Джек-Соломинка, стр. 23

— Обыщите хижину! — распорядился он.

Это было совсем нетрудно сделать, потому что здесь не было ни сундуков, ни шкатулок, куда можно было бы что-нибудь припрятать от любопытного глаза.

— Это мой узелок, — сказал Джек, видя, что клерк берется за его котомку, — там ничего нет.

Но тот, не отвечая, вывернул содержимое узелка на скамью.

— Осмотри его, — велел он Олдингу.

— Что это за документ? — спросил стражник, разглядывая договор об ученичестве, подписанный мастером Пэстоном.

Клерк взял из его рук пергамент и, надев очки, просмотрел и отложил в сторону.

— А это что такое? — Стражник щелкнул пальцем по печати с оленьей головой — хорошо знакомому ему гербу замка Друриком. — Что это за документ?

Джек смутился. В руках Олдинга было свидетельство, написанное Джоанной для Уота Тайлера. Мальчик бережно хранил его все эти месяцы, готовый даже сам поверить в то, что он бережет его только ради сына кровельщика.

— Что это за документ? — переспросил клерк. — А вот мы сейчас узнаем, что за документ!

В эту минуту Джек возненавидел всех людей, умеющих читать и писать.

— «Джоанна Друриком», — бормотал клерк, пробегая документ про себя, «…податель сего…», гм-гм, «…дано в сорок восьмой год царствования…» И подпись «Джоанна Беатриса Друриком».

— Где ты взял это свидетельство? — спросил он, сдвигая очки на лоб.

Джек молчал.

— Еще один пакет, — сказал стражник, подавая клерку письмо нотариуса.

Джек досадливо крякнул. Господи, ну это прямо наваждение! Он опять забыл занести его в Друриком.

— «Сэру Гью Друрикому, сквайру», — прочитал клерк вслух. — Откуда у тебя столько вещей из Друрикома? — спросил он строго.

Джек открыл было рот, чтобы рассказать, в чем дело, но потом безнадежно махнул рукой. Всего этого им не объяснишь.

— Следуй за мной! — приказал стражник.

— Свяжите его! — распорядился клерк.

Стражники недоуменно переглянулись, — они не захватили с собой веревки.

— Поясом разве? — предложил Олдинг.

— Не надо, дядя Олдинг, я не буду вырываться, — сказал Джек устало. А куда я должен идти?

— В замок Друриком, владельца которого ты ранил и ограбил несколько часов тому назад! — заявил клерк с торжеством.

Глава V

В холле за круглым столом сидело много рыцарей и сквайров из соседних с Друрикомом замков, а некоторые приехали даже из графства Эссекс. Их возглавлял коронный судья [52] сэр Роберт Белнэп, прибывший из самого Лондона. По обе стороны от судьи расположились с кипами документов, чернильницами я связками гусиных перьев двое писцов, и еще много стряпчих, рыцарей и сквайров в волнении бродило по огромному залу.

Такое небывалое количество народу собралось в Друрикоме для того, чтобы судить мужика за преступление, неслыханное по своей жестокости и наглости.

Опросив Джека Строу и свидетелей и осмотрев найденные у преступника документы, судья Белнэп огласил решение суда, из которого сразу стала ясна вся картина преступления.

Похвалившись на похоронах отца, что он никогда и ни за что не простит лорду Друрикому этой смерти, Джек Строу, виллан деревни Дизби, манора Друриком, пятнадцати лет, предательски напал на своего сеньора в лесу и оглушил его сзади ударом дубинки или обуха. После этого он взял себе, неизвестно с какой целью, все находившиеся при лорде письма и документы. Возможно, что он хотел присвоить себе и коня своей жертвы, но благородное животное, сбросив, как видно, негодяя, примчалось в замок. Тогда-то, по его следам, слуги отправились в лес, где и нашли своего господина в беспамятстве.

Придя в себя, лорд знаками и нечленораздельным мычанием дал понять, что он лишился дара слова. Руки его также не действовали — ни правая, ни левая, а передвигаться на ногах он мог только с посторонней помощью. Как громко ни кричали сэру Гью в самое ухо вопросы, по лицу его было видно, что смысл их так и не доходил до его сознания, из чего следует заключить, что слух тоже отказался ему служить.

Опрошенный Джек Строу заявил, что гнев на сеньора он имел и имеет, но преступления, в котором его обвиняют, он не совершал. На вопрос, откуда он взял документы с печатью Друрикома, преступник ответил молчанием.

На вопрос, как к нему попало распечатанное письмо, написанное сэру Гью Друрикому, сквайру, преступник заявил, что оно в таком виде было передано ему для доставки в Друриком еще три месяца назад.

На вопрос, почему же письмо не было доставлено по сей день, преступник ничего удовлетворительного ответить не смог.

На вопрос, где он пробыл в пятницу 11 января с часу до шести пополудни, преступник также отказался отвечать.

Три дня его продержали в сыром погребе Друрикома, лишая хлеба и воды, но, приведенный перед глаза судьи, наглый виллан еще упорнее отрицал свою вину.

Для его увещевания был приглашен приходский священник, отец Ромуальд, и по своему собственному желанию прибыла настоятельница женского монастыря Св. Джеральдины — мать Геновева.

Игуменья надеялась повлиять своими убеждениями на это ожесточенное сердце уже хотя бы потому, что целую зиму и осень семья Строу жила исключительно милостыней монастыря. Если бы благородные девицы, содержавшиеся при монастыре, не носили детям больного кузнеца всякую снедь, братья и сестры преступника умерли бы от голода.

…Когда Джек поднимался по лестнице в холл, он два раза пошатнулся, но стражник грубо подтолкнул его в спину.

Не только сквайры и рыцари, но даже односельчане мальчика досадовали на него за его упорство.

— Если понаехало столько рыцарей и стряпчих со всех сторон, — говорили мужики, — то нужно быть о двух головах, чтобы продолжать твердить свое. Все равно они добьются того, чего хотят, но, если дело протянется еще с неделю, в Дизби не останется ни одного гуся и ни одной курицы!

Стражники же Олдинг и Тьюз, которым было гораздо приятнее греться у своих очагов, чем проводить ночи перед погребом, где сидел Джек, просто готовы были разорвать своего арестанта на части.

— Разве Биль Поуэл был виноват, что с его дома ветром сорвало крышу и черепицей пробило голову благородному рыцарю Джонсу? Однако мужика взяли и судили, и, когда надо было, он говорил «нет, нет», а когда надо — «да, да», и хотя его и повесили потихоньку, но зато его семью господа из замка до сих пор не оставляют своими милостями.

А тут мальчишка упирается что есть сил, и Снэйп-костоправ мутит народ. Кончится тем, что рыцари со зла подожгут Дизби со всех четырех сторон.

Сэр Роберт Белнэп, коронный судья, считая, что его дело уже сделано, сидел в стороне, предоставив свое место священнику, отцу Ромуальду. Мать Геновева расположилась несколько поодаль на стуле со спинкой, вынесенном из опочивальни больного.

— Джек Строу, почему ты отпираешься? — спросил отец Ромуальд укоризненно. — Зачем ты доводишь до гнева всех этих знатных господ, заставляя их понапрасну терять дорогое время? Соседи твои показали, что шесть дней после похорон ты не отлучался из дому, занятый работой по хозяйству. На шестой же день, а именно в пятницу одиннадцатого января, в час пополудни, ты отправился по дороге к Дургэмскому лесу, одевшись так, точно ты собрался в далекий путь. На закате этого же дня паромщик Эшли, нагнав по дороге домой, окликнул тебя, но ты отвернулся, словно стараясь скрыть от него свое лицо. Был ли такой случай или паромщик в гневе или обиде неправильно показал на тебя? Или, может быть, соседи твои, Тоббиасы, имеют с тобой ссору и несправедливо оговаривают тебя перед судом?

— Нет, — ответил Джек Строу, — никаких споров и ссор с соседями у меня не было, и они говорят истинную правду. И дядя Эшли, паромщик, встретился со мной, но я отвернулся от него, потому что ни с кем не мог говорить в ту минуту.

Слыша это, лорды и джентльмены за столом стали переговариваться и переходить с места на место, громко передвигая скамьи.