Прогулка среди могил, стр. 35

— Нет, занял сколько нужно у знакомого.

— Стало быть, вы хотите получить свои деньги? Знаете, я еле стою, за последнюю неделю налетал больше, чем этот, как его там, он тоже только что вернулся с Ближнего Востока. Чем государственный секретарь.

— Он сейчас выступал по телевизору.

— Мы с ним были в одних и тех же аэропортах, только не могу сказать, что наши пути пересекались. Интересно, что он делает с теми льготами авиакомпаний, которые полагаются ему как постоянному клиенту? Я уже заработал себе бесплатный полет не меньше чем до Луны. Хотите подъехать сейчас? Я совсем без сил и плохо соображаю, по какому времени живу, но заснуть все равно не смогу.

— Ну, я-то, наверное, смогу, — сказал я. — И, скорее всего, сейчас так и сделаю. Я не привык пахать всю ночь, как выражаются мои вчерашние сообщники. Им это ничего не стоит, но они помоложе меня.

— Да, годы дают себя знать. Раньше я никогда не чувствовал разницы часовых поясов и не верил, что ее можно почувствовать, а теперь, если кто-нибудь затеет кампанию против поясного времени, я сам готов выйти с плакатом. Пожалуй, все-таки попробую вздремнуть, может быть, приму какую-нибудь таблетку. Вы говорите, Сансет-парк? Я пытаюсь припомнить, нет ли у меня знакомых в этом районе.

— Не думаю, чтобы это был кто-нибудь из ваших знакомых.

— Ах, вот как?

— Они этим и раньше занимались, — сказал я. — Но исключительно как любители. Теперь я знаю про них кое-что, чего не знал неделю назад.

— Дело идет к концу, Мэтт?

— Не знаю, как насчет конца, — ответил я. — Но мы все-таки продвигаемся вперед.

Я позвонил вниз и сказал Джейкобу, что снимаю трубку с аппарата.

— Не хочу, чтобы меня беспокоили, — сказал я. — Всем, кто будет звонить, говорите, что меня можно будет застать после пяти.

Я поставил будильник на пять и лег. Закрыв глаза, я попытался представить себе план Бруклина, но заснул прежде, чем мне удалось отыскать на нем Сансет-парк.

В какой-то момент меня наполовину разбудил уличный шум, я сказал себе, что надо открыть глаза и посмотреть на часы, но вместо этого соскользнул в какое-то запутанное сновидение, где фигурировали часы, компьютеры и телефоны, — откуда все это взялось, сообразить было нетрудно. Как будто мы в номере отеля и кто-то ломится в дверь. Во сне я подошел к двери и открыл ее. Там никого не оказалось, но шум продолжался, и тут я проснулся. Кто-то барабанил в мою дверь.

Это был Джейкоб. Он сказал, что звонит мисс Марделл и говорит, что это срочно.

— Я знаю, вы собирались спать до пяти, — сказал он, — и так ей и сказал, но она велела разбудить вас, что бы вы там ни говорили. Похоже, дело и вправду важное.

Я положил трубку на аппарат, а он спустился вниз, чтобы меня соединить. Я в тревоге ждал звонка. В последний раз она звонила мне и сказала, что это срочно, когда объявился человек, который был твердо намерен убить нас обоих. Как только телефон зазвонил, я схватил трубку.

— Мэтт, мне очень не хотелось тебя будить, но это действительно не может ждать.

— В чем дело?

— Оказывается, в этом стоге сена все-таки была иголка. Я только что разговаривала с женщиной по имени Пэм. Сейчас она едет сюда.

— Ну и что?

— Она и есть та, кого мы ищем. Она имела дело с этими людьми и побывала у них в фургоне.

— И осталась в живых, чтобы рассказать об этом?

— С большим трудом. Один из полицейских, которым я рассказала эту историю про фильм, сразу позвонил ей, а она всю прошлую неделю собиралась с духом, чтобы позвонить мне. Я уже много чего от нее услышала и точно знаю, что упускать ее нельзя. Я сказала, что ей гарантирована тысяча долларов, если она придет и расскажет свою историю сама. Правильно я сделала?

— Конечно.

— Но у меня нет наличных. Все отдала тебе в субботу.

Я взглянул на часы. Если потороплюсь, успею забежать в банк.

— Деньги я добуду, — сказал я. — Еду к тебе.

13

— Заходи, — сказала Элейн. — Она уже здесь. Пэм, это мистер Скаддер, Мэттью Скаддер. Мэтт, познакомься с Пэм.

Она сидела на диване и встала, когда мы подошли, — стройная женщина примерно ста шестидесяти сантиметров ростом, с коротко стриженными темными волосами и ярко-синими глазами. На ней была темно-серая юбка и светло-голубой свитер из ангоры. Губы подкрашены, глаза подведены. Туфли на высоких каблуках. Я понял, что она специально выбирала, что надеть для этой встречи, и сейчас не уверена, что выбрала правильно.

Элейн, спокойная и уверенная в себе, в брюках и шелковой блузке, сказала:

— Садись, Мэтт. Возьми стул. — Сама она села рядом с Пэм на диван и продолжала: — Я только что сказала Пэм, что заманила ее сюда обманом. Познакомиться с Деборой Фингер ей не придется.

— Я спросила ее, кто будет эта кинозвезда, — пояснила Пэм, — и она сказала, что Дебора Фингер, а я думаю — ого, Дебора Фингер в сериале? Не ожидала, что она согласится сниматься на телевидении. — Она пожала плечами. — Только, похоже, никакого фильма не будет, так что какая разница, кто эта звезда?

— Но тысяча долларов — это реальность, — сказала Элейн.

— Вот это хорошо, — ответила Пэм, — они мне пригодятся. Но я пришла сюда не за деньгами.

— Я знаю, дорогая.

— Не только за деньгами.

Деньги были у меня с собой — тысяча для нее, тысяча двести, что я был должен Элейн, и немного на мелкие расходы — всего три тысячи, которые я взял из своего сейфа.

— Она говорит, что вы детектив, — сказала Пэм.

— Правильно.

— И что вы охотитесь за этими типами. Я много раз разговаривала с полицейскими, должно быть, с тремя или четырьмя...

— Когда?

— Сразу после того, как это случилось.

— И это было...

— А, вы же не знаете, я и не сообразила. В июле, в, июле прошлого года.

— И вы заявили об этом в полицию?

— Господи! — сказала она. — А что еще мне оставалось делать? Мне же пришлось лечь в больницу, верно? А врачи — они такие, ого-го, они начали допытываться, кто это с вами сделал, и что мне было отвечать — что я поскользнулась? Порезалась? Ну, а они, конечно, вызвали полицию, да они все равно бы ее вызвали, даже если бы я ничего не говорила.

Я раскрыл блокнот и сказал:

— Пэм, я, кажется, не знаю, как ваша фамилия.

— А я и не говорила, как моя фамилия. Вообще-то чего там? Кассиди моя фамилия.

— И сколько вам лет?

— Двадцать четыре.

— Значит, было двадцать три, когда это случилось?

— Нет, двадцать четыре. У меня день рождения в конце мая.

— И чем вы занимаетесь, Пэм?

— Секретарь-референт. Но сейчас без работы, вот почему я сказала, что эти деньги не помешают. Конечно, тысяча долларов никому не помешает, но особенно мне сейчас, когда я без работы.

— Где вы живете?

— На Двадцать Седьмой, между Третьей и Лексингтон-авеню.

— И вы жили там же, когда случилось это происшествие?

— Происшествие? — повторила она, как будто с сомнением. — А, да, я там живу уже года три. С тех пор, как приехала в Нью-Йорк.

— А откуда вы приехали?

— Из Кэнтона, штат Огайо. Если вы когда-нибудь о нем слыхали, то я знаю почему. Там у нас Зал славы профессионального футбола.

— Я как-то чуть туда не заехал, — сказал я. — Был по делам в Массиллоне.

— Массиллон? Господи, ну конечно, я часто там бывала. У меня там тысяча знакомых.

— Ну, скорее всего, я никого из них не знаю, — сказал я. — Какой номер вашего дома по Двадцать Седьмой, Пэм?

— Сто пятьдесят один.

— Хороший квартал, — сказала Элейн.

— Да, мне тоже нравится. Одно только плохо — глупость, конечно, но только у этой местности нет своего названия. Она к западу от Кипс-Бэй, она ниже Мэррей-Хилла, она выше Грамерси и, конечно, намного восточнее Челси. Сейчас ее стали называть Карри-Хилл — понимаете, это из-за индийских ресторанов.

— Вы не замужем, Пэм? Живете одна?

— Если не считать собаки. Собачка совсем маленькая, но не всякий станет ломиться в квартиру, если там есть собака, не важно, большая она или нет. Они боятся собак вообще.