Белогвардейщина, стр. 197

Лидеры большевиков, находившиеся в курсе всех хитростей дальневосточной политики Москвы — председатель правительства Красношеков, председатель совета министров Никифоров, — должны были ломать сопротивление товарищей по партии, не понимавших, зачем идти на уступки уже раздавленным политическим конкурентам, и еще и уговаривать этих конкурентов принять второстепенные портфели. В итоге меньшевикам достались посты министра промышленности, министра финансов и председателя правления Дальбанка, эсерам — министра юстиции, народным социалистам — министра просвещения. Тут действовал и другой принцип — противникам отдали все направления, пребывавшие в полном развале. Себе же оставили министерства иностранных дел, внутренних дел, земледелия, военное министерство, ГПО и Верховный суд.

Пока вершилась высокая политика, в Забайкалье продолжался террор, и казаки стали уходить в Китай, в Монголию. Процесс облегчался тем, что до революции граница здесь была открытой. Многие казаки за небольшую мзду китайским чиновником строили на маньчжурской территории заимки, где содержалось их главное богатство — стада, табуны, отары (это обходилось даже дешевле, чем в России, учитывая стоимость земли и налоги). Такие хозяева ушли первыми, еще зимой. Другие, у кого зимовья скота находились на русской стороне, начали миграцию в апреле, перед вскрытием рек, когда оставалось подождать всего немножко до появления подножных кормов. Шли со стадами в сотни и тысячи голов. Кому-то удавалось проскочить со всем хозяйством, кого-то перехватывали народармейские пикеты, открывая пулеметный огонь, — и тогда многочисленные туши перебитого скота устилали лед пограничных рек. Всего за границу откочевало около 15 % забайкальского казачества.

Потом красные произвели карательный налет на китайскую территорию. Два отряда под общим руководством партизанского комбрига Федорова перешли границу, напали на несколько эмигрантских поселков, образовавшихся там, и ограбили их. Угнали скот, перерыли имущество, разыскивая деньги и золото (некоторые казаки успели перед уходом за рубеж распродать дома и хозяйства, а в ДВР было золотое обращение). Два десятка богатых казаков арестовали. Затем, по-видимому, сообразив, что арест в соседнем государстве чреват лишними проблемами, один отряд своих пленных отпустил, другой — перебил. По поводу набега эсеровская фракция Народного Собрания ДВР делала запрос правительству — разумеется, оставшийся без последствий.

Весной 1921 г. коммунистическому руководству казалось, что после разгрома Семенова у ДВР не осталось серьезных противников. Однако это оказалось не так. Глядя на события в Забайкалье, стали задумываться владивостокцы — нужна ли им такая «демократия»? Они и раньше-то относились к ДВР настороженно. И когда Учредительное Собрание провозглашало власть новой республики до Тихого океана, Приморье признавать над собой эту власть было абсолютно не склонно. А физически подавить там инакомыслящих большевики не могли — в Приморье оставались японцы. Они вели свою политику и к русским вопросам относились с позиций собственных интересов, но сильно обиделись, что их так нагло провели с Забайкальем.

12.05 завершилось формирование правительства ДВР, а сразу после этого, 26.05, в Приморье произошел очередной переворот (Владивосток побил в данном отношении все «рекорды» — в 1917–1922 гг. власть здесь менялась 14 раз, причем, называя эту цифру, современники оговаривались — "если не ошибаюсь"). Образовалось Временное Приамурское правительство, которое возглавили промышленники, братья Меркуловы. Новая власть тоже была коалиционной, но уже без большевиков. Отстранить их от участия в руководстве оказалось тем легче, что регионально-сепаратистское течение коммунистов, склонное к коалиции, было уже подавлено центром, а самая деятельная группа во главе с Никифоровым, заправлявшая во Владивостоке в 20-м, переместилась в Читу, в руководство ДВР.

Новое правительство понимало, что красные не оставят его в покое. Что рано или поздно с ними придется столкнуться в той или иной форме — РСФСР, ДВР или партизанских соединений. Нужно было удержать собственную территорию от вражеских поползновений. И к тому же правительство не теряло надежды распространить свое влияние на другие регионы Дальнего Востока и Сибири считалось, что в результате бесчинств они должны выступить против коммунистов. Требовалась крепкая и надежная армия, а своих, владивостокских частей и малочисленного уссурийского казачества для этого было явно недостаточно. Но армия имелась почти готовая — за границей, в Китае. И Меркуловы повели переговоры с белогвардейцами, оказавшимися в эмиграции. Ген. А. Н. Пепеляев их приглашение отверг, не желал сотрудничать с японцами. Зато предложение приняли каппелевцы. Из Харбина и других пунктов КВЖД, где они разместились в беженских условиях, их ядро выехало во Владивосток под руководством ген. Молчанова, командовавшего у Колчака знаменитой Ижевской дивизией и прошедшего с подчиненными весь путь от Урала до Читы и Харбина. На службу владивостокской власти каппелевцы поступили, сохранив свое прежнее название и восстановив, по возможности, прежние части.

Перебралась в Приморье и часть забайкальских казаков — в основном тех, кто ушел за границу налегке, бросив все имущество, и теперь не имел ни кола ни двора. Ехали с семьями, с женами и детьми, надеясь найти пристанище среди собратьев — уссурийских и амурских казаков. Общее командование казачьими формированиями принял ген. Глебов. Образовалась Белоповстанческая армия, во главе которой встал Михаил Константинович Дитерихс. В Приморье приехал и Семенов. Однако его репутация была сильно подмочена «атаманщиной», и большинство владивостокских деятелей не желали с ним связываться и не доверяли ему. Безрезультатно проторчав здесь три месяца, обивая пороги в попытках переговоров, он снова вынужден был эмигрировать.

105. Империя Унгерна

Отнюдь не все белогвардейцы, выброшенные войной за пределы России, удовлетворились бесправным существованием беженцев Например, Роман Унгерн фон Штернберг, вместо того чтобы искать милости у китайцев, решил создать в сердце Азии новую могучую империю, которая стала бы прибежищем и второй родиной его товарищей по несчастью или даже преемницей ценностей, уничтоженных в России. Идея была проста — если рухнула великая Белая, европейская империя, надо построить великую Желтую империю — азиатскую.

Вполне подходящей основой для такого государства Унгерну показалась Монголия. Она в 1911 г. при дипломатической и военной поддержке России получила независимость от Китая. Но после крушения ее северного покровителя китайцы снова начали прибирать ее к рукам. В 1918 г. они ввели в Ургу, монгольскую столицу (ныне Улан-Батор), первый батальон своих войск, а в ноябре 1919 г., при поражении Колчака, которого все же опасались как преемника прежней российской власти, "удовлетворили просьбу о добровольном присоединении к Поднебесной республике". Страна была оккупирована, ее армия распущена, противники китайского владычества арестованы, разогнаны или казнены.

В октябре 20 г., когда потерпела поражение армия Семенова, в Монголию отступил Унгерн со своей дивизией. Было в его «дивизии» 800 казаков и 6 пушек. С этими силами барон решил начать войну против Китая. Богдо-Гэгэну, главе ламаистской церкви в Монголии и до китайской оккупации ее светскому правителю, он направил письмо:

"Я, барон Унгерн фон Штернберг, родственник русского царя, ставлю целью, исходя из традиционной дружбы России и Монголии, оказать помощь Богдо-хану в освобождении Монголии от китайского ига и восстановлении прежней власти. Прошу согласия на вступление моих войск в Ургу…"

Насчет "родственника русского царя" Унгерн, конечно, приврал для важности — он лишь одно время служил в императорском конвое (хотя, кто его знает, относительно дальнего родства по немецким линиям?). Что за «войска», Богдо-Гэгэн не знал. Но звучало солидно, и он тайно переслал Унгерну свое согласие.