Солдатский долг, стр. 33

Тесная связь установилась у нас с соседом слева – 61-й армией. До меня дошли любопытные сведения относительно «дебюта» Ф.И. Кузнецова, о чем я уже рассказывал, после того, как он побывал у нас и был направлен Г.К. Жуковым в 61-ю армию. Ему так же, как и в 16-й, не понравились мероприятия, проводимые командармом М.М. Поповым. О своих претензиях он доложил по телеграфу комфронтом. Тот незамедлительно отреагировал на его доклад, приказав ему вступить в командование 61-й армией. Ф.И. Кузнецов, пытаясь избежать столь неожиданного назначения, доказывал, что М.М. Попов в состоянии выправить положение после полученных указаний, но его доводы не помогли ему избавиться от более ответственной самостоятельной должности. И пришлось ему вступать в командование 61-й армией. Но не повезло, оказывается Кузнецову и здесь, так же как не везло в Прибалтике и Крыму. Не прошло и недели, как противник перешел в наступление и продвинулся на одном из участков 61-й армии до 30 км. М.М. Попов опять вступил в командование армией, а Ф.И. Кузнецов вообще выбыл из состава Западного фронта.

В мае 1942 года, подлечившись в госпитале после тяжелого ранения, третьего за время службы в Красной Армии, я возвратился к себе в 16-ю, штаб которой к моему прибытию перебрался на новое место, оборудовав КП в лесу. В мое отсутствие армия отбросила противника за реку Жиздра, и бои на участке нашей армии временно прекратились.

Приехав, я сразу окунулся в боевую обстановку. Она выдалась довольно горячей: по директиве фронта нашей армии совместно с 61-й на смежных флангах предстояло провести наступательную операцию,

Подготовившись к операции, мы с генералом В.И. Казаковым выехали к соседям для отработки взаимодействия. Еле разыскали командарма, забравшегося в глухую деревушку, куда мы попали пешком (проезжей дороги не было). М.М. Попов встретил нас тепло. Он оказался весьма приятным собеседником и здравомыслящим военным руководителем, произвел на меня очень хорошее впечатление. Обговорили деловые вопросы, вспомнили «набег» Ф.И. Кузнецова, а также фиаско, которое тот потерпел. Нет, не злорадствуя, а просто удивляясь его поведению. Распрощавшись пообещав поддерживать тесную связь, мы добрались до дрезины и вернулись к себе. В соединениях 61-й армии так же, как и у нас, не хватало личного состава. Здесь тоже готовясь к предстоящим боям, подобрали, как говорить все, что было можно, – выписали из госпиталей и поставили в строй излечившихся раненых, «подчистили» армейские тылы, в частях и соединениях выискивали собственны резервы. Но это – капля в море… Вместе с тем надоедливая мысль, что, расходуя так нецелесообразно наши силы и средства, мы можем оказаться к летней кампании неспособными для действий крупного масштаба, неотступно преследовала меня…

А ведь в свое время, проходя военную подготовку, высший командный состав изучал, что всякая военная операция должна основываться на всестороннем и тщательном подсчете сил, средств и возможностей, как своих, так и противника. Это же аксиома. Почему тогда такое правило не соблюдалось теми, от кого зависели замыслы оперативно-стратегических операций: Ставкой Генеральным штабом, а отчасти и командованием фронтов? Об этом нужно говорить, потому что это необходимо для воспитания будущих полководцев и начальников крупных штабов.

На войска 16-й и 61-й армий директивой фронта возлагалась задача разгромить болховско-брянскую группировку противника. Задача, явно не соответствующая силам и средствам, имевшимся в нашем распоряжении. Занимая широкий фронт обороны, мы не могли оголять его. Вместе с тем только созданием мощной группировки можно было рассчитывать на прорыв вражеской обороны и развитие успеха в глубину и на флангах прорыва.

Откровенно говоря, такие операции, можно сказать, местного значения, проводившиеся оторванно от общих на отдельных армейских участках, никогда себя не оправдывали и влекли за собой значительные потери.

Плохо было еще и то, что командование фронта почему то не всегда считало обязанностью посвящать командующего армией в свои замыслы, то есть не ставило в известность о том, какая роль отводится армии в данной операции во фронтовом масштабе. В данном случае это было так. После согласования с командармом 61 дня и часа наступления участвовавшие в нем войска нашей армии к установленному времени, ночью, скрытно заняли исходное положение.

Сухиничи

В середине января по решению Ставки Верховного Главнокомандования на разных участках советско-германского фронта было предпринято новое наступление. Войска Западного фронта тоже продолжали наступательные действия. И мы в них участвовали, но теперь уже не на правом, а на левом крыле фронта. 10-я армия, которой командовал генерал Ф.И. Голиков, переживала тяжелые дни. Немцы не только остановили ее, но, подбросив силы на жиздринском направлении, овладели Сухиничами – крупным железнодорожным узлом. Пути подвоза войскам левого крыла фронта, выдвинувшегося далеко вперед, в район Кирова, были перерезаны.

Управление и штаб 16-й армии получили приказ перейти в район Сухиничей, принять в подчинение действующие там соединения и восстановить положение.

Передав свой участок и войска соседям, мы двинулись походным порядком к новому месту. М.С. Малинин повел нашу штабную колонну в Калугу, а мы с А.А. Лобачевым заехали на командный пункт фронта.

Здесь нас принял начальник штаба В.Д. Соколовский, а затем и сам командующий.

Г. К. Жуков ознакомил с обстановкой, сложившейся на левом крыле. Он предупредил, что рассчитывать нам на дополнительные силы, кроме тех, что примем на месте, не придется.

– Надеюсь, – сказал командующий, – что вы и этими силами сумеете разделаться с противником и вскоре донесете мне об освобождении Сухиничей.

Что ж, я принял эти слова Георгия Константиновича как похвалу в наш адрес…

От Ф.И. Голикова 16-й армии передавались 322, 323, 324 и 328-я стрелковые дивизии и одна танковая бригада вместе с участком фронта протяженностью 60 километров. Из наших старых соединений, с которыми мы сроднились в боях под Москвой, получили только 11-ю гвардейскую (может быть, читатель помнит ту дивизию московских ополченцев, с которой мы встретились, выходя из-под Вязьмы четыре месяца назад, и встали на позициях под Волоколамском; теперь это были гвардейцы, закаленные в огне сражения за Москву).

Соседом слева у нас оказалась 61-я армия, переданная к тому времени Западному фронту; ею командовал генерал М.М. Попов. А в командование 10-й армией вступил генерал В.С. Попов.

Таким образом, мы оказались между двумя Поповыми. В старину сказали бы: счастливое предзнаменование!

Путь наш лежал через Москву. Наступил вечер, когда мы подъехали к ней. На окраинах уже разобрали баррикады, но противотанковые сооружения еще оставались. Москвичи честно выполнили свой долг перед Родиной, поднявшись на защиту родной столицы с оружием в руках. Они самоотверженно трудились и в самом городе, обеспечивая войска, сражавшиеся под Москвой, всем необходимым. Теперь все заводы, фабрики, мастерские работали уже на полную мощность.

Город был затемнен. По улицам мчались с притушенными фарами машины, преимущественно военные. Они направлялись в сторону фронта. Везде строгая маскировка, тишина и порядок. Война и недавняя близость врага, конечно, наложили на город свой отпечаток. Но сердце подсказывало, что там, в этих домах, за этими затемненными окнами, люди уже живут по-другому. Это чувство было несказанно радостным.

Каждый из нас гордился тем, что и он принимал участие в великой битве.

Не могли мы не воспользоваться случаем, чтобы не заночевать в Москве. Лобачев предложил, я поддержал. Кстати, городской милицией руководил мой сослуживец по Забайкалью В.Н. Романченко. К нему мы и заехали. Между прочим, от него узнали, что был момент в октябре, когда Москва пережила несколько довольно тревожных дней. Нашлись люди – их было немного, – которые поддались панике. Городской комитет партии и административные органы, опираясь на массы трудящихся столицы, приняли меры и быстро ликвидировали эти настроения.