Подземный левиафан, стр. 49

Действия Эдварда Сент-Ивса и Уильяма Гастингса были продиктованы иными мотивами. То, что руководило действиями Уильяма, человеческому разуму постичь было не дано. Эдвард время от времени пускался в погоню за радугой, разыскивал падающие звезды, несомненно уверенный в близости какого-то огромного чуда, пока что скрытого от глаз, скажем, волнами прилива или густым покровом низких стремительных облаков. По большей части Сент-Ивс был наивен, но Ашблессу он нравился. Не будь в этой компании Лазарела с его глупыми шутками, он наверняка предпочел бы Фростикосу с Пиньоном Уильяма и Эдварда. Пиньон был напыщенным глупцом. Но за Пиньоном стоял его механический крот, в то время как у Уильяма и Эдварда не было ничего, кроме их несчастной смехотворной батисферы. Альтернативой был Бэзил Пич.

Ашблесс вздрогнул, клюнув носом. Бэзил Пич уже вернулся в замок, все вокруг замерло, и ничто не нарушало тишину, кроме редкого щебета случайных птиц и блеяния овец на холмах в отдалении. Разглядывая тянущиеся по небу облака, Ашблесс принялся тихо мурлыкать себе под нос песенку без слов. Располагая всем безграничным временем мира, он дожидался чего-то — сам не зная чего.

Замолчал он тогда, когда ворота в западной стене дома снова отворились внутрь. В проеме ворот в свете тусклого фонаря вновь появилось существо с головой под капюшоном и с клюкой. Прислонив палку к стеблям плюща на стене, создание скинуло плащ и, соскользнув в канал, скрылось в его зеленых водах. Присматриваясь к темной воде, Ашблесс принялся грести к устью канала. Внизу в глубине он различал длинные колеблющиеся полосы водяных растений да верхушки обманчиво далеких на мельчинке острых скальных выступов, порой мелькающих среди темной зелени вод и снова обрывающихся в глубину. Поэт прищурил глаза, словно человек, силящийся разглядеть что-то в темной комнате, но глубокая вода оставалась, или по крайней мере казалась, непроглядной, покуда от зева канала к просторам озера мимо него внизу не проплыло неспешно сгущающейся тенью существо величиной с человека, держа курс к неведомым подводным далям; оно медленно погружалось и растворилось, наконец, где-то в чернильной глубине, почти под лодкой.

Ашблесс достал из внутреннего кармана куртки заветную фляжку, отвинтил крышку и вылил несколько капель янтарной жидкости в воду. «Только что мы были ближе друг к другу, чем когда-либо, сударь, — сказал себе поэт, — так почему бы не выпить вместе?» Глотнув сам, он закрыл фляжку и спрятал ее в карман. Снова взявшись за весла, он быстро подплыл к причалу, где выбрался из лодки и привязал ее. Поднимаясь по берегу к Пич-Холлу, Ашблесс заглянул по пути в забранные частым переплетом окна лодочного сарая.

Из щелей между сосновыми досками исходило ужасное зловоние, запах гниющей плоти, близкий родственник аромату, которым разлагающийся водяной человек наполнял воздух острова Каталина. Затаив дыхание, поэт растворил скрипучую дверь и ступил внутрь. У противоположной стены на стойках висели четыре весельные лодки. У самой двери на досках пола были свалены грудой сломанные весла и ржавые уключины, ставшие прибежищем пауков и мышей. Впритык к ним высилась куча разлагающейся падали, запорошенная сверху пудрой негашеной извести. На самом верху окоченевшим карикатурным дозорным торчало раздувшееся мертвое существо, выловленное Бэзилом из осоки час назад: зубастый рыбообразный монстр, относящийся, по мнению Ашблесса, к юрскому периоду. Почувствовав, что легкие его вот-вот разорвутся, поэт поспешно вышел из лодочного сарая на свежий воздух, предоставив падали догнивать в тишине и покое.

Увидев, как Бэзил Пич очищает от мертвечины заросли прибрежной травы, и не особенно удивляясь появлению таких существ на берегу озера, Ашблесс догадывался об их происхождении. Странные мертвые полурыбы-полузвери всплывали только близ Пич-Холла, и было понятно почему — здесь, возможно непосредственно под устьем заросшего травой канала, находился вход в глубоководный тоннель, соединяющий озеро Виндермеер с загадочными подземными океанами Пеллюсидара — тайная тропа, которой пользовалось не одно поколение Пичей, вероятно, стражей этого выхода на поверхность.

Ореол таинственности, окружающий хозяина этой земли, был настолько силен, что появление в окрестностях его жилища нескольких мертвых доисторических животных мало кого могло удивить.

К замку от причала под сводами сомкнувшихся кронами лип тянулась мощеная дорожка. Из тени под кустом выбежал ежик и остановился, вопросительно уставившись на Ашблесса, словно ожидая, что тот положит его в карман и отнесет в дом. Поэт почтительно приветствовал колючего, но брать в руки отказался. Откуда-то спереди, из-за высокой стены самшитовой живой изгороди-лабиринта, до него доносился гул приглушенных голосов. Ашблесс остановился посовещаться со своей флягой, потом свернул в проход в живой изгороди и зашагал вперед по крайнему прямому коридору лабиринта. Свернув раз направо и раз налево, он уперся в тупик. Возвратившись по своим следам, поэт предпринял новую попытку. Звуки голосов сделались громче — теперь стало ясно, что разговаривают двое, а плеск воды иногда перебивает их. Ашблесс повернул за угол и вместо очередного образованного непролазной изгородью коридора увидел перед собой широкую лужайку, в центре которой в незапамятные времена был устроен просторный круглый бассейн. При появлении поэта голова и плечи существа, стоящего около каменного борта бассейна — Ашблесс не усомнился в том, что именно его он видел около ворот замка, а потом плывущим в канале, — с плеском метнулась в глубину: это был Кардиган Пич, отец Бэзила. Поэт и глазом не успел моргнуть, как вода уже успокоилась.

Удивленно сощурившись при виде приближающегося пришельца, без тени улыбки на лице, Бэзил поднялся и протянул ему руку.

Глава 16

На следующее утро после ночного визита отца Джим проснулся от шума бури за окном, от далеких раскатов грома, разносящихся на многие мили над крышами пригородов. Ветер налетал порывами: то слабел, то принимался хлестать дождем в стекло с новой силой — случайные капли залетали в комнату и попадали Джиму на одеяло. Джим читал «Приключения Гекльберри Финна», первые главы — по его мнению, отличное чтиво для дождливой погоды. Прежде чем книга наскучит, он сможет пронежиться еще два, а если повезет, то и три часа.

Прислушиваясь к бурливому потоку в водостоке, изливающемуся на лужайку перед домом и растекающемуся лужами в траве, Джим почти ощущал вкус дождя на языке. Он намеревался заняться обустройством аквариума — лучше дня для такой цели не придумаешь, — отправиться в ближайший магазин, торгующий тропическими рыбками, и приобрести там на карманные деньги парочку буйвологоловых цихлид (съездить туда на велосипеде, если дождь перестанет, или попросить отца или дядю подкинуть его). Однако сейчас ему ничего не хотелось — только смотреть в окно, время от времени опуская взгляд в книгу, освежая в памяти отрывки повести, смакуя картинки и звучание слов, которым перестук дождевых капель служил самым лучшим звуковым сопровождением.

Внезапно он вылез из кровати и подошел к старому комоду. На нем лежали несколько бутылочных крышечек. Джим выложил из них правильный шестиугольник, потом круг, потом, отчего-то чувствуя недовольство, все перемешал. Но и этого ему показалось мало. Он менял местами крышечки до тех пор, пока они не расположились в последовательности уже совершенно случайной: только разные цвета рядом, края не слишком далеко и не слишком близко друг от друга — эдакий небольшой цирк бутылочных крышечек. Выбрав потом «Нехи Орандж», он засунул ее в карман, на счастье, как говорил отец. Вот теперь все встало на свои места. Пустота среди оставшихся крышечек будет напоминать ему о той, которая лежит теперь в кармане, и о ночном визите отца.

Джим снова прилег, но зерно беспокойства уже было заронено — ему хотелось что-то делать, спешить куда-то.

Сегодняшний день был как раз в духе Гила Пича — день для того, чтобы всласть покопаться в гараже, день для претворения в жизнь самых бессмысленных проектов. Джим попытался представить себе, где и в обществе каких странных людей может сейчас находиться его друг. Принявшись думать о Гиле, он вспомнил кое о чем другом, связанном с ним, и вскоре уже знал, что ему предстоит сделать. Пока все в поисках приключений носились по канализации, он сидел дома с книгами. Настало время действовать и ему. Через десять минут он уже выскользнул из дома — никто его не видел. Мимоходом он услышал, как отец что-то передвигает в холле, а дядя Эдвард разговаривает по телефону — с профессором Лазарелом, наверное.