Гнев ангелов, стр. 44

Образ ребенка преследовал ее. В этот момент он был внутри ее тела, ему было тепло и удобно, он был защищен от враждебных миров. Испытывает ли он сейчас первобытный страх перед тем, что его ожидает? Почувствует ли боль, когда нож убьет его? Она зажала руками уши, чтобы не слышать тиканья часов. Она прерывисто дышала. Ее тело было покрыто потом. Она услышала какой-то звук и открыла глаза.

Доктор Линден склонился над ней с озабоченным выражением на лице.

– С вами все в порядке, миссис Паркер?

– Да, – прошептала она. – Я хочу, чтобы это поскорее кончилось…

Доктор кивнул.

– Именно это мы и собираемся сделать.

Он взял шприц, лежащий на столе, и направился к ней.

– Что это?

– Это поможет вам расслабиться. Через несколько минут мы двинемся в операционную.

Он сделал Дженифер укол.

– Ведь это ваш первый аборт?

– Да.

– Тогда позвольте вам объяснить эту процедуру. Она безболезненна и сравнительно проста. В операционной вам дадут полный наркоз. Когда вы будете без сознания, мы введем во влагалище расширитель, чтобы видеть, что мы делаем, потом будем расширять шейку матки, вставляя несколько металлических разжимов, а уж потом выскоблим матку с помощью каретки. Есть вопросы?

– Нет.

Теплое, расслабляющее чувство овладело ею. Она почувствовала, как исчезает напряжение, и стены комнаты начинают расплываться. Она хотела о чем-то спросить доктора, но не могла вспомнить о чем… что-то о ребенке… но это больше не казалось важным… Важным было то, что она поступает, как следует. Все кончится через несколько минут, и она начнет жизнь сначала.

Она находилась в замечательно беззаботном состоянии… осознавала, что в комнату вошли люди… подняли ее и положили на металлический стол с колесиками, она спиной почувствовала холод металла через тонкий халат. Ее покатили по коридору, и она стала считать лампы, проплывающие над ней.

Ей это казалось очень важным – посчитать правильно, но она не знала почему… Ее вкатили в белую стерильную операционную, и она подумала: «здесь умрет мой мальчик, но ты не бойся, мой маленький Адам, я не позволю им сделать тебе больно…» И внезапно для себя она заплакала.

Доктор похлопал ее по руке.

– Все в порядке… Это не будет больно…

Смерть без боли, подумала Дженифер, это прекрасно. Она любит своего ребенка. Она не хочет, чтобы ему было больно.

Кто-то надел ей на лицо маску.

– Дышите глубже…

Она почувствовала руки, поднимающие ей халат и раздвигающие ноги.

Это случится… Это сейчас случится! Маленький Адам… маленький Адам, Адам…

– Расслабьтесь, – сказал доктор Линден.

Она кивнула. Прощай, моя крошка… Она почувствовала, как холодный стальной объект начал двигаться вдоль ее бедер, медленно проникая в нее. Это был враждебный предмет, который сейчас убьет ребенка Адама.

Она услышала незнакомый голос, пронзительно кричавший:

– Прекратите! Прекратите! Прекратите!

Дженифер посмотрела на удивленные лица окружающих ее людей и осознала, что это кричит она. Маска плотнее прилегла к ее лицу. Она пыталась сесть, но ремни удерживали ее. Ее засасывал водоворот, движущийся все быстрее…

Последнее, что она помнила, это огромная лампа на потолке, которая вращалась над ней, все приближаясь к ее голове, пока не проникла в ее череп.

Когда она очнулась, она лежала в своей комнате на койке. Через окно она видела, что снаружи было темно. Ее тело ныло, и ей хотелось знать, сколько времени она была без сознания. Она была жива, а ее ребенок?..

Она потянулась к звонку, прикрепленному возле кровати, и нажала кнопку. Она нажимала на нее неистово, не в силах остановиться. В дверях появилась сестра и сразу же исчезла. Минуту спустя в комнату вбежал доктор Линден. Он прошел к кровати и осторожно снял пальцы Дженифер с кнопки звонка. Она схватила его за руку и спросила охрипшим голосом:

– Мой ребенок?.. Он мертв?..

Доктор Линден ответил:

– Нет, миссис Паркер, он жив. Я надеюсь, что это будет мальчик. Вы можете назвать его Адамом.

3

Рождество пришло и ушло. Наступил новый год. Снегопады февраля сменились пронзительными ветрами марта, и Дженифер поняла, что пришло время прекратить работу. Она собрала своих сотрудников.

– Я уезжаю, – сообщила она, – меня не будет пять месяцев.

Они удивленно зашептались.

Дан Мартин спросил:

– Ведь мы сможем, в случае необходимости, связаться с вами?

– Нет, Дан, этого сделать будет нельзя.

Тед Харрис смотрел на нее сквозь толстые стекла очков.

– Дженифер, вы не можете просто…

– Я уезжаю в конце этой недели.

Решительность, с которой она произнесла эти слова, исключали возможность дальнейших расспросов. Оставшееся время было посвящено обсуждению дел.

Когда все вышли, Кен спросил:

– Ты все хорошо обдумала?

– У меня нет выбора, Кен.

Он посмотрел на нее.

– Я его не знаю, кто этот сукин сын, но я его ненавижу…

Она взяла его за руку.

– Спасибо… Все будет в порядке.

– Потом будет нелегко. Ты знаешь, Дженифер, что дети растут… Они задают вопросы… Он захочет знать, кто его отец.

– Я справлюсь с этим…

– Отлично, – его тон смягчился. – Если я смогу чем-нибудь помочь, я всегда готов.

Она обняла его.

– Спасибо, Кен… Спасибо!

Она оставалась в конторе после того, как все ушли. Она сидела одна в темноте и размышляла. Она всегда будет любить Адама. Никто не сможет помешать этому. И она была уверена, что он все так же любит ее… В какой-то мере, думала она, было бы легче, если бы это было не так. Непереносимая ирония заключалась именно в том, что, любя друг друга, они не могли быть вместе, что их судьбы со временем будут удаляться друг от друга все дальше и дальше… Он будет жить в Вашингтоне с Мэри Бич и их ребенком. Возможно, он когда-нибудь окажется в Белом доме… Она думала о своем сыне, который, повзрослев, захочет знать, кто его отец… Она никогда не скажет ему об этом, так же как и Адам никогда не узнает, что она родила от него ребенка, поскольку это разрушит его жизнь.

Она решила купить дом где-нибудь вне Манхэттена, где она сможет жить со своим сыном в их собственном маленьком мире. Она ехала к клиенту на Лонг-Айленд и, неправильно повернув, оказалась в Сент-Пойнт. Высокие деревья затеняли тихие улицы. Дома были удалены от дороги, каждый в своем частном, маленьком владении. На одном из домов, выстроенном в колониальном стиле, висела табличка: «Продается». Участок был окружен оградой, дорога, ведущая от чугунных ворот к дому, была украшена фонарями. На лужайке перед домом были высажены тисовые деревья, укрывающие его от солнца. Все выглядело очаровательно. Она записала имя владельца и решила заехать сюда завтра.

Агент по продаже недвижимости оказался настырным и нахальным типом. Подобных торговцев она ненавидела. Но она покупала не его, она покупала дом.

Он говорил:

– Это красота. Истинная красота. Ему почти сто лет. Он в превосходном состоянии. Абсолютно превосходном.

Здесь он определенно преувеличивал. Комнаты были просторными и светлыми, но нуждались в ремонте. Это будет занимательно, подумала она, устроить и украсить этот дом по своему вкусу. Наверху была комната, которую можно было превратить в детскую. Она декорирует ее голубым и…

– Не хотите ли пройтись по участку?

Он занимал три акра, за домом начинался спуск к проливу, где была пристань.

Это будет самое прекрасное место для ее сына! Здесь ему будет где побегать. Потом у нее будет маленькая лодка… Здесь они будут в уединении, таком необходимом, в маленьком мире, принадлежащем только ей и ее сыну… И она купила этот дом.

Она не представляла себе, насколько болезненным будет для нее расставание с квартирой в Манхэттене, которую она делила с Адамом… Его халат и пижама все еще были здесь, так же как и тапочки и бритвенные принадлежности. Каждая комната хранила тысячи воспоминаний о нем, воспоминаний о прекрасном, мертвом прошлом. Она упаковала вещи и уехала оттуда.