Флибустьерское море, стр. 54

– Ему уже ничем не поможешь, – сказал врач герцогу. – Он гибнет.

Верность дружбе – безусловная добродетель. Следует воздать должное Кристоферу Альбемарлю: он окружил заботой своего сильно поблекшего соратника по застольям, хотя ничем не был обязан ему; герцог просто сохранил восхищение перед его прошлыми ратными и морскими подвигами. Нельзя ли сделать не таким горьким конец этого безнадежно больного вояки, поднять как-то его пошатнувшийся престиж, реабилитировать его? Герцог пишет в Лондон прошение о восстановлении Моргана членом Совета острова.

Лондон отвечает не сразу. Лишь 27 апреля 1688 года оттуда отправляют пакет с согласием. Судно вынуждено задержаться в пути из-за сильных штормов, и в Порт-Ройял весть прибывает только в июле. У Моргана едва хватает сил доехать до здания Совета выслушать решение и едва слышным, прерывающимся голосом ответить на поздравления. «Боюсь, – сообщил герцог министру колоний, – что жить ему осталось недолго».

Больше Морган уже не поднимался. Откинувшись на подушки, он непослушной рукой написал завещание, самый интересный пункт которого звучал следующим образом: «Оставляю все свое недвижимое имущество своей дражайшей супруге, а все наличные сбережения – второму сыну моего двоюродного брата Чарлзу Биндлоссу при условии, что он добавит к своей фамилии фамилию Морган».

В судовом журнале королевского фрегата «Ассистанс» рукой его командира, капитана первого ранга Райта, сделана следующая запись, датированная 25 августа: «Сегодня около одиннадцати часов утра скончался сэр «Генри Морган». А 26 августа добавлено: «Тело сэра Генри Моргана доставлено в губернаторский дворец в Порт-Ройяле, затем в церковь и после заупокойной службы погребено на кладбище Палисейд. Орудия всех фортов произвели равное число залпов. Мы и королевский фрегат «Дрейк» сделали по двадцать два пушечных выстрела, затем салют отдали все купеческие суда».

Почести по приказу герцога Кристофера Альбемарля были отданы сообразно с адмиральским званием. Черный дым от орудийного пороха заволок весь рейд и прибрежную полосу. Когда отговорили пушки, наступила полная тишина.

Не совсем. Не прошло и четырех лет после пышных похорон, как земля Ямайки, словно салютуя, загрохотала, задвигалась, а затем разверзлась, поглотив все живое. Гигантская волна обрушилась на город, и Порт-Ройял навсегда исчез в пучине.

Новый город Кингстон был выстроен поодаль, на другом конце бухты. Что касается полуострова Палисейд, то он превратился в остров. Старинное кладбище исчезло. Какой стихии принадлежат останки адмирала – суше или морю? Обе вправе заявлять на него права. Во всяком случае, этот бурный эпилог, эта планетарная катастрофа лучше подходят Генри Моргану, чем любая могила.

ГРОЗА ДВУХ ОКЕАНОВ

ХУДОЖЕСТВА ГРАМОНА

В 1543 году три сотни французских и английских пиратов впервые ограбили Картахену, а в 1853 году умер последний флибустьер, француз Жан Лафит, прославившийся своими «подвигами» в Мексиканском заливе. Таким образом, эпопея флибустьеров продолжалась в общей сложности три столетия. Но два ее «пика», связанные с расцветом пиратских гнезд на Тортуге и Ямайке, занимают по времени каких-нибудь семьдесят пять лет, не больше.

Только что мы видели, как знаменитейший английский пират Генри Морган, получив официальные почести и регалии, перешел в лагерь законности и порядка и начал самыми суровыми мерами выживать своих бывших соратников с Ямайки. То же касается и Тортуги, где французские губернаторы, выполняя волю «короля-солнца» Людовика XIV, стали подвергать гонениям «береговых братьев». Процесс этот был долгий и трудный. Угасание флибустьерства на Тортуге и Санто-Доминго напоминало тушение большого пожара. Пламя сникало, порой исчезало совсем, оставались лишь раскаленные угли; казалось, все уже прогорело. Но вот проносился ветер, и пламя вновь с треском вспыхивало над пепелищем пуще прежнего, освещая все вокруг алым заревом.

Человек, с именем которого связан последний взлет французского флибустьерства «классического» периода, никогда не располагал столь обширными средствами, как Морган, никогда не обладал его могуществом, а его карьера предводителя «береговых братьев» была гораздо короче. Зато он и не отрекался от своих товарищей и никогда не был их гонителем. Почему-то его походы известны гораздо меньше деяний кровожадного Олоне. Речь идет о Грамоне. Но прежде чем обратиться к этому незаурядному капитану, надлежит обрисовать исторический фон, на котором он появился. И тут не обойтись без другой фигуры.

Один из редких, а возможно, и единственный французский памятник эпопее флибустьерства находится в соборе св. Северина в Париже. Слева от входа, над чашей со святой водой, к стене храма привинчена простая мраморная доска со следующей надписью:

«В последний день января года MDCLXXVI [23] в приходе св. Северина на улице Каменщиков Сорбонны скончался Бертран д'Ожерон, владелец имения Буэр, что в Жаллэ, который с MDCLXIV по MDCLXXV [24] закладывал гражданские и религиозные основы жизни флибустьеров и буканьеров на островах Тортуга и Санто-Доминго. Тем самым неисповедимыми путями Провидения он подготовил рождение будущей Республики Гаити».

Мемориальная доска была установлена в октябре 1864 года стараниями главного архивариуса Военно-морского министерства г-на Марги.

Быть может, читатель не забыл, что одной из первых административных мер, предпринятых д'Ожероном на губернаторском посту, была доставка из Франции спутниц жизни для флибустьеров. Операция завершилась столь блистательным финансовым итогом, что в дальнейшем Вест-Индская компания сама занялась снабжением мужского населения Тортуги дражайшими половинами. Ни д'Ожерон, ни прочие акционеры компании не отказывались от полагавшейся им доли флибустьерской добычи. Но в отличие от сиятельных компаньонов, смотревших на Тортугу лишь как на живительный источник денег, о происхождении коих они не желали знать (деньги ведь не пахнут!), Бертран д'Ожерон употреблял добытый капитал на благо колонии.

Бескорыстие этого человека выглядит в высшей степени странно на фоне безудержной алчности героев флибустьерских авантюр. Много лет подряд д'Ожерон тратил не только губернаторские «отчисления», но даже свое жалованье на то, чтобы привезти, расселить и устроить на Тортуге фермеров, ремесленников и прочих полезных людей. Он давал им деньги на открытие предприятий, ссужал кредитами самые смелые коммерческие начинания и спасал их в последнюю минуту от банкротства.

Искатель приключений, в пятнадцать лет отправившийся за море, бывший буканьер, бывший флибустьер, плантатор и купец, сведущий в торговых делах, он был идеальной фигурой компетентного руководителя пиратского гнезда. Более того, именно на этом посту он проявил качества, которые не сумел раскрыть, а может, и не подозревал за собой в предыдущей деятельности.

Одной из его главных забот был демографический рост тропической провинции. В 1667 году он обеспечил безопасность первых французских поселений на Эспаньоле, изгнав испанцев из городка Сантьяго-де-лос-Кабальерос в центре острова. Эти селения – Кю-де-Сак, Пор-де-Пэ, Кап-Франсэ, Леоган и Пор-Марго – стали быстро расти. В их гаванях флибустьеры прятали свои суда, а вокруг мирные обыватели разбивали плантации, где сажали сахарный тростник, хлопок, имбирь и табак, называвшийся там петун. Тортуга же с ее Скальным фортом, гарнизоном, экспедиционным корпусом и хорошо вооруженными кораблями стала форпостом – своего рода Мальтой Флибустьерского моря.