух Амето так же, как слух Аргуса песнь Атлантова внука; в третий раз ощутив пламя в груди, он отвел взгляд от небесного лика и со вздохом подумал: «О Инах, хоть тебе все под силу, но не проще ли было обратить меня в Ибрида, а его в Амето, чем заменять молящей матери девочку Ифис мальчиком? О, как бы я желал быть превращенным в Ибрида и какие мольбы вознес бы тебе, если бы смел надеяться, что сподоблюсь такой благодати!» А вслух сказал, оглядев внимающих нимф: – О прекрасная дева, благородной речью и песнью последуйте примеру подруг. Видя, что эти слова обращены к ней, нимфа, облаченная в пурпур, прелестно рассмеялась и, закинув голову, приступила к рассказу: