Легион, стр. 42

Сначала мы приходим сюда.

Здесь мы ждем.

Забвение.

Мертвые.

Это похоже на корабль.

Это похоже на больницу.

Врачи – ангелы.

Еще я спросил: «Что мы, живые, должны делать?», и отчетливый голос произнес: «Творить добро». Голос был похож на женский".

Амфортас выдернул письмо из машинки и вставил в нее конверт, на котором напечатал:

«Пресв. Джозефу Дайеру, Общество Иисуса Джорджтаунский университет Доставить в случае моей смерти».

Глава десятая

Киндерман приближался к больнице и постепенно замедлял шаг. У самого входа он оглянулся и сквозь моросящий дождь посмотрел на хмурое небо. Он попытался было определить, когда же взойдет солнце, потому что полностью утратил счет времени, но увидел лишь красные вспышки огней на полицейских машинах, которые одна за другой следовали по улице, врезаясь в ночные, сверкающие от дождя сумерки. Киндерман почувствовал, что движется как во сне. Он не ощущал собственного тела. Мир стал неузнаваем. Издалека заметив подкативших в автомобиле телерепортеров, лейтенант отвернулся и торопливо прошел внутрь больницы. На лифте он поднялся в невропатологическое отделение и сразу же окунулся в знакомый хаос. Репортеры были уже тут как тут. Внезапно Киндермана ослепила фотовспышка. Повсюду стояли полицейские. У поста дежурной медсестры уже столпились любопытные врачи, большинство из которых явились сюда из других отделений. Коридор был забит перепуганными и заспанными больными, видимо, они еще не совсем поняли, что произошло. Медсестры по очереди подходили к ним и уговаривали вернуться в палаты.

Киндерман огляделся. Напротив дежурного поста у входа в палату Дайера стоял грозный с виду полицейский. Тут же суетился и Аткинс. Его окружили репортеры и засыпали градом вопросов. Аткинс размахивал руками, мотал головой, но упорно молчал. Киндерман направился к нему, Аткинс заметил следователя и встретил его взгляд. Сержант, видимо, находился в неменьшем потрясении, чем его начальник. Киндерман прокричал ему прямо в ухо:

– Аткинс, отправь всех журналистов вниз в вестибюль!

На мгновение он крепко стиснул руку сержанта выше локтя и, заглянув Аткинсу в глаза, почувствовал, что тот искренне разделяет его боль. Киндерман вошел в палату Дайера и закрыл за собой дверь. Сержант подозвал к себе полицейских:

– Отправьте этих людей вниз на первый этаж! – приказал он. Толпа репортеров недовольно загудела. – Вы подняли такой шум, а здесь больные, – объяснил Аткинс.

Журналисты продолжали громко возмущаться. Полицейские стеной наступали на них, притирая к лифтам. Аткинс подошел к посту дежурной медсестры и прислонился к столу. Скрестив руки, он цепким взглядом скользнул по двери в палату. А там царил сверхъестественный ужас. Аткинс не мог в полной мере осознать его.

Из палаты вышли Стедман и Райан. На бледных лицах лежали следы усталости. Райан впился взглядом в пол и, так и не поднимая глаз, торопливо удалился в глубину коридора. Стедман рассеянно наблюдал за Райаном, пока тот не скрылся за углом, а потом повернулся к Аткинсу.

– Киндерман хочет побыть один, – произнес он неестественно ровным, каким-то металлическим голосом.

Аткинс кивнул.

– Вы курите? – спросил Стедман.

– Нет.

– Я тоже, но сейчас не отказался бы от сигареты, – признался Стедман.

Он на секунду отвернулся, будто размышляя о чем-то. Потом вытянул перед собой руку и поднес ладонь к глазам. Та сильно дрожала.

– Господи Иисусе! – тихо воскликнул Стедман. Дрожь усилилась. Он резко сунул руку в карман и стремительно отошел от Аткинса, направляясь вслед за Райаном. Какое-то время Аткинс еще слышал его голос:

«Боже! Боже мой! Господи Иисусе!»

Раздался приглушенный звонок: один из пациентов, видимо, вызывал медсестру.

– Сержант...

Аткинс очнулся от своих раздумий. Полицейский, Дежуривший возле дверей палаты, странно смотрел на него.

– Да, что вы хотели? – осведомился Аткинс.

– Что за чертовщина здесь происходит, сержант?

– Я не знаю.

До Аткинса донеслась грубая словесная перепалка. Он поднял глаза и увидел, что возле лифта журналисты с пеной у рта что-то втолковывают полицейским. Сержант узнал одного из комментаторов местного телевидения, ведущего шестичасовых новостей. У него были напомажены волосы. Телевизионщик лез на рожон, постоянно осыпая бранью полицейских. Однако стражи порядка не давали прохода репортерам, а, наоборот, оттесняли их назад. Комментатор, нехотя пятясь, оступился и чуть было не потерял равновесие. Видимо, это окончательно вывело его из себя. Он крепко выругался и вместе со своей журналистской братией спешно ретировался, выкрикивая что-то на ходу.

– Скажите, пожалуйста, кто здесь главный? Раньше мне почему-то казалось, что это я.

Аткинс повернул голову налево и увидел возле себя невысокого худощавого мужчину в синем фланелевом костюме. За толстыми стеклами очков светились умные добрые глаза. – Вы здесь командуете? – не унимался незнакомец.

– Я сержант Аткинс. К вашим услугам, сэр.

– А я доктор Тенч. Сдается мне, что я главный врач больницы, – добавил он. – Понимаете, у нас здесь много пациентов в критическом состоянии. И вся эта суматоха здорово действует им на нервы.

– Понимаю, сэр.

– Я не хочу показаться вам бессердечным, – продолжал Тенч, – но чем раньше уберут покойника, тем быстрее уляжется эта заварушка. Как вы думаете, скоро это произойдет?

– Думаю, что да, сэр.

– Надеюсь, вы понимаете мое положение.

– Безусловно.

– Спасибо. – Тенч устремился к выходу. В его походке сквозила подобострастность.

Внезапно Аткинс заметил, как вокруг стало тише. Он огляделся по сторонам и обнаружил, что телерепортеры один за другим покидают холл. Комментатор еще что-то говорил и для убедительности шлепал по ладони свернутой в трубочку газетой. Вот разошлись дверцы лифта, из которого вышли Стедман и Райан, – и лифт тут же поглотил всю теле бригаду. Стедман и Райан шагали молча, уставившись в пол. Репортер еще успел крикнуть им вслед: – Эй, а что здесь произошло? – Но створки лифта уже сомкнулись.

Аткинс услышал, как скрипнула дверь в палату Дайера. И тут же увидел появившегося на пороге Киндермана. Глаза у следователя покраснели – видимо, он без конца тер их. Какое-то время Киндерман молча разглядывал Стедмана и Райана.

– Вот и все, можете заканчивать, – тихим надломленным голосом произнес он.

– Лейтенант, примите наши соболезнования, – проникновенно воскликнул Райан. Его лицо выражало сострадание.

Киндерман, уставившись в пол, кивнул. Он только пробормотал: – Спасибо, Райан, да, спасибо. – И торопливо устремился к лифтам, не поднимая головы, Аткинс догнал его.

– Мне необходимо чуточку прошвырнуться, Аткинс.

– Да, сэр. – Сержант продолжал идти рядом. Как только они подошли к лифтам, створки одного из них тут же распахнулись. Лифт направлялся вниз, следователь и его помощник вошли в него, и сразу же развернулись лицом к дверям.

– Похоже, что мы удачно выбрали лифт, – произнес кто-то за их спинами.

Аткинс услышал, как заработал мотор и, обернувшись, разглядел ухмылку на губах комментатора, а также стрекочущую камеру в руках оператора.

– Скажите, а священнику отрезали голову, – начал было комментатор, – или...

Не задумываясь, Аткинс со всего маху врезал комментатору в челюсть. От неожиданности и силы удара тот стукнулся головой о стенку лифта. Из разбитой губы брызнула кровь, комментатор осел на пол и потерял сознание. Аткинс перевел взгляд на оператора, и тот сразу же опустил камеру. Сержант посмотрел на Киндермана. Казалось, следователь даже и не заметил происшедшего. Он молчал, уставившись в пол и засунув руки в карманы. Аткинс нажал кнопку, и лифт остановился на втором этаже. Взяв следователя под руку, сержант бережно вывел его из лифта.

– Аткинс, что это ты затеял? – рассеянно пробормотал Киндерман. Сейчас он выглядел жалким и беспомощным стариком. – Я хочу прошвырнуться.