Взломщик, который изучал Спинозу, стр. 7

Абель так и держал, зажав между большим и указательным пальцами левой руки, металлический кружок диаметром семь восьмых дюйма, или чуть больше двух сантиметров, если вы предпочитаете метрическую систему. По форме и размерам это была пятицентовая монета, никель, те самые пять центов, которые мы якобы будем платить за дорогую сигару, когда достигнем желаемого оздоровления национальной экономики. Цветом кружок тоже походил на никель, хотя сомнительно, чтобы монета с таким чеканным, серебристым, как иней, изображением с такой зеркальной поверхностью когда-либо попала к вам в карман.

Словом, монета была похожа на никель, и не случайно, ибо это и был никель.

Единственное, чего на ней не было, – это привычного профиля Томаса Джефферсона и на другой стороне – его поместья Монтиселло. Сначала Абель рассмотрел ту сторону, где внутри венка помещалась крупная римская цифра "V" и под ней слово «центов». Над венком по краю монеты полукружьем шло наименование государства – «Соединенные Штаты Америки», а под венком таким же полукружием был выбит национальный девиз «Е Pluribus Unum» [2].

Из-под вздернутых бровей Абель кинул на меня быстрый взгляд и ловким движением пальцев перевернул монету. На другой стороне была изображена обращенная влево женская голова с короной и надписью: «Свобода». Мисс Либерти окружали тринадцать звезд, а внизу стоял год чеканки.

– Gross Gott [3]! – воскликнул Абель. Потом закрыв глаза, произнес длинную фразу то ли по-немецки, то ли на каком-то другом языке.

Каролин с нескрываемым любопытством смотрела на меня.

– Это хорошо или плохо? – спросила она.

Я сказал, что не знаю.

Глава 4

Абель долго и придирчиво рассматривал сквозь лупу обе стороны монеты. В конце концов он аккуратно завернул ее в папиросную бумагу, положил в коробочку, коробочку опустил в конверт и оставил его возле себя на столе. С усилием поднявшись с кресла, он отрезал себе кусок торта, который поверг бы в ужас диетолога, и снова наполнил кружку кофе mit schlag [4].

За столом он задумчиво жевал торт, потягивая кофе из-под толстого слоя сливок, потом отодвинул тарелку с недоеденным куском и остановил взгляд на мне.

– Ну и как? – спросил он, насупившись. – Она настоящая?

– Я только что выкрал ее. И не мое это дело – устанавливать подлинность. Конечно, я мог бы по пути заскочить к Уолтеру Брину или Дону Тексе – узнать мнение просвещенного нумизмата, но потом подумал, что поздновато.

Абель перевел взгляд на Каролин:

– А ты знаешь, что это за монета?

– Мне он никогда ничего не говорит.

– Это – никель с головой статуи Свободы – так ее называют, – сказал он и продолжал: – Пятицентовые никелевые монеты в Америке начали чеканить в 1866 году. На них был изображен щит. В 1883 году было принято решение перейти на другой рисунок – тот, что вы видите на этой монете, хотя в первой серии на обратной стороне не было слова «центов». Это порождало путаницу. Некоторые не знали, какова же нарицательная стоимость никеля. Этим ловко пользовались фальшивомонетчики. Они прокатывали обрез так, чтобы он напоминал гурт у золотых денег, покрывали поверхность позолотой и выдавали ее за золотую пятидолларовую монету.

Абель умолк, отхлебнул кофе, стер салфеткой белую полоску с верхней губы и снова заговорил:

– Выпуск этого пятицентовика тем не менее продолжался до 1912 года. В 1913-м он был заменен так называемым бизоньим никелем. Но и здесь Монетный двор столкнулся с проблемой. По первоначальному эскизу холм, на котором стоит бизон, выполнялся с чересчур высоким рельефом, и монеты плохо складывались в стопки. Потом этот недостаток устранили, но стал быстро стираться год чеканки. Никудышный был эскиз... Впрочем, я увлекся. Вам совсем не обязательно все это знать. Короче, последние никели с головой статуи Свободы чеканились в Филадельфии, Денвере и Сан-Франциско в 1912 году. – Абель опять умолк, сделал глубокий вдох. – На экземпляре, который вы мне любезно принесли, значится 1913 год.

– Наверное, это особый никель, – заметила Каролин.

– Да, можно сказать, особый. Известно, что существует пять экземпляров никеля с головой статуи Свободы выпуска 1913 года. Известно также, что все они изготовлены на государственном предприятии, хотя Монетный двор это отрицает. В общем, понятно, что произошло. Очевидно, к тому времени, когда было принято окончательное решение о переходе на бизоний никель, были изготовлены штампы для существующей монеты образца 1913 года. Для того, чтобы их опробовать, вероятно, и было отчеканено несколько монет. Либо какой-нибудь работник изготовил пробные образцы по собственной инициативе. Так или иначе, пять монет «уплыли» с предприятия.

Абель вздохнул, снял шлепанец с левой ноги и потер свод ступни.

– У меня избыточный вес. Говорят, это сказывается на сердце. На сердце я пока, слава Богу, не жалуюсь, но вот ногам тяжело. Вот они и дают о себе знать. Но не важно, лучше вернемся в тринадцатый год... В то время на Монетном дворе в Филадельфии служил некий джентльмен по имени Сэмюэль Браун. Вскоре он уволился и переехал в Северную Тонаванду, предместье Буффало. Там он поместил в газетах объявление, что купит пятицентовые никелевые монеты с изображением головы статуи Свободы чеканки 1913 года. Само собой, никто о таких никелях и слыхом не слыхивал. Немного погодя мистер Браун пускает слух, что ему удалось приобрести пять таких монет и что это – единственные экземпляры. Вы, конечно, догадываетесь, как он их заполучил?

– Унес с завода, – сказал я. – А объявление о покупке дал, чтобы правдоподобно объяснить, как они к нему попали.

Абель кивнул:

– И для того, чтобы придать им ценность в глазах публики. Тебе знакомо такое имя – Э. Г. Р. Грин? Полковник Эдгар Грин? Он сын Хетти Грин, знаменитой колдуньи с Уолл-стрит. Так вот, когда он вступил в права наследования, то пустился во все тяжкие, потакая своим капризам и прихотям. Одной из таких прихотей была нумизматика. Причем ему было мало одного экземпляра редкой монеты. Ему хотелось иметь их все. Поэтому он купил у Сэмюэля Брауна все пять никелей с головой статуи Свободы выпуска 1913 года.

Он хранил их всю жизнь и очень гордился ими. После смерти Грина его имущество было разделено и попало в разные руки. Монеты оказались у одного торговца, его звали Джонсон. Жил он на Среднем Западе, кажется, в Сент-Луисе или Канзас-Сити.

– Это уже не имеет значения, – вставил я.

– Может быть, и не имеет, – согласился Абель. – Как бы то ни было, мистер Джонсон распродал их поодиночке пяти разным коллекционерам. В это самое время другой коммерсант из Форт-Уэрт, Б. Макс Мель, сделал никели выпуска 1913 года самой знаменитой редкой монетой в стране. Как ему удалось это? Очень просто. Предложением купить ее. Он помещал где только можно объявления, предлагая пятьдесят долларов за экземпляр. В объявлении намекалось, что любой гражданин при удаче может обнаружить у себя в кармане среди горсти мелочи заветный пятицентовик. Делал он это для того, чтобы привлечь покупателей к каталогу раритетов, который он продавал. Не сомневаюсь, что он хорошо заработал на своем каталоге, но главное – определил судьбу никеля образца 1913 года. Ни одна американская монета не удостаивалась такой рекламы, как эта. Даже те, кто ничего не смыслил в нумизматике, знали, что никель с головой статуи Свободы чеканки 1913 года – ценная штука; это знал каждый ребенок.

Не знаю, как насчет каждого ребенка, но я действительно это знал: помню объявления, о которых говорил Абель, они еще появлялись во времена моего отрочества, и я был одним из тех наивных дурачков, кто выписал себе злосчастный каталог. Но никто из нас, мальчишек, не нашел у себя в кармане заветного никеля – просто потому, что его не могло там быть. Зато многие мои приятели начали собирать монеты, пополнив ряды фанатов-коллекционеров. Другие сделались ворами и стали искать богатство в чужих карманах.