Восемь миллионов способов умереть, стр. 47
— И вы просто отперли дверь и вошли?
Он покачал головой.
— Нет, она заперлась на цепочку. Я как только увидел это, сразу понял — что-то не так. Дверь приотворилась дюйма на два-три, дальше цепочка не пускала. Значит, что-то случилось, — повторил он. — Сорвал цепочку и вошел. Ну, а дальше вы знаете. Увидел то, что мне меньше всего хотелось бы увидеть.
— Но вы могли бы и уйти. Увидели, что дверь на цепочке, и спокойно отправились бы домой.
— Да, я тоже об этом подумал, — он не отрывал от меня глаз, и лицо его стало почти беззащитным. — Но знаете... Как только я увидел, что дверь на цепочке, сразу подумал: она покончила с собой! Не знаю, почему, но это было первое, что пришло в голову. Именно поэтому я и сорвал цепочку. Думал, может, она еще жива, может, удастся ее спасти!.. Но было слишком поздно.
Я подошел к двери, осмотрел замок и цепочку. Сама цепочка была цела, а гнездо выдрано и болталось на одном гвозде на дверной панели. Входя в квартиру, я этого не заметил.
— Так, значит, входя, вы сорвали гнездо?
— Да, я же сказал!
— Дверь не была закрыта на цепочку, когда вы вошли. Это потом вы ее заперли и сломали вот эту штуку, уже внутри.
— Но зачем мне было это делать?
— Да затем, чтобы дверь выглядела так, словно действительно была закрыта на цепочку.
— Но она и была закрыта! Куда это вы клоните, что-то не пойму, дружище?
— Просто хочу убедиться, что она действительно заперлась изнутри.
— Ну, а я что говорил?
— А квартиру вы проверили? Тут точно никого не было?
— Где здесь, по-вашему, можно спрятаться? Разве что в тостере.
Да, это было самоубийство в самом что ни на есть чистом виде. Вызывал сомнение лишь его слишком ранний визит в квартиру. Со времени ее смерти прошло уже часов двенадцать, а он до сих пор не сообщил в полицию.
Было над чем задуматься. Находились мы к северу от Шестидесятой, а это означало, что контролирует этот район полиция 20-го участка и на данную территорию юрисдикция Деркина не распространялась. Если это самоубийство, дело тут же закроют, если же судмедэкспертиза выявит иную причину смерти, тогда появление Чанса в квартире — а об этом, конечно же, узнают — может принести ему большие неприятности.
Я сказал:
— У нас есть несколько вариантов. Вы можете сказать, что безуспешно пытались дозвониться ей всю ночь и заволновались. Ключ у вас был. Связались со мной, и мы приехали сюда вместе. Вы отперли дверь, увидели ее и тут же позвонили в полицию.
— Правильно.
— Но все дело портит эта цепочка. Если вы ее не трогали, как же получилось, что она сорвана? И если сорвал ее кто-то другой, то кто это был и что здесь делал?
— Ну, а если, допустим, сказать, что это мы сорвали цепочку? Я покачал головой.
— Не получится. Допустим, они добудут четкие доказательства того, что ночью вы здесь все-таки побывали. Тогда меня уличат во лжи под присягой. Я могу, конечно, солгать, защищая вас и ваши интересы, но только не в таком деле. Только не тогда, когда речь идет о трупе в квартире. Нет, мне придется признаться, что цепочка уже была сорвана, когда мы пришли.
— Может, она уже несколько недель как сломана.
— Тоже не получится. Следы свежие. Вот видите этоместо, где гвоздь вырван из дерева? Вам ни в коем случае нельзя попадаться на лжи, допускать, чтобы в вашем изложении событий и фактов было хоть малейшее расхождение. А знаете, что, по-моему, вам следует сделать?
— Что?
— Сказать им правду. Да, вы пришли сюда, да, вышибли дверь, увидели, что она мертва, испугались и убежали. Поездили по городу, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. Хотели прежде, чем действовать дальше, посоветоваться со мной, но меня не застали. Звонили несколько раз и наконец дозвонились. И мы приехали сюда и вызвали полицию.
— Вы считаете, это самый лучший вариант?
— Думаю, да.
— И все из-за какой-то цепочки...
— Но в ней и заключается главная неувязка. Ладно, пусть бы ее даже не было, этой цепочки, все равно лучше сказать правду. Послушайте, Чанс, вы ведь ее не убивали. Она покончила с собой, так?
— Ну и что?
— А раз вы ее не убивали, то самое милое дело — это сказать правду. А вот если вы виноваты, тогда лучше вообще молчать. Позвонить адвокату и держать язык за зубами. А когда вины за тобой нет, лучше говорить правду. Куда как проще. К тому же это избавляет от возможности запутаться в показаниях. И вот что я еще вам скажу. Преступники — такой народ, лгут всю дорогу. Полицейские это знают прекрасно. И стоит им поймать человека хотя бы на одной мелкой лжи, как они вцепляются в него мертвой хваткой и не успокоятся, пока не раскрутят. Солгав, вы хотите избавить себя от беды. И иногда, как в данном случае, это может сработать. Потому как тут — чистой воды самоубийство. Так что, может, и сойдет с рук. Ну, а если не сойдет и вас прищучат, тогда наживете себе вдесятеро больше неприятностей.
Секунду он обдумывал услышанное, затем вздохнул:
— Но ведь они обязательно спросят, почему я сразу не позвонил.
— А правда, почему?
— Потому, что не знал, что делать, приятель. Что делать, куда податься.
— Ну, вот так им и скажите.
— Да, пожалуй.
— И куда же вы подались, выйдя отсюда?
— Это вчера? Ну, вы, в общем, правильно все обрисовали. Мотался на машине по городу, несколько раз объехал вокруг парка. Потом через мост Джорджа Вашингтона доехал до Пэлисейдс-парквея. Ну, как тогда, в воскресенье, — он покачал головой при этом воспоминании. — Потом вернулся назад, заехал к Мэри Лу. Дверь отпер своим ключом, никакой цепочки там не было. Она спала. Я прилег рядом, разбудил. Какое-то время побыли вместе, Потом поехал домой.
— К себе домой?
— Да, к себе домой. Но я не собираюсь рассказывать им о своем доме.
— В этом нет необходимости. Значит, вы вздремнули у Мэри Лу?
— Я никогда не сплю, если рядом находится кто-то. Просто не могу. Но и это им знать необязательно.
— Конечно.
— Потом был у себя. И снова поехал в город. Стал искать вас.
— А что вы делали дома?
— Немного поспал. Кажется, час или два. Я вообще мало сплю, так что мне хватило.
— Ясненько.
— Ну, а потом заехал за вами. Остальное вы знаете... — Он подошел к стене, снял с гвоздя маску с глубокими глазницами. И стал рассказывать мне о племени, которому она принадлежала, о его географическом расположении, о предназначении этой маски. Я слушал не слишком внимательно. — Ну, вот, теперь здесь мои отпечатки, — заметил он. — Впрочем, ничего страшного. Ведь вы можете подтвердить, что пока мы ждали полицию, я снимал ее со стены — представлял родословную. Да я и сам могу сказать правду. Не хочу, чтобы меня ловили на мелкой лжи. Маленькой черной лжи, — добавил он с усмешкой. — Может, вы сами позвоните в полицию?..
Глава 23
Впрочем, неприятностей оказалось намного меньше, чем я предполагал. Я не знал ни одного полицейского 20-го участка, но прошло все тем не менее гладко, как по маслу. Мы с Чансом ответили на все положенные вопросы, а затем проехали в участок на Восемьдесят вторую улицу — дать письменные показания. Результаты предварительной экспертизы на месте происшествия совпадали с тем, что мы сообщили. Полицейские не преминули заметить, что Чанс должен был позвонить сразу же, как только обнаружил мертвую девушку, но не стали слишком уж допытываться, почему и зачем он тянул время. Неожиданно наткнуться на труп — это всегда шок для кого угодно, даже для сутенера. Тем более что девица была его шлюхой, да и потом ведь здесь Нью-Йорк — город людей, привыкших ко всему и поэтому достаточно равнодушных. Еще слава Богу, что он вообще позвонил. Уж лучше поздно, чем никогда.
Когда мы прибыли в участок, я уже немного успокоился. А волновался я не зря: до меня вдруг дошло, на чем они могут нас зацепить. Ведь мое пальто преврати-, лось в настоящий арсенал — в кармане лежали револьвер и два ножа, которые я отобрал у того грабителя в Гарлеме. Носить при себе оружие без специального на него разрешения запрещалось законом. Причем относилось это не только к револьверу, но и к ножам. А уж что касается револьвера, то лишь Господу Богу было ведомо его происхождение. Но повода обыскивать нас у них не было, и, к счастью, все обошлось.