Флибустьерское море, стр. 44

Ответ испанцев:

– Вы не пройдете!

Пираты, похоже, не торопились. Минуло еще несколько дней напряженного затишья. Затем дон Алонсо понял по недвусмысленным признакам, что Морган решил штурмовать крепость. Затишье кончилось.

Флибустьеры, зная о своем превосходстве в силах, даже не считали нужным скрывать намерений. Целый день их шлюпки высаживали на берег людей, направлявшихся затем к лесу. Все ясно: Морган хотел напасть на форт с тыла, где он был менее укреплен, повторив уловку, примененную при взятии Пуэрто-Бельо.

– Даже если форт падет, – решил дон Алонсо, – проклятый Морган даст мне случай погибнуть в бою. Но он дорого заплатит за мою жизнь.

Так хотя бы он смоет с себя позор за проигранную морскую баталию. Да и, собственно говоря, стоит ли заранее настраиваться на поражение? Ничего не предрешено. Умело расставленные орудия способны учинить пиратам кровавую бойню. И дон Алонсо приказал перенести орудия, нацеленные на выход из лагуны, в другую сторону. Теперь их жерла глядели на лес.

Добыча в конечном счете оказалась огромной. Выкуп, драгоценности и рабы были оценены в двести пятьдесят тысяч реалов. Теперь надо было благополучно добраться со всем этим до Ямайки.

День 30 мая 1668 года выдался особенно хорошим, дождь не шел. К полуночи на небе показалась луна. Ветер тянул к выходу из лагуны, как в день морского сражения. Все корабли держались наготове, чтобы по сигналу адмирала выбрать якоря и ставить паруса.

Экипажи и бойцы были в полном сборе на судах. Ни единого флибустьера не осталось в лесу, откуда, по мнению дона Алонсо, ожидался штурм. Высадка на берег и уход в лес на виду у испанцев были тактической уловкой. Пираты не таясь садились в лодки, которые отвозили их к берегу. Но позже, под покровом темноты, они вновь, лежа в лодках, незаметно возвращались на свои суда. Комедия продолжалась целый день.

Луна повисла над горами, якоря были выбраны, паруса распущены. Морган предполагал, что дон Алонсо успеет повернуть часть орудий к лагуне, но все ли? На всякий случай были приняты меры предосторожности. Когда флотилия заскользила по лунной дорожке к выходу в море, в трюмы спустились команды плотников. Были заготовлены доски, смола и прочий инвентарь для заделывания пробоин от ядер дона Алонсо.

Пока до них доносился лишь плеск воды о борт. Этот звук успокаивал сердца, наполняя их надеждой. В любой момент мог раздаться гром пушек и тупые удары ядер о корпус. Сквозь пробоины в трюмы хлынет вода. Сумеют ли они сдержать ее неукротимый поток?

Текли минуты; плотники и их помощники вопрошающе переглядывались в тусклом свете фонарей. Ничего. Журчание воды за бортом становилось все стремительнее, а вскоре о судно заплескались настоящие волны. Похоже по всему, горловина была пройдена и флотилия вышла в залив, за которым расстилалось открытое море. И тут они услыхали над головой веселые голоса приятелей, окликавших их с палубы.

ДОСТОСЛАВНЫЙ ПАНАМСКИЙ ПОХОД

29 сентября 1513 года невысокого роста коренастый человек с остроконечной бородкой, в шлеме и полукирасе, со шпагой в руке вошел с берега в море в точке, лежащей на 9°5' северной широты и 79° 35' западной долготы. На берегу за его действиями внимательно следили двадцать семь человек, облаченных в такие же доспехи, вооруженных пиками и арбалетами, в окружении дюжины крупных собак.

Командир сделал несколько шагов и, зайдя по пояс в море, прокричал фразу, потонувшую в приветственных криках его спутников. Васко Нуньес де Бальбоа, губернатор испанской колонии Дарьен, провозгласил Тихий океан владением короля Испании. Раскинувшийся между континентами океан в те времена именовался Южным морем.

Бальбоа и двадцать семь его спутников были остатками отряда в сто девяносто человек, вышедшего двумя неделями раньше с Атлантического побережья в поход через узкий перешеек, соединяющий две части Американского континента.

Короткое время спустя после описанной церемонии Бальбоа был обезглавлен в результате навета, подстроенного его верным помощником Пердрариасом. Шестью годами позже, 15 августа 1519 года, в праздник Успения Богородицы, сам Пердрариас стоял на коленях в месте, куда дошел Бальбоа. Тот день считается официальной датой основания Панамы, первого города, построенного белыми пришельцами на Американском континенте.

К 1669 году все путешественники, побывавшие в Панаме, описывали ее как Голконду, место сказочных наслаждений. Действительно, город насчитывал тогда десять тысяч жителей и славился своим богатством. Корабли любого тоннажа входили в его порт и отплывали из него. Деревянные, искусно покрашенные дома окаймляли широкую бухту. Но в городе было немало и каменных строений – церкви и монастыри, а также так называемые королевские здания, расположенные на вдающемся в море полуострове, отделенном от континента широким и глубоким рвом. Там, в частности, располагалась казначейская палата, куда свозили добытое в Перу золото. Среди обитателей Панамы многие успели нажить крупные состояния. Дома богатых купцов, военных и гражданских служащих высокого ранга блистали великолепием, их жены щеголяли друг перед другом сказочными драгоценностями.

Защищал город, а вернее, полуостров с «королевскими» зданиями один-единственный форт. В 1573 году отряд из восемнадцати белых и тридцати негров под командованием знаменитого пирата Френсиса Дрейка напал в каких-то двух лье от пригородов Панамы на караван мулов, регулярно перевозивший золотые слитки через перешеек в Пуэрто-Бельо. Но на сам город они не осмелились напасть.

Панама стала очередной целью, куда замыслил отправиться адмирал Морган.

– Ваш прожект мне нравится, – мялся губернатор Томас Модифорд, – но мне было бы желательно получить известие о провокации с испанской стороны. Панама – слишком большой кусок, чтобы Лондон проглотил его просто так.

– Лондон проглотит любой кусок, если приправить его соусом из золотых дукатов, – отвечал адмирал.

В конце 1669 года Морган обладал значительным влиянием и мог позволить себе вольно беседовать с любым лицом, в том числе и с губернатором. Он только что купил на Ямайке огромное поместье Терра-де-Данке, впоследствии нареченное Долиной Моргана. Добыча от маракайбской операции была немалой, хотя и уступала той, что досталась ему после похода в Пуэрто-Бельо. Обогатились и сэр Томас, и влиятельные придворные, и лондонские банкиры, положившие в свои подвалы кругленькие суммы. Модифорд вновь – в который уже раз – терзался между страстью к дукатам и страхом потерять насиженное место.

– Потребуется тщательная подготовка, – предупредил он Моргана.

– Я сделаю все необходимое, у меня есть в Панаме надежные люди. Но мне потребуется тысяча хорошо вооруженных бойцов. И толковые командиры, ибо придется вести подлинные баталии. Я наметил употребить в деле нескольких плантаторов, служивших в Европе офицерами. Постараюсь не пренебречь никакой малостью и, как только буду готов, выступлю незамедлительно.

Морган намеренно не упомянул об одной детали, побуждавшей его к действию, – о вызове, брошенном им из Пуэрто-Бельо панамскому губернатору: «Через год я приду к вам за своим пистолетом». Меж тем прошло уже семнадцать месяцев. Конечно, блестящий успех заставил бы забыть об «опоздании», – но поход нельзя было откладывать.

Прошла зима, за ней весна 1670 года. Все это время Порт-Ройял не пребывал в дремоте. Деловая жизнь пиратской столицы катилась в темпе, заданном мощным импульсом маракайбской операции. Ямайка ввозила со всей Европы мануфактурные товары и строительные материалы, экспортируя сельскохозяйственную продукцию. Основанные флибустьерами мелкие и средние предприятия не испытывали особых трудностей. Среди толпившихся на рейде купеческих судов то и дело появлялся юркий парусник с торчащими орудиями, и в тот же вечер в тавернах и притонах Порт-Ройяла вспыхивало веселье. Оно, конечно, не шло в сравнение с вакханалией, следовавшей за возвращением крупной экспедиции, но деньги текли в Порт-Ройял постоянно.